Винтовая лестница. Стена - Мэри Робертс Райнхарт

— Ни один толчок в мире не отправил бы его туда, где он очутился, если только машина не перевернулась…

— Гм, да нет, она не переворачивалась. К чему вы все это клоните? Полагаю, хотите сказать, что за рулем машины был не он?

— Вот именно.

— Что же случилось с тем, другим парнем?

— Это и мне хотелось бы узнать, — мрачно заключил шериф и отправился по своим делам.

Остаток дня он провел, нанося визиты городским ювелирам. Занятие это было долгим и утомительным, но в конце концов оно тоже увенчалось успехом.

— Я не уверен, но думаю… Позвольте мне кое с кем связаться, хорошо?

Шериф стал ждать. Осмотрелся вокруг. «Никогда не думал, что в мире так много бриллиантов», — заметил он, рассказывая мне об этом, после того как дело было закончено. Наконец кое-кто появился. Жемчуг был идентифицирован, и шериф записал в свою тетрадочку некое имя, а затем, в тот же вечер, с бесстрастным лицом встретился с Говардом у поезда.

Он ничего не стал рассказывать о своей дневной деятельности, вернул Бруксу ключи, и снова они вместе потрапезничали— в относительном молчании. Но в глубине души шериф переживал сильнейшее волнение. Насколько он мог судить, он лишь собрал улики и окончательно выстроил дело против Лэнгдона Пейджа.

К тому времени он уже никому не доверял. Ту ночь в поезде он проспал, положив свой бумажник и тетрадку под подушку, а на следующее утро запечатал тетрадку в конверт и запер в своем сейфе, вместе с ожерельем и жестяной коробкой. Затем, тщательно закрыв двери, позвонил по междугородному телефону.

По иронии судьбы, как порой случается в подобных делах, пока он разговаривал по телефону, Мейми отыскала наконец среди прочей почты то, что он называл «собачьим письмом»: «Дорогой сэр, в ответ на ваш вопрос…»

Ибо к тому времени он уже знал.

В то утро к нему заехал Буллард. Они так и не сумели заставить Аллена сознаться, а посему окружной прокурор пребывал в отвратительном настроении. Он настоял на том, чтобы заново просмотреть все дело, начиная от отпечатков пальцев на машине доктора и кончая умением Аллена управлять моторной лодкой. Шериф слушал с невозмутимым видом.

— Ты все время старался поставить мне палки в колеса в этом деле, Шенд, — нападал на него Буллард. — Я следил за твоими действиями. Дела принимают скверный оборот, когда шериф этого округа отказывается соблюдать закон. На днях…

— На днях я попрошу вас парковать свою жирную задницу подальше от этого кабинета, — грубо перебил его шериф. — У меня полно работы.

Буллард все еще продолжал брызгать слюной, когда зазвонил телефон. Звонок был междугородным.

— Ладно, — сказал шериф. — Говорит Шенд. Положите свою трубку, Мейми. Это конфиденциально.

Когда он начал слушать, улыбка сползла с его лица.

— Понятно, — сказал он. — Когда это произошло? — Он снова стал слушать, сделав какую-то пометку в лежавшем перед ним блокноте. Затем Буллард, лениво наблюдавший и готовый возобновить атаку, увидел, как шериф изменился в лице.

— Повторите это еще раз, — медленно произнес он. Когда он положил трубку, то уже начисто забыл о присутствии Булларда. Схватив шляпу, он пулей выскочил из кабинета, и мгновение спустя его старый автомобильчик загромыхал по улице.  

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Ничего этого я тогда, конечно, еще не знала. Началась регата, однако «Морская ведьма» по-прежнему стояла в гавани. Ходили слухи, что Говарда Брукса вызвали в Клинтон, и он в ярости отбыл туда. А Боб и Люси все еще проживали по соседству со мной, хотя уже неделю назад собрали вещи и приготовились к отъезду.

История насчет жестяной коробочки распространилась по округе. Колония дачников таяла на глазах, тем не менее ко мне заглянули в разное время по крайней мере с дюжину посетителей, и я старательно и как можно уклончивее удовлетворяла их вежливое любопытство. Да, действительно имелась некая коробочка, но в ней нашли всего несколько писем. Писем? О чем это я? Это была семейная переписка. И как я обнаружила коробку?

Я старалась изо всех сил. Рассказала им то, что они уже и так знали— что кто-то проник в карантинный отсек и как я вдруг вспомнила, что стена была заново оштукатурена, и решила с этим разобраться. Нет, писем я не видела. Коробку забрала полиция.

Слыхали они и о жемчуге, и тут уклониться от расспросов оказалось труднее.

— Не знаю, кто распространяет такие нелепые слухи, — сказала я. — Какой жемчуг? Лично я уж точно ничего такого не видела.

В конце концов они таки удалялись ни с чем, оставляя меня совершенно измочаленной и на грани срыва. Отделаться от них было непросто. Они держались весьма учтиво. Некогда они были друзьями мамы, а теперь—моими. Просто в их обустроенные и однообразные жизни ворвалась еще одна тайна— на сей раз не столь жуткая. Ничего такого, что бы им претило, но определенно волнующая история.

Они отъезжали на своих больших и маленьких автомобилях, несколько разочарованные моими скучными и прозаичными ответами. Я явственно представляла, что они говорят— будто сама слышала.

«И что вы думаете по этому поводу? Если полиция забрала эти письма…»— «Дорогая моя, Марша сказала не все, что знает. Как вы думаете, Артур?..»

И снова в их головах закрутились мысли насчет Артура. Артур, тайком заявившийся сюда, чтобы повидаться с Джульеттой; Артур, спящий в изоляторе; Артур, преследующий незнакомца, забравшегося в дом среди ночи. Кроме того, пробудилось былое недоверие к нему, так до конца и не исчезнувшее. Ведь он женился на «дешевой женщине», и они были вынуждены принять ее в свой круг.

Еще до того, как шериф добрался до Нью-Йорка, история эта угодила в газеты. В той единственной газете, что попалась мне на глаза, она была озаглавлена «Таинственная жестяная коробка». Статья была весьма неприятной. Не знаю уж, кто из моих «доброжелателей» проболтался, но там имелось подробное и изобилующее неточностями описание звонков, трезвонящих в Сансет-Хаусе, и весьма прозрачный намек, что мне якобы явился некий призрак, который и подвел меня к стене.

Вечером того самого дня, когда у Рассела Шенда состоялся тот таинственный междугородный разговор, меня почтил визитом Тони Радсфорд. Он был столь же любезен и жизнерадостен, как всегда, даже приколол к лацкану пиджака цветок, однако за этой веселостью я ощутила тщательно скрываемое беспокойство. Держался он довольно-таки напряженно.

Он, оказывается, пришел попрощаться со мной. На следующий день он должен был уехать.

— Если, конечно, меня не арестуют! — небрежно добавил он.