Синдром гладиатора - Петр Разуваев

Лара вовсю шуровала в ванной, телефон молчал, делать мне тут пока было нечего. Сообщив ни на шутку разошедшейся даме о своем решении, я аккуратно прикрыл за собой дверь и пошел по коридору в сторону небольшого холла с парой кресел и телевизором, примеченного мною ранее. Хоть новости какие-нибудь посмотрю. А то ведь дичать начал со всей этой чехардой.

Взрыв прогремел минут через двадцать, разом выбросив меня из нагретого кресла. Коридор был полон черного, едкого дыма, сверху где ручейками, а где и струями хлестала вода из сработавшей пожарной системы, выбитая вместе с косяком дверь моего номера валялась на полу. Одного взгляда внутрь было достаточно, чтобы понять — все мои сантехнические проблемы разрешились сами собой. Вместе с жилищными. Что тут рвануло, я не знал, но искать внутри Ларису было бессмысленно. Там вообще не оставалось никакого «внутри», даже чугунную ванну разнесло в лоскуты. Вот и помылись.

Я оглянулся. В коридоре появились люди, где-то вдалеке показалась пара «синих костюмов». Помогать было некому. А объяснять нечего. Самому бы понять. Единственное, что еще было можно сделать, так это испариться отсюда. Торопливым шагом, почти бегом, расталкивая попадающихся на пути людей я добрался до холла, в который выходили двери лифта. И увидел его. Спокойно, пропуская вперед какую-то женщину, в лифт входил среднего возраста и роста человек — Вещий!

Мне нужна была секунда. И я бы достал его. Но никакой секунды у меня не было, между сходящимися дверями лифта оставалось не больше двадцати сантиметров, и эта щель уменьшалась, уменьшалась… В бессильном отчаянии я рванул из кармана пистолет, и в этот миг наши глаза встретились. Это было как вспышка. Два ненавидящих взгляда сплелись на секунду в воздухе, он резко дернулся, тоже пытаясь достать оружие, я вскинул руку…

И все закончилось. Дверь закрылась, поставив между нами жирное многоточие.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Появления Стрекалова я не заметил. С трудом противостоя натиску толпы, до зубов вооруженной собственным энтузиазмом, сумками, тележками, какими-то немыслимыми хутулями, я стоял неподалеку от первого (левого) эскалатора. С большим букетом цветов в руках. Я догадывался, что к трем часам дня на Октябрьской подбирается теплая компания, но если бы я знал, насколько она будет тесной… Мы бы придумали что-нибудь другое, менее конспиративное. Хотя была в этом безобразии и своя прелесть. За мной можно было гениально следить, пользуясь царящими на станции сутолокой и толчеей, но взять меня в цепкие лапки? Посреди этого вселенского безобразия? Это вряд ли.

В тот момент, когда меня особенно крепко пнули в бок очередной авоськой, а минутная стрелка на станционных часах окончательно перевалила за цифру «12», кто-то за моей спиной тихо спросил:

— И давно ты, юноша, так стоишь?

Узнать в пролетарского вида мужике генерал-майора Стрекалова мне удалось лишь со второй попытки. На самом деле перевоплощаться кардинально ему не пришлось, врожденным аристократизмом и точеными чертами лица природа-матушка одарить его не успела. Так что сняв костюм и натянув старые брюки и прошлогоднюю рубашку, он выглядел вполне естественно. Седая шапка волос, крупные, мясистые черты лица; мощная, уже начинающая тяжелеть фигура атлета-тяжеловеса. Какой-то безумный портфель в руках, набитый до состояния заношенной беременности, придавал образу совершенную законченность.

— Поедем в одном вагоне, но порознь, — по прежнему глядя в сторону, произнес он.

— Охрана присмотрит за порядком, так что не дергайся. Жених…

Не преминул ведь съехидничать. Можно подумать, я не его с цветами встречал.

— Вы должны были прийти один, — напомнил я.

— Да? — неожиданно зло бросил он. — А ты знаешь, дорогой, что я теперь в туалет, и то с охраной хожу? Один… Поехали, эшелон вон подают. До Ясенево следуем.

И мы проследовали. Охрана у Стрекалова была серьезная. Я сумел заметить троих молодцов, до отказа нафаршированных средствами защиты и нападения, но их наверняка было больше. Ко мне они приставать не пытались, держались в стороне, и больше обращали внимания на окружающих, чем на «подзащитных». Из чего я сделал вывод, что это все-таки охрана, а не конвой. Мой вновь обретенный ряженый шеф сидел напротив и, казалось, дремал, пристроив свой роскошный портфель на полу между ног. Чего он туда напихал, интересно?

Пассажиров в вагоне было немного, и, поддаваясь навязчивому ритму движения поезда, успокаивающему покачиванию и потряхиванию, я тоже постепенно начал расслабляться. Накопившаяся за сутки усталость дождалась, наконец, своего часа. Глаза сами собой пытались склеиться, мешало им исключительно мое чувство собственного достоинства.

Ночь я провел в лучших традициях российского плейбойства. Сбежав далеко и навсегда из отеля «Украина», я не нашел ничего лучше, чем забуриться в какой-нибудь ночной клуб и скоротать там образовавшееся «свободное время». Приблизительно в этот момент такси, на котором я умчался от любопытных милиционеров, обозленных администраторов и того кошмара, который остался в моем бывшем номере, проезжало мимо «Метелицы». Разом вспомнив замечание Виктора Викторовича насчет «дорогих телок», я сделал однозначный вывод. Раз знает — значит бывал. А что позволено Юпитеру, то для здоровья вредно быть не может. Шутки — шутками, а полчаса назад меня вполне могло разорвать в клочья. Так себе ощущение, не из самых приятных. А уж о том, что случилось с ни в чем не повинной девчонкой, я просто старался не думать, не вспоминать, забыть. Очень многих людей мне пришлось проводить навсегда, и ничего изменить я уже не мог. А жалость… Сейчас это чувство было бы инертным. Меня вела ненависть. С ней жить было намного легче. Словом, более всего мне теперь хотелось выпить. Причем так, чтобы в спарке дух-тело главным на время стало тело, а дух отключился бы напрочь. «Метелица» для такой программы годилась однозначно.

Под утро меня таки уломала какая-то длинноногая гурия, и мы уехали к ней. Домой, не домой, не знаю. На хату. В итоге я дал ей триста долларов, что-то там такое объяснив про сложности с эрекцией, и выставил погулять до полудня. Доля правды в этом была, вряд ли я смог бы удивить ее своим темпераментом. Девочке было лет двадцать, она была курноса и светла косой, а из-под загара и макияжа упрямо вылезали веснушки. А дальше несложный ассоциативный ряд… Нет, не смог бы. Девочки кровавые в глазах… Сволочь! Встречу я тебя, Вещий, обязательно встречу…

— … «Ясенево». Следующая… — Я открыл глаза. Похоже, приехали.

Дачка была по нынешним «ново-русским» понятиям довольно убогой. Ни бассейна, ни солярия, всего-то навсего два этажа, плюс цокольный. Окошечки простенькие, забор бетонный. Метра три высотой. А то, что стекла в окнах стоят пуленепробиваемые, и вся территория вокруг дома утыкана всевозможными датчиками, так этого не видит никто. Скромная, очень скромная фазенда. Главным ее достоинством, помимо серьезной охраны, по праву можно было считать роскошную сауну, обнаружившуюся ниже уровня дома. Вот ее-то мы и обживали на пару с обильно потеющим, побагровевшим от жары Стрекаловым. С момента нашей встречи прошло уже часа четыре, но за все это время мы перекинулись лишь парой общих фраз, да и те он выдавливал из себя с великим трудом. Сидел, сопел, потел. И молчал. Так и парились, в тишине и покое.

Лишь когда уселись за стол, перед тем вволю наплескавшись в обжигающе холодной воде, он начал понемногу расслабляться. Возможно, этому поспособствовала запотевшая рюмка водки, которую он хлопнул с отчаянным удовольствием.

— Ну, чего молчишь? — спросил он, задумчиво дожевывая малосольный огурчик.

— Я ведь видел, как ты по сторонам смотрел, пока сюда добирались. Думал, в какую сторону сваливать. Ну давай, говори, я же вижу, как тебя крутит. Не веришь мне? Боишься? А не подставил ли тебя Виктор Викторович, так? В очередной раз?

Я выловил вилкой маленький маринованный грибочек, погонял его по тарелке, не поднимая глаз. А ладно, альтернативы все равно нет. Пропадать, так с музыкой.

— Вы меня сюда вытащили. Лично. О том, что я приезжаю, знали только вы и… в общем, понятно. Я появляюсь в России, и вдруг оказывается, что здесь за моим скальпом стоят в очередь, причем люди, лучше меня знающие, что я буду делать, где, когда. Забавно, да? Вам, лично вам, я верю. Но после всей этой корриды… Вы-то, сами, ничего сказать мне не хотите? В чем дело? Что происходит? Почему на меня в этой стране каждая собака оглядывается?

Он налил еще раз. Не чокаясь, выпил. Крякнул. Утер рот рукой. И выругался. Длинно, сочно, с наслаждением.

— Ну, в общем правильно. Поделом. Извиняться не буду. Не привык. Хотя и надо бы, наверное. Видишь ли, Андре… Ты вот говоришь, собаки оглядываются… А то что я полгода живу, как на вулкане, ты знаешь? Ты же был, наверняка был возле дома, сам видел, что делают… Что хотят, то и делают… Суки! Со всех сторон обложили, как зверя…