Звезда ведьмы - Джеймс Клеменс

Элена отпустила магию и слегка раскачивалась, обхватив себя руками.

– Снова… – бормотала она.

Они по-прежнему оставались заключенными в ледяной склеп, но теперь стены и купол поскрипывали, размораживаясь без магической подпитки.

– Что нам делать? – спросил вернувшийся Эр’рил, угрюмо поглядывая на то, как пробуждается костяная армия.

– Не знаю, – покачала головой ведьма.

Шоркан подошел ближе к Могвиду.

– Ты станешь первым из вашего сброда, кто испытает боль.

Оборотень пытался отползти, но его лапы запутались в плаще, а за одну зацепилась лямка от сумки.

Напрягаясь до предела, Могвид пытался заставить измученное тело принять человеческие очертания. Он боролся из последних сил, понимая, что единственная надежда на спасение кроется на кончике языка. Нужно сказать этому чудовищу, что они служат одному и тому же господину… Но усталая плоть отказывалась повиноваться.

Посох приблизился к нему.

Могвид слышал, как Фардейл кричит ему: «Сражайся, брат!»

Но ведь он никогда не был воином. Вместо этого Могвид прокручивал в уме различные способы убедить колдуна. Наконец его руки наполовину «очеловечились», и он сумел раскрыть сумку. Его неуклюжая рука, роясь в содержимом мешка, нащупала яйцо из эбенового камня, которое он получил когда-то от Темного Властелина. Оно предназначалось для Грэшима, ныне уже дважды убитого. Несомненно, в яйце таилась какая-то темная магия, которая могла помочь чародею высвободиться из плена. Могвид поднял находку, пытаясь вымолвить хоть пару слов.

Изуродованное лицо Шоркана перекосилось от ужаса.

Пересиливая непослушный язык, оборотень пробулькал:

– Это тебе!

И кинул яйцо колдуну.

И тут случилось нечто, чего Могвид никак не ожидал. Шоркан взвыл и отпрянул. Его посох окутался черным пламенем.

– Нет!

Однако предшествующие схватки ослабили темного мага. Он, в свой черед, споткнулся.

Яйцо упало у самых его ног. Прикоснувшись к носкам сапог Шоркана, оно разлетелось с громким хлопком, как будто под скорлупой прятался раскат грома. Поверхность серебряного озера треснула под ногами колдуна, словно тонкий лед. Во все стороны зазмеились трещины. Земля задрожала.

Могвид пополз назад, запоздало соображая – в яйце крылось не спасение, а смерть.

Из осколков поползли вверх клубы дыма. Там, где они соприкасались с телом Шоркана, и плоть, и одежда мага превращались в темный хрусталь. Колдун отступал, но его ноги уже окаменели. Потеряв равновесие, он с грохотом свалился, а дым продолжал его обволакивать.

Огонь в посохе из эбенового камня умер, когда пальцы, сжимавшие его, стали хрустальными. Из горла Шоркана вырвался яростный крик, перешедший в мелодичный звон. Но через пару мгновений и он смолк.

Наполовину человек, наполовину волк, Могвид поднялся на ноги. Перед ним на глади серебряного озера лежала статуя из черного хрусталя. Хотя он не мог читать мысли Фардейла, но все же ощущал его растерянность и удивление, а также безмолвный вопрос: «Что же ты наделал, брат?»

Могвид покачал головой. Ответа он не знал. Поглядывая на нависающие врата Вейра, он медленно отступал. Внутри назойливо жужжали тихие подозрения брата: «Спас ты нас или предал?»

Эр’рил поднял меч, когда поскрипывающая армия скелетов, освободившись из ледяного плена, грохоча костями, подступила к ним. Несмотря на возражения Элены, стандиец готовился к схватке. Он не позволит ей погибнуть.

Огромный костяной зверь, расталкивая своих собратьев, шагнул к ним. Вдвое превосходя ростом Эр’рила, он имел на каждой руке по серповидному когтю из сломанных костей и подбирался все ближе.

– Они не демоны, – Элена дернула Эр’рила за полу плаща. – Они всего лишь жертвы темного мага.

Стандиец не обратил внимания на ее слова. Он знал, что Шоркан, скорее всего, установил ловушку, чтобы подорвать самообладание Элены перед главным сражением. Но Эр’рил не мог позволить Шоркану победить. Он столько столетий нес чувство вины перед братом. Но ради Элены готов был вытерпеть гораздо больше. Воин шагнул вперед, чтобы встретить костяное чудовище.

– Нет… – простонала ведьма.

Будто услыхав ее, гоблин застыл. По всем его конечностям пробежала дрожь. А потом он развалился, словно карточный домик. Кости, грохоча, запрыгали по серебряному полу. Когти-серпы разбились на кусочки.

И вся окружившая их армия таяла на глазах, превращаясь в россыпь костей, посреди беспорядочного нагромождения которых стоял Эр’рил.

– Что происходит? – удивился Тол’чак.

– Заклинание, управлявшее ими… – поднялась Элена. – Оно… Оно рассеялось!

Стандиец посмотрел по сторонам. Не кроется ли здесь новая западня? И увидел брата.

У подножия врат виверна стоял на коленях Фардейл, а перед ним на глади серебряного озера неподвижно застыл темный маг.

– Что-то случилось, – заметил Магнам.

Прищурившись, Эр’рил поманил их за собой. Отряд зашагал, переступая через костяные завалы. Впереди шел стандиец с обнаженным мечом в руке; Элена, в глазах которой по-прежнему читался испуг, следовала за ним.

Когда они приблизились к вратам Вейра, участь Шоркана стала очевидной. Тело темного мага превратилось в чистейший черный хрусталь, черный, как смертный грех, и твердый, словно лед. Эр’рил чувствовал, как цепенеет его собственное тело, но заставлял ноги передвигаться. Он посмотрел в лицо врага, в лицо некогда любимого брата и в перекошенных чертах различил страдание. Воин равнин догадывался, что не только окаменение тому виной. Это страдала истинная душа прежнего Шоркана.

– Брат… – прошептал стандиец.

– Он превратился в хрусталь, – сказала Элена. – Как Де’нал.

– А оттаять он не способен? – недобро поинтересовался Магнам, покачивая в руке молот. – Как костяные твари?

– Нет, – решительно отозвался Эр’рил, содрогнувшись от одной лишь мысли об этом. «Этого я не допущу никогда!» Он повернулся к д’варфу: – Дай мне твое оружие.

Магнам замялся, но выполнил просьбу.

Воин равнин вознес молот над головой и сосредоточился на хрустальном изваянии Шоркана, вспоминая все страшные злодеяния, сотворенные именем его брата.

– Если ты, подобно Де’налу, – холодно проговорил он, – стал духом, облаченным в хрусталь, ты можешь меня услышать. Я не стану спорить – какая-то часть тебя прежде была моим братом. Но часть – не то же самое, что целое. Если Де’нал был солнцем и светом, то ты – мраком и порчей. И я давно поклялся, что увижу твою окончательную гибель, твой уход из этого мира…