Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы - Валентина Антипина

27 января 1938 года в «Литературной газете» появилась очередная статья с критикой деятельности Литфонда[154]. Ее автор, Н. Наумов, приводил примеры того, как эта организация выдает помощь. Драматург Б. Бобович каждый месяц в течение 1937 года получал субсидии от 300 до 400 рублей. Затем ему выдали двухмесячную путевку на курорт и 400 рублей на дорогу. Оттуда он постоянно посылал телеграммы с просьбой выслать еще денег. После третьей телеграммы Литфонд не выдержал натиска и выслал еще 150 рублей. Сразу же после возвращения в Москву Бобович отправился в Литфонд просить еще 400 рублей.

Спустя несколько дней в той же газете было опубликовано что-то вроде опровержения: мол, не стоит смешивать деньги, потраченные Литфондом на лечение Бобовича, с субсидиями[155]. Тем не менее, делая эти уточнения, редакция задавалась резонным вопросом: «Тов. Бобович стоит писательской организации в год столько же, сколько стоит государству средний заводской инженер по своей зарплате, но инженер получает деньги за свою работу, а за что их получает т. Бобович?»

В том же году Литфонд направил в Секретариат Правления ССП записку, в которой информировал о своей помощи писателю Чурилину. Тот в течение ряда лет не занимался литературным трудом и, не имея источников трудового дохода, систематически обращался в Литфонд за ссудами. В период с 1936-го по 1 августа 1938 года ему было выдано пособий на сумму 9201 рубль. Пожилой литератор не платил за квартиру, и Литфонд был вынужден, во избежание выселения Чурилина, дважды погашать его крупные задолженности по квартплате. Кроме того, в 1937 году ему было выдано 500 рублей на покупку одежды. Чурилин сделал попытку возобновить литературную деятельность и сдал в Литфонд для перепечатки свою рукопись, «но последняя оказалась по содержанию бредовой и настолько порнографической, что машинное бюро Литфонда отказалось ее перепечатать»[156]. Как поступать дальше в сложившейся ситуации, руководители Литфонда не знали.

15 января 1939 года на заседании Президиума ССП было принято решение об очередной реорганизации Литфонда. Правление было дополнено представителями наиболее крупных республиканских организаций. Упорядочивалось членство в Литфонде, которое приводилось в соответствие с его Уставом. К повседневной практической руководящей работе привлекался писательский актив.

10 мая 1940 года деятельность Литфонда стала предметом обсуждения на закрытом заседании Союза советских писателей. Было принято постановление, которое осуждало формализм в работе, в результате чего при оказании помощи писателям не учитывалась их творческая значимость. Отныне материально-бытовую помощь следовало оказывать прежде всего «тем писателям, которые профессионально-творчески непрерывно работают и создают общепринятые художественно-литературные ценности»[157]. Также подверглось критике вмешательство членов Президиума ССП в функции Литфонда.

На этом же заседании было утверждено новое положение о порядке деятельности Литфонда[158]. Помощью этой организации могли теперь пользоваться ее члены, их дети до 18 лет и нетрудоспособные дети независимо от возраста, супруги. Предоставлялась помощь нетрудоспособным членам семей умерших членов Литфонда. Право получать помощь этой организации получали престарелые писатели, не являвшиеся членами Литфонда, но имевшие литературные заслуги, нуждающиеся потомки классиков литературы, произведения которых были признаны достоянием государства, талантливые начинающие литераторы, нетрудоспособные родители членов Литфонда. По существу, это дополнение не повлияло на фактическую деятельность Литфонда, так как оно лишь узаконивало уже сложившуюся практику.

Литфонд предоставлял своим членам такие виды обслуживания, как медицинская помощь, выдача пособий по временной нетрудоспособности (болезнь, беременность, роды), путевки в дома отдыха, дома творчества и санатории, пособия при прохождении военной службы, пособия по инвалидности, старости и в связи со смертью кормильца, пособия по уходу за ребенком, устройство детей в детские сады, ясли, пионерские лагеря и ряд других.

Принципиально новым было то, что Литфонд прекратил выдачу безвозвратных ссуд на время создания новых художественных произведений, на поездки для сбора литературного материала, на улучшение жилищных условий. Был исключен пункт о предоставлении членам организации бесплатной лекарственной помощи. Если член Литфонда не был членом профсоюза, то пособие по временной нетрудоспособности выплачивалось ему теперь в размере 50 процентов. Писатели-пенсионеры стали получать пособие по нетрудоспособности в размере их творческого заработка. Студентам, не получавшим государственной стипендии, выплачивали теперь по 500 рублей в месяц. Кроме того, был ограничен максимальный размер возвратных ссуд, выдававшихся без предоставления гарантий — их размер не мог превышать 3 тысяч рублей.

Согласно Постановлению Оргбюро ЦК ВКП(б) «О Литературном Фонде Союза Советских писателей и о фондах управления по охране авторских прав»[159] произошло перераспределение функций между ССП и Литфондом. Теперь все материальные вопросы входили исключительно в компетенцию Литфонда, а сам он передавался (с 23 сентября 1940 года) в ведение Комитета по делам искусств (КПДИ) при СНК СССР. С конца 1940 года материально-бытовая помощь писателям Москвы оказывалась по согласованию с Комитетом, а на местах — с его местными органами[160]. Постановление предусматривало передачу в суточный срок наличных средств по Литфонду и по фонду Управления по охране авторских прав (ВУОАП) в ведение КПДИ.

Такая оперативность для многих писателей явилась неприятной неожиданностью. Не повезло, например, М. Цветаевой, которая должна была получить ссуду: «Собрала подписи, и в тот самый момент, когда должны были подписать последнюю бумагу, пришли люди и сказали, что Литфонд перестает существовать и переходит в ведение Комитета по делам искусств… Ссуды прекратились…»[161]

Но эта перестройка была предопределена и всей предшествующей деятельностью ССП, и работой Литфонда. В сентябре 1940 года М. Храпченко докладывал в ЦК ВКП(б) о положении дел в Литфонде: «…происходило открытое разбазаривание огромных государственных средств… Крупные безвозвратные ссуды выдавались членам Литфонда, не ведущим никакой серьезной творческой работы… Безвозвратные пособия по нуждаемости выдавались нередко материально обеспеченным товарищам… Безвозвратные пособия выдавались членам Литфонда за их общественную работу… Нередко без всяких оснований за давностью списывалась задолженность с отдельных членов Литфонда»[162].

При подготовке проекта постановления Оргбюро ЦК Г. Александров, А. Фадеев и Д. Поликарпов в преамбуле к документу (при принятии постановления она была изъята) отмечали: «Вместо того чтобы сосредоточить внимание на вопросах идейного содержания литературных произведений, поднятия их художественного качества, направления творческой работы советских писателей, разработки литературных форм и методов, улучшения стиля, языка и т. п., на вопросах идеологического и литературно-художественного воспитания писательской молодежи, Президиум Правления Союза погряз в мелочных вопросах административно-хозяйственного характера…»[163]

Столь сжатые сроки принципиальных преобразований в структуре писательских организаций можно объяснить тем, что руководство страны больше не желало смотреть, как Союз советских писателей все глубже вязнет в болоте рутинной административно-хозяйственной работы.

Золотое сердце ВУОАП

Мир без денег тесен,Пожалейте, Хесин…[164]

Любили литераторы Григория Хесина — жалел их директор Управления по охране авторских прав и в трудную минуту в авансах не отказывал. За что удостоился ряда поэтических посвящений.

Мир без песенОчень пресен,Мир без денегПросто глуп.Получай же песни, Хесин,И не будь в авансах скуп.Очень часто без авансаСочинить нельзя романса[165].

А сколько тепла и надежды в таких строчках:

Дорогой Гриша!Сей жанр, доныне невозможный,Я лично для тебя родил,Пусть на меня ты в день платежныйВзираешь словно крокодил.Но берегись! Я всем открою(Сквозь ребра каждый погляди),Что бьется сердце золотоеВ твоей финансовой груди[166].

Правда, А. Фадеев относился к нему более сдержанно: «Я не оспариваю — Хесин хороший, но он нравится потому, что норовит всем угодить, вместо того, чтобы беречь советскую копейку»[167].