Тучи сгущаются - Лориана Рава

что договориться с англичанами невозможно, то начинать войну нельзя. Будет слишком много разброда и шатаний. Ведь если даже Горный Ветер не хотел бы начинать войну прямо сейчас.

-- Да, но у него тут иные резоны, нежели у Киноа или Искристого Снега. Он просто считает важным вычистить врагов до войны, по крайней мере, крупных врагов. Может, он упоминал при тебе о возможном центре координации между англичанами и испанцами. Что это частное лицо, богатый магнат, эмигрант, видимо, раньше состоял на службе в нашем ведомстве...

-- Да, упоминал. Может, вы с Горным Ветром даже знаете его?

-- Может быть. Вариантов всё равно немного. Смерть Горного Льва сильно снизила вероятность войны с Испанией. Возможно, что и тут ликвидация такого человека если и не предотвратит войну, то спасёт тысячи жизней. Впрочем, мне Горный Ветер об этом думать не советует, чтобы не слишком волноваться. А что там за шум?

В этот момент и Асеро услышал, что возле входа в сад кто-то препирается с охраной. Молодой рассерженный голос кричал:

-- Я проскакал три часа не для того, чтобы повернуть назад ни с чем! У меня срочное дело, которое не терпит отлагательств.

Асеро бросился на голоса и увидел Золотого Подсолнуха, с рассерженным видом стоявшего напротив не пускавшего его охранника.

-- Этот юноша имеет право проходить ко мне в любое время, -- твёрдо сказал Первый Инка, ? а раз он проскакал три часа, значит, приехал неспроста. Пропустить его немедленно! Это приказ.

Воин подчинился.

Золотой Подсолнух, поприветствовав Асеро, сказал:

-- Прости меня Государь, что я прерываю твой отдых, но боялся, что если я попрошу обо всём официально, то мне могут отказать в визите, а дожидаться твоего возвращения в столицу я не могу, ибо ситуация уже вышла из-под контроля. Кроме того, если это только возможно, я бы хотел посоветоваться по поводу ситуации, сложившейся из-за одной книги...

-- Я верю, что ты приехал не зря. Сейчас тебя накормят, и прямо за столом ты сможешь изложить своё дело.

Говоря это, Асеро повёл юношу в тот уголок сада, где располагался фонтан, чтобы тот мог умыться с дороги.

-- А кто будет за столом кроме тебя, государь?

-- Только Луна и Инти. Стол в саду рассчитан на четверых.

-- А твои дочери здесь?

-- Только Фиалка и Ромашка, остальным нельзя отрываться от учёбы в Куско. Но разве тебе не говорила об этом Прекрасная Лилия?

-- Увы, я давно её не видел. С твоего отъезда -- ни разу. Она охладела ко мне. Кажется, она влюблена в кого-то другого. Я хотел тебя спросить, государь: кто может быть моим счастливым соперником?

-- Увы, не знаю, -- ответил Асеро. -- Я замечал, что она стала как-то рассеяна, как это бывает у влюблённых девушек, но ни мне, ни матери она ничего не говорит.

-- Если бы я был хотя бы уверен, что это достойный человек. Тогда бы я её отпустил пусть с болью, но без тревоги. Но поскольку я не знаю этого, моё сердце исходит тревогой и ревностью.

-- Помогу тебе, чем могу, но не могу ничего обещать. Мне и самому теперь тревожно. Но полно об этом. Сейчас моя жена накроет на стол, и там ты расскажешь всё, что касается треклятой книги. А пока можешь умыться возле фонтана. Мне ещё надо сказать все воинам, охраняющим сад, что у меня гость, а то могут быть неприятности.

-- Я думал, они только снаружи.

-- Увы, нет. Они и в саду под каждым кустом замаскированы. А удобства в том конце охраняют сразу двое. Такой режим безопасности из-за этих растреклятых англичан.

Если бы Асеро знал в этот момент, о чём говорят оставшиеся в дворцовом саду его дочери Роза и Лилия, он едва ли был бы столь благодушно-спокоен. Лилия говорила сестре:

-- Я решила разорвать с Золотым Подсолнухом, потому что не могу так больше. Дни и ночи я думаю о другом. Я знаю, кажусь тебе легкомысленной, но такого со мной не было никогда. Особенно от мысли, что мы никогда не сможем быть вместе.

-- Лилия, но как же так... ведь и про Золотого Подсолнуха ты говорила столь же страстно, когда думала, что вы никогда не можете быть вместе. А теперь, стоило отцу обручить вас, как ты...

-- Да! Мне гадко от мысли, что его голову увенчает льяуту. Что он будет ходить во дворец, решать там государственные дела...

-- А он должен был отказаться от этого, чтобы больше никогда тебя не увидеть?

-- Я не знаю... и всё равно я думаю о другом. Он необыкновенно красив и при этом холоден... Мне хочется отогреть его, как выпавшего из гнезда птенчика, и вдохнуть в него любовь. Ведь его до тридцати лет ещё никто не любил, все только использовали...

-- До тридцати... и он не женат?

-- Да.

-- Значит, это не тавантисуец... это белый человек!

-- Да, Роза. Я верю, сестра, что ты никому ничего не расскажешь... Он... Мне порой хочется быть рыцарем и подвиги ради него совершать.

-- Но как можно совершать ради мужчины подвиги? Если он не заключённый и не больной.

-- Ну, не в том смысле, что что-то только ради него делать. Делать что-то, отчего хорошо было бы всем, но чтобы он оценил... Чтобы у нас так в стране не видели в чужеземцах скрытых врагов, например...

-- Лилия, а если он просто ловкий соблазнитель, которому нравится губить доверчивых девушек? Таких, говорят, немало среди белых.

-- Нет, я не верю что он такой. Сердце говорит мне иначе.

Роза вздохнула:

-- Мне кажется, Лилия, ты просто боишься потерять свою свободу, потому не может полюбить человека, за которого могла бы выйти замуж. Пока Золотой Подсолнух был лишь бедным студентом-сиротой, ты любила его, но как только отец решил вам помочь, ты разбила бедному юноше сердце.

-- Да, я и в самом деле боюсь за свою свободу. Потому если чувствую, что юноша на неё начинает покушаться, рву с ним первая. Я думала, что с Золотым Подсолнухом так не будет, но раз он так охотно стал плясать под флейту моего отца... Оттого я к нему и охладела. Только пойми, дело не в том, что теперь мы можем пожениться. Дело в том, что он стал Главным Оценщиком и запрещает книги. А книги нельзя запрещать. Это глупо, искать в стихах и сказках