Львы Сицилии. Закат империи - Стефания Аучи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как я уже говорил, все должны пойти на жертвы, включая вас, синьора. – Линч не повышает голоса, но его тон не допускает возражений.
Франка в недоумении: никто никогда с ней так не разговаривал, тем более чужой человек.
Иньяцио пожимает плечами. Вздыхает. Когда начинает говорить, в голосе – печаль. Как у человека, потерпевшего поражение.
– Что ж. Дома, драгоценности… Какая теперь разница? Король – голый! – Он снова встает, идет медленным шагом, останавливается около одной из колонн и проводит по ней рукой. В памяти мелькают образы, вызывающие мягкую улыбку. – Было время, когда я шел на все, чтобы защитить то, что мне принадлежит. Я боролся, терпел обиды и унижения. Но теперь бороться не за кого и не за что. Я ощущаю себя деревом без побегов, и очень скоро в такое дерево превратится наша страна. Эта война принесет одни только беды, и сейчас, и потом. И для чего, для кого мне жить? – Он поворачивается и смотрит на Франку с Линчем. – У меня нет больше ничего, что делало меня Флорио. – Загибает пальцы: – Я продал винодельню, первое предприятие моего деда Винченцо. Я пробовал построить судостроительную верфь, но все пошло прахом, и вместе с ней Итальянская судоходная компания «Генеральное пароходство», которую создал мой отец. Я развалил литейный завод «Оретеа». Я скормил этим акулам тоннары Эгадских островов, уверенный, что смогу вновь встать на ноги. Вместо помощи я получил только веревку на шею. Что мне остается? Банк Флорио превратился в контору для перекладывания бумаг, а эта гостиница из-за войны теперь опустеет… Еще немного, и я все потеряю, даже собственный дом. А значит, историю моей семьи. – Иньяцио останавливает взгляд на Франке: – И ты хочешь, чтобы я жалел о твоих украшениях? Нам остались только личное достоинство и немного гордости. Мы не можем потерять и их.
Франка резко вскакивает, хватает его за запястье, дергает руку.
– Ты не можешь так поступить! – Хватает и вторую его руку. – Подумай обо мне и наших девочках!
В этот момент, тут как тут, в стеклянных дверях террасы вырастает Иджеа. Пятнадцатилетняя девушка, стройная, с короткими волосами и утонченным лицом, похожим на лицо матери. Она входит на террасу, прикрываясь от солнца ладонью, и смотрит на родителей. Их ссоры ее не удивляют.
– Maman, мы с Маруццей хотели узнать, пойдем ли мы навестить княгиню Аму… Маруцца идет с нами или останется с бабушкой? Ты знаешь, она не очень хорошо себя чувствовала.
Руки Франки, бледные, напряженные, отпускают запястья Иньяцио.
– Мы пойдем к Таска ди Куто позже. Да, будет лучше, если Маруцца останется с бабушкой.
Иньяцио ждет, пока дочь уйдет, после чего проходит мимо Франки и встает перед Линчем.
– Делайте все необходимое, чтобы спасти то, что еще можно спасти, – говорит он ему тихим, спокойным тоном. – У вас будет все, что вам нужно в качестве залога для неоплаченных векселей.
Линч встает. Он на несколько лет старше Иньяцио, ростом почти с него, но более худощавый.
– Мне понадобится перечень всех ваших расходов, синьор Флорио. Каждого платежа, каждой покупки, каждого неоплаченного счета. Передайте мне счета и с этого момента, пожалуйста, не покупайте ничего, не посоветовавшись со мной. Могу я рассчитывать, что вы оповестите также вашего брата?
Иньяцио кивает головой в знак согласия. Он понимает, что Линч будет беспощаден с ним и с Винченцо.
– Я попробую. Через несколько дней я ухожу на фронт, вы знаете…
– Достойный поступок. Я буду держать вас в курсе и сражаться за то, чтобы Банк Италии и Стрингер передумали.
Линч прокашливается, подходит к Франке:
– Синьора… боюсь, это касается и вас. Вы предоставите мне полный список ваших расходов?
Франка кивает. Не сводит глаз с горы Пеллегрино, будто загляделась, а на самом деле она задыхается от дикой злости, смешанной с унижением. Ее расходы? Как же! В таком случае надо «предоставить» и расходы Веры в Риме, раз уж Иньяцио живет с ней. Франка почти уверена, что решение ее мужа пойти на войну зависело именно от этой женщины, которая, как ей сказали, добровольно записалась медицинской сестрой.
В очередной раз ее мнение не приняли во внимание, и она вынуждена страдать из-за чужих ошибок, не считая своих собственных. Но мои драгоценности, нет, думает она. Они их никогда не получат.
* * *
В комнате жарко, очень. Шторы из камчатной красной ткани пропускают свет красного заката, пробивающийся сквозь плотную завесу туч на горизонте. Сидя в кресле и подперев голову рукой, Маруцца перелистывает страницы романа «Быть может – да, быть может – нет», который Франка оставила на «Вилле Иджеа» несколько лет назад. Д’Аннунцио подарил ей книгу, оставив автограф: Донне Франке Флорио со всей преданностью. Франка заказала для нее сафьяновый переплет с золотой отделкой.
Да, много лет назад, когда ни о какой войне и речи не было и никто не знал, что со всеми нами станется, думает Маруцца со вздохом.
Франка все реже приезжает в Палермо. Когда не путешествует, она проводит долгие месяцы в Риме, останавливаясь обычно в «Гранд Отеле» с дочерьми и Амой Маска ди Куто, которая, можно сказать, ушла от мужа Алессандро и детей и появляется в обществе с молодым «верным рыцарем».
На этой мысли Маруцца захлопывает книгу. Никого нельзя осуждать, размышляет она, но эти Таска ди Куто и в самом деле не умеют держать себя в рамках приличия. Впрочем, за все эти годы, разъезжая по Европе вместе с семьей Флорио, чего только она не повидала… Маруцца с ностальгией вспоминает отдых в Монтекатини, в Швейцарии или на Лазурном Берегу и приятные покупки, которые Франка оплачивала и за нее тоже.
Всему этому наступил конец.
Она поднимает глаза к потолку, лицо выражает нескрываемое сожаление. Война просочилась в жизнь каждого, как мокрое пятно, которое медленно размывает штукатурку на стене. Мужчинам позволено действовать, воевать в надежде – или это заблуждение? – изменить ход вещей, вернуться к нормальной жизни. Женщинам же остается только ждать окончания грозы, а после созерцать разруху, размышляя о том, как скоро жизнь вернется в свое русло, да и случится ли это вообще.
Кто знает, что будет потом, после войны…
– Маруцца… Маруцца…
Голос доносится из-под кучи одеял, которыми укрыта Джованна. Хрупкая, уставшая, бледная, страдающая артрозом. Она спит в кресле и проводит все дни то в кресле, то в кровати.
– Не
