Чаша и Крест - Вера Семенова

— Не в Ташир же в самом деле ехать, — пробормотал я, оправдываясь.

— Гвендор собирается строить новую Эмайну? — заинтересованно спросил Жозеф.

— По крайней мере, говорят, что в Вандере достаточно пустующих земель.

Мы помолчали, задумчиво глядя в небо и передавая по кругу кожаную флягу с остатками вина. От погружения в себя нас отвлекли только нестройные вопли, послышавшиеся с левого борта. По трапу достаточно неуверенной походкой, держа друг друга за плечи и подпираемые с обеих сторон Мэй и Тарьей, поднимались Жерар с Джулианом. Один держал в руке факел, другой — точно такую же кожаную флягу, как у нас. Они невпопад, но дружно голосили:

Что же тоска нам сердце гложет,

Что мы пытаем бытие?

Лучшая девушка дать не может

Больше того, что есть у нее.

Все мы знавали злое горе,

Бросили все заветный рай,

Все мы, товарищи, верим в море,

Можем отплыть в далекий Китай.

— А что такое Китай? — с любопытством спросил Дерек.

— Ты что, не знаешь? Это же песня из новой пьесы Люка. Китай — это такая вымышленная страна, где живет много одинаковых людей, ими правит большой дракон, а они все ему поклоняются, — пояснила Мэй…

— А, вот вы где сидите! — заорал Жерар, приветственно размахивая флягой. — Караулите Гвендора? Боитесь, что кто-нибудь из них опять сбежит?

— Ошибаешься, — спокойно сказал Бэрд. — Мы просто смотрим на фейерверк.

Глава совета старейшин Понтиус на небо взглянул только мельком и слегка поморщился, вспомнив, каких денег стоило это разноцветное великолепие. Но сейчас, с исчезновением круаханской эскадры, значительным ослаблением Эбры и капитуляцией Круахана, открывались настолько захватывающие дух торговые перспективы, что Понтиус быстро отвернулся от раскрытого окна, за которым грохотал фейерверк.

— Начнем наше совещание, сьеры, — сказал он, торжественно складывая руки на животе, — времени терять нельзя.

Он внимательно осмотрел сидящих на длинным столом старейшин.

— Я бы хотел видеть здесь мессира Гвендора. Мне думается, нам стоит обсудить с ним некоторые вещи. Не могли бы вы пригласить его сюда?

— Полагаю, — с легким поклоном сказал магистр Олли, тонко улыбаясь, — что в ближайшее время мессир Гвендор вряд ли сможет прийти. Он несколько… в общем, занят.

Герцог Мануэль не отрываясь следил за фейерверком со своего балкона, держа в руке высокий тонкий бокал золотистого цвета.

— Ах, — сказал он с глубоким вздохом, — как это зрелище прекрасно и недолговечно. Как твоя любовь.

Люк что-то неясно пробурчал из глубины комнаты, завязывая на талии пояс с длинными кистями.

— Ты действительно хочешь уехать с ними? — с тоской продолжал Мануэль, заламывая руки. Бокал выпал вниз на мраморные плиты и разбился, но герцог даже не обратил внимания.

— Мани, мы ведь уже все обсудили, — мягко, но с нарастающим раздражением сказал Люк. — Мне надо время от времени менять обстановку, чтобы сохранять вдохновение.

— И кому теперь ты будешь посвящать свои стихи? — в голосе герцога слышались слезы. — Этому мрачному изуродованному магистру? Или рыжей бестии Рандалин?

— Обоим, — весело ответил Люк, цепляя шпагу к поясу. Он выглянул с балкона вниз, в гавань, и отыскал глазами орденский флагман. На палубе ярко горели факелы и было видно, как несколько фигур кружатся в танце, взявшись за руки. Сидящие вокруг хлопали в ладоши, дружно раскачиваясь в такт музыке. — Может, когда-нибудь я и вернусь. Не грусти, Мани.

Мануэль снова прижал руки к груди, подняв глаза на фейерверк. В его отсветах было ясно видно, как через некоторое время к пляшущим на палубе присоединлась еще одна фигурка, и столпившиеся вокруг радостно вскинули руки в приветствии. Но все звуки, доносящиеся из гавани, перекрывал громкий треск золотых и серебряных нитей, сплетающихся в небе над Валленой.

— Знаешь, — его губы дрогнули в улыбке возле щеки Рандалин, и рука, лежащая на ее спине, чуть напряглась, — если бы мне сейчас сказали: ты должен будешь заново пережить Рудрайг, все войны и свои увечья, но зато в конце тебя ждет вот это… Я бы, наверное, согласился.

— Не смей так говорить. Никогда, — она спрятала лицо в изгибе между его плечом и шеей.

— Ты опять плачешь.

— Нет, — она замотала головой, щекоча его плечо локонами.

— Вьеви…

— Что?

— Ничего. Просто — Вьеви. Мне казалось, что я навсегда потерял право так тебя называть.

— Ты можешь называть меня, как тебе захочется.

— Правда? Например — несравненный свет моих очей. Или — солнце всей моей жизни.

— Слишком похоже на произведения Люка.

— В общем-то, он ведь мой друг. Я должен был взять от него все самое лучшее.

— А ты знаешь, что он собирается ехать с нами?

— Бедный Мануэль, — искренне сказал Гвендор.

Рандалин неожиданно приподнялась на локте.

— Если уж мы заговорили о Люке? Тебе не кажется, что под окном отчетливо слышен его голос?

Она спрыгнула с постели, и схватив первое попавшееся под руку — между прочим, это был белый магистерский плащ Гвендора, высунулась в окно, рискуя свалиться на головы сидящим внизу.

— Эй, господа! — чуть охрипшим, но от этого еще более прелестным голосом позвала она. — Не кажется ли вам, что пора перестать наблюдать за каждым шагом вашего несравненного Гвендора? Он теперь в надежных руках, и я сама постараюсь о нем позаботиться.

Тут она внезапно осеклась, с изумлением заметив среди сидящих на свернутых канатах Джулиана и Санцио.

— Не смею вас просить перестать следить за каждым шагом моей несравненной Рандалин, — Гвендор за ее спиной изящно поклонился, и несмотря на криво застегнутую рубашку и растрепанные волосы, он выглядел так, что невольно хотелось совершить ответный поклон. — Но если вы иногда будете давать нам редкую возможность побыть наедине, я буду искренне признателен.

— Ох, — произнесла Рандалин, потрясенно садясь на подоконник. — Теперь я действительно вижу, что два Ордена объединились.

— Точно! — воскликнул Жерар, вернувшись к старой привычке размахивать руками. — Именно что объединились, и в полном смысле этого слова. Мы, можно сказать, были свидетелями этого замечательного факта. Или скорее слушателями. К сожалению, — прибавил он после паузы.

— Ах ты…! — Рандалин размахнулась и запустила в него бокалом, который не глядя подхватила со столика рядом с окном. Жерар ловко наклонился, и бокал радостно разлетелся вдребезги о борт.

— Рэнди, — терпеливо сказал Гвендор, — на моем флагмане было всего два хрустальных бокала. Теперь остался один.