Мир приключений № 8, 1962 - Леонид Платов

— Никто не поручится за это, — откликнулся Челленджер.

— Они ядовиты, — заметил мистер Ричи. — Сила их яда пропорциональна их величине. А эта ужасная пасть! Этот чудовищный попугаячий клюв! У больших кальмаров он велик, как бочка!

— Стоит напомнить и о том, что они, как немногие в животном мире, способны накапливать и обобщать опыт прожитых лет, — заявил Челленджер.

— Можно себе представить, — заметил Райт, — насколько рассудительными становятся эти престарелые «мешки с завязками» к концу жизни!..

С основными комментариями выступал Бреки Уайт; его заинтересовал умственный багаж старого кальмара, и ему удалось увлекательно и забавно раскрыть перед нами таинственные пути его пополнения. Бреки Уайта снова сменил Райт.

— Мозг головоногих заключен в хрящевую капсулу, — объявил он, — а это уже некое подобие настоящего мозгового черепа высших животных! Ну, а почему бы ему не начать расти, увеличиваться в размерах, усложняться? Что, собственно, может помешать, если это произойдет?.. Разве нельзя вообразить, что они передают по наследству будущим поколениям более совершенную структуру мозга? Или свой обширный жизненный опыт? Разве они закоснели на теперешней стадии и перестали эволюционировать? Они наделены многими весьма совершенными органами, а их средства нападения и защиты охватывают все известное в животном мире, кроме, может быть, электричества. Среди них есть виды с термоскопическими глазами, которыми они отыскивают добычу и обнаруживают врагов в абсолютном мраке, ибо улавливают теплоту их тел. Признайте, что они — комплекс самых удивительных возможностей для биологического развития…

В этот момент плохо прикрытая наружная дверь распахнулась с лязгом и дребезжанием; в помещение, как злой дух, ворвалась упругая влажная струя воздуха, распространяя запахи соленого морского ветра и йодистые ароматы водорослей, выброшенных волнами на берег. На минуту грохот разбивающихся валов, канонада разбушевавшегося океана, шипение подкатывающихся совсем близко волн и неистовый вой рассвирепевшего ветра заставили нас забыть обо всем.

Все вздрогнули. Райт бросился к хлопавшей на ветру двери. Мы смотрели ему вслед, но никто не тронулся с места. Нам всем вдруг сделалось зябко. Мы в молчании ждали его возвращения.

— Как с барометром? — деловито спросил Смит.

Одна из женщин направилась в темную комнату Челленджера и сейчас же вернулась.

— Давление быстро падает, — вяло оповестила она.

— Я только хотел сказать, — как ни в чем не бывало заявил Райт, — что на планете может возникнуть соперничество…

— На какой планете, какое соперничество?! — с досадой прервал его Челленджер.

Райт осекся.

— На нас движется ураган, — спокойно, глядя выцветшими глазами на Райта, пояснил мистер Ричи. — Мы уже чувствуем его дыхание. Нам необходимо на что-то решиться. До сих пор мы бывали предупреждены заранее и могли переправиться на большие острова. Мы бы и теперь могли это сделать, но, не зная прогноза, мы рискуем оказаться в нашей скорлупке в бушующем море, не говоря о том, что понадобится несколько рейсов. Мы можем искать спасения в центральной, возвышенной части острова…

Райт молча опустился на стул. Мы слушали, как истерически надрывался ветер и волны гулко опрокидывались на песок.

— Сами мы ничего не можем сделать, и о нас, конечно, забыли, — равнодушно констатировал Хиксман.

— Останемся здесь? — с неожиданным хладнокровием вдруг спросил Смит и поочередно внимательно оглядел каждого.

Лишь теперь для Натики, жены Хиксмана, ситуация прояснилась во всей ее мрачной определенности. Она взволнованно заметалась по лаборатории, словно в поисках выхода из создавшегося положения.

Завывание ветра перешло в угрюмый рев. Содрогались стены, и звенели стекла. Начинался настоящий шторм, ветер и море неистовствовали. Вдруг Смит взглянул на часы, вскочил и торжественно сообщил, что двадцать минут назад наступил новый день, а значит, и день рождения Лингулы. Вслед за тем он весьма экспансивно принялся поздравлять именинницу. И мне показалось, что все это он делал неспроста. Он потребовал немедленно отпраздновать это событие, чем поднял настроение приунывшей компании.

Пока мы, несколько ошеломленные его предложением, осваивались с этой мыслью, он кинулся в наш «амбар» и принялся стучать консервными банками и звенеть бутылками. Вскоре мы, позабыв о дурных предчувствиях, уже дружно хлопотали, гораздо больше мешая, чем помогая ему.

И в продолжение всего пиршества об урагане не было сказано ни слова. Большой стол в лаборатории выдвинули на середину комнаты, сервировка была элементарна, но яства были в изобилии. Старый пружинный патефон добросовестно старался перекричать рев бури. И, когда это ему удавалось, мы слышали некое подобие мелодий.

Все много и беспорядочно говорили, сыпались спичи и поздравления. Все чаще раздавались громкие восклицания и хохот, словно никому уже не было никакого дела до того, что творилось за стенами дома.

Оказавшись в разгаре танцев без дамы, Смит взобрался на высокий табурет и, возвышаясь над всеми, старался привлечь общее внимание. Некоторое время он размахивал руками, открывая и закрывая рот, но вдруг потерял равновесие и рухнул спиной на оконную раму. Раздался звон бьющегося стекла, и голова и плечи Смита оказались за окном. Шум в лаборатории мгновенно стих.

Смита быстро и осторожно втащили обратно в комнату и с недоумением обнаружили, что его волосы и плечи мокры.

— М-м-меня ок-катила в-в-волна, — промычал отяжелевший Смит, и голова его беспомощно свесилась на грудь.

— Он сказал «волна»?! — с непередаваемым удивлением повторил мистер Ричи и, несмотря на ураганный напор ветра и соленые брызги, залетавшие в открытое окно, проворно выглянул наружу. Он отпрянул назад, будто отброшенный какой-то силой, и все увидели его испуганные глаза.

— Кругом вода, сплошное море! — едва слышно пролепетал он побелевшими губами.

— Так близко вода никогда еще не подступала! — подхватил Райт и тоже захотел удостовериться.

Я поискал глазами Челленджера и увидел, что он сидит за дальним концом стола, безучастный к происходящему.

— Кругом вода, — сокрушенно подтвердил Райт. — Ужасно неприятно.

— Я… пойду, — сказал вдруг Челленджер.

Он с трудом поднялся и прислонился к стене, держась за сердце. Потом медленно, волоча ноги, он направился в свою комнату и, прежде чем войти в нее, оглянулся через плечо. Он обвел всех нас каким-то пустым, отсутствующим взглядом и затем с усилием прикрыл за собой дверь.