ХРИСТОС И ЦЕРКОВЬ В НОВОМ ЗАВЕТЕ - Протоиерей Александр

§ 17. Первоначальное христианство как апокалиптическое движение

Нетрудно заметить, что многое из сказанного выше глубоко усвоено христианством и удерживается в качестве базисных духовных и богословских истин. Прежде всего это касается богословского осмысления мировой истории и ее смысла: православные христиане твердо знают и даже любят говорить о конце истории как о некоей неизбежной финальной катастрофе («о нашем поражении» и т. п.), из которой вырастет «жизнь будущего века» — ведь и Христос потерпел полное и окончательное поражение, умерев на Кресте, чтобы затем не просто ожить, а воскреснуть, прославиться в новом бытии.

Однако явное преемство прослеживается, строго говоря, лишь на уровне самой идеи, которая бережно и адекватно воспринята и хранима в сознании Церкви. Легко увидеть и разницу между до предела обостренным, нетерпеливым ожиданием скорейшего Конца и вторжения Бога в историю, чтобы с ней покончить (такое ожидание было свойственно первым христианам), и тем спокойным «пребыванием в курсе дела» по поводу неизбежного, но неизвестно когда имеющего случиться конца истории, которое составной частью входит в систему нашей церковной догматики.

Вокруг апокалиптических ожиданий периодически обостряется нездоровый ажиотаж. Он происходит от недостаточной воцерковленности, а также от культурного и религиозного невежества, поэтому и встречает богословски грамотный отпор и неприятие здравой части Церкви. В то же время этот ажиотаж свидетельствует все о той же неутолимой жажде «апокалиптизма», к которой первые христиане, надо полагать, относились с меньшей критичностью. В самом деле, они же не знали, что наступление Конца так «затянется» и что постоянно будут находиться сумасброды и фокусники, готовые постоянно и разнообразно спекулировать на этой теме. Впрочем, Христос предупреждал:

23 Тогда, если кто скажет вам: вот, здесь Христос, или там, — не верьте. 24 Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных (Мф. 24, 23-24).

«С исторической и богословской точки зрения, апокалиптическое христианство всегда было одним из самых поразительных и важных выражений христианской веры. Несмотря на это, основное направление христианской традиции феномен апокалиптического христианства в основном игнорировало: «великую Церковь» смущала его сильная духовная восторженность, а вследствие склонности к фанатизму основные церкви его даже обычно подавляли. Тем не менее, как теперь считается, христианство впервые возникло именно в контексте апокалиптической мысли. Более того, мы далее увидим, что вначале само христианство было в большой мере эсхатологическим и восторженным движением, имевшим ряд явно апокалиптических черт. От I века до середины средних веков появилась масса апокалиптической литературы. Никакая «траектория» так не заметна в историческом христианстве, как та, что ведет от апокалиптических чаяний поздних иудейских пророков, через раннеиудейскую апокалиптическую литературу, Кумран, Иоанна Крестителя, Иисуса, первоначальную палестинскую общину, раннего Павла, Книгу Откровения, ранний монтанизм, различные иудейские и христианские апокалипсисы первых двух-трех веков христианской эры и далее — к средневековым хилиастическим сектам, яснее всего выразившись в 1534 году, в «мессианском» правлении Иоанна Лейденского в Мюнстере. Далее влияние апокалиптической мысли прослеживается в различных направлениях. С одной стороны, это религиозные движения типа свидетелей Иеговы и пятидесятничества, с другой — тоталитарные коммунистическое и национал-социалистическое движения. Осознание исторической значимости апокалиптического христианства послужило одной из причин, по которым апокалиптическая перспектива опять оказалась в центре внимания библеистов и богословов»[1070].

Напомним, что и проповедь Самого Иисуса Христа носила апокалиптический характер, причем как по содержанию («Приблизилось Царство Божие»)[1071], так и, как показывают исследования, и на стилистическом и лингвистическом уровне (см., например, о Passivum Divinum в речах Иисуса, § 15. 3).

Современный православный христианин, член уже той Церкви, которая прошла двухтысячелетний исторический путь в ожидании скорого конца истории, должен осознавать двоякую духовно-богословскую задачу: твердо знать и понимать, что возвещает христианская апокалиптика, стоящая у самих истоков христианского благовестия, и как это возвещение сохраняет свой непреходящий смысл сквозь века и тысячелетия различных исторических эпох. Невозможно и не нужно реанимировать первоначальный апокалиптический настрой (все подобные реанимации выглядят духовно нетрезвыми, а то и психически подозрительными), но необходимо дорожить апокалиптическим видением смысла истории как имеющей цель, смысл и завершение.

§ 18. Откровение св. Иоанна Богослова

После необходимого введения обратимся, наконец, к Откровению св. Иоанна Богослова. Эта книга во многом следует в русле иудейской апокалиптической традиции, а с другой стороны, является новозаветным провозвестием.

145. Предварительные сведения

Откр. было написано скорее всего в 90-е годы I века — во времена гонений[1072] на христиан при императоре Домициане[1073]. Именно эти гонения можно считать первыми серьезными преследованиями христиан, продиктованными идеологическими (религиозными) причинами. Ведь известно, что христиан гнали и раньше: так, было казнено много христиан еще в 60-е годы при Нероне, тогда же погибли и апостолы Петр и Павел. Но те гонения ограничились Римом, а главное, они имели не идеологические причины, а были для Нерона лишь возможностью на кого-то свалить вину за поджог Рима.

Домициан же потребовал со всей серьезностью отнестись к божественности его императорской власти и его персоны. Этот идейный постулат был составной частью римской религиозно-политической идеологии, но никогда до этого он не сопровождался категорическим требованием явного религиозного почитания императора с помощью культовых действий. Домициан впервые потребовал воздать государственной власти в его лице соответствующие богослужебные почести, на что христиане никак не могли пойти[1074]. Это неизбежно привело к систематическим гонениям, развернувшимся во многих областях империи[1075]: христиан обвиняли в «атеизме» («безбожии»)[1076], ибо они не почитали «бога» — римского императора. В свою очередь христиане увидели в претензии императорской власти на божественность богоборческую попытку уничтожить Церковь Божию. Так государственная власть предстала перед ними еще в одном своем — зверином, антихристовом, антихристианском, — обличьи.

Находясь при Домициане в 90-е годы в условиях гонений, св. Иоанн пишет как будто о гонениях при Нероне (именно его имеет в виду число 666 — см. ниже).

Местом написания Откр. св. Иоанн называет Патмос (Откр. 1, 9) — маленький остров, один из многих в Эгейском море, примерно в 100-110 км на юго-запад от Ефеса. Судя по всему, Иоанн находился там в ссылке или даже в заключении, что вполне отвечает обстановке преследований. Вместе с другими подобными мелкими островами Патмос действительно использовался римскими местными властями как место изгнания[1077].

В тексте Откр. пять раз упоминается имя Иоанна как автора книги — в третьем или в первом лице. Церковное Предание издревле отождествляет автора Откр. со святым апостолом Иоанном Богословом, написавшим Четвертое каноническое Евангелие и три Соборных послания[1078]. В самом начале автор говорит о себе в третьем лице («рабу Своему Иоанну»), а также об Ангеле (1, 1), через которого Бог удостаивает его быть зрителем открывающихся тайн. В Откр. все время подчеркивается момент зрения этих тайн: глагол «видеть» («я (у)видел» и т. п.) встречается более пятидесяти раз[1079]. За это св. Иоанн получил прозвище «Тайнозритель». В стихире, посвященной св. Иоанну Богослову, он именуется как «зритель неизреченных откровений».

С другой стороны, еще в III веке Дионисий Александрийский усомнился в тождестве ап. Иоанна, написавшего Евангелие и три послания, и «старца Иоанна», как его назвал Папий Иерапольский (около 125-го года), написавшего Откр. Сомнения основаны на разнице лексикона и стиля Ин. и посланий, с одной стороны, и Откр., с другой.[1080]

Слишком резким диссонансом звучит язык Откр. — наиболее неправильный и семитизированный из всех книг Нового Завета. Однако разница стиля и лексикона, определяемая жанром писания, совсем не обязательно означает, что трудились разные авторы[1081]. Наконец, последние исследования и открытия в области структуры Откр. и других Иоанновых писаний говорят в пользу единства их авторства[1082]. (Вместе с лексиконом, стилем и другими литературными особенностями структура произведения является одной из важнейших, хотя часто и игнорируемой его характеристикой). Но главное, что несмотря на разницу жанра, которая обязывает писателя соблюдать соответствующий стиль и использовать соответствующий словарь (а апокалиптика, как мы видели, выработала целый арсенал подобных средств), между Откр. и другими Иоанновыми писания имеются существенные (и вербальные, и концептуальные) сходства. Несколько ярких примеров: