Ищи на диком берегу - Джин Монтгомери

— Поздравляю, — пробормотал Захар.

Он начал уже подниматься по склону, когда Гальван окликнул его:

— А знаете, ведь моя невеста — Надина племянница!

Захар недоуменно оглянулся на него.

— Надя — это мачеха ваша, — объяснил солдат. — Когда я женюсь, мы вроде как бы породнимся, так ведь?

И он залился веселым смехом.

— Будешь нашему забору двоюродный плетень? — пошутил Захар.

Он шел и думал, какой славный малый этот Гальван. Хорошо бы сойтись с ним поближе.

6. ИНДЕЙСКИЙ ВОЖДЬ

А мне милей гроза небес,

чем грозный взгляд отцовский.

енщина развешивала перед бревенчатой избой рыбу для сушки. Когда Захар подошел ближе, она выпрямилась, окинула его внимательным взглядом, торопливо вытерла руки о старенькое ситцевое платье с высоким воротником, полосатое, как чехол от тюфяка.

— Сын Ивана, здравствуй! — воскликнула она, тщательно выговаривая русские слова. — О, здравствуй, сын Ивана!

Это была крепко сложенная молодая женщина, ростом чуть ниже Захара. Широкое мясистое лицо казалось вылепленным из коричневой глины. Полные губы, глубокая ямочка в подбородке. Она приветственно протянула навстречу ему руки.

Захар глядел на нее отчужденно. Перед его глазами промелькнул образ матери. Мать была тоненькая, стройная, с белой веснушчатой кожей, а волосы у нее были словно золотая пена. И эта толстуха, этот кусок сырой глины в полосатом чехле, норовит занять ее место!

Он осторожно сжал кончики ее коричневых пальцев в коротком рукопожатии.

— Здравствуйте! — чопорно сказал он и добавил: — Как вы меня узнали?

— Уже все люди знают, что ты приехал, сын Ивана. — Она жадно вглядывалась в его лицо. — Потом, ты очень похожий на моего мужа. Только волосы у тебя коричневые, не черные. И ты такой большой! — Ее теплая улыбка постепенно угасала под его холодным пристальным взглядом. — Идем в дом.

Он вошел за ней следом в просторную комнату, где черты русского и индейского быта причудливо смешивались. Стены были увешаны оленьими шкурами, корзины всех форм и размеров стояли на полу или свисали со стропил. В очаге из дикого камня над тлеющими угольями висел железный котел. Скамья и несколько стульев окружали чистый стол из красновато-коричневого дерева. Медный самовар на столе отражал солнечные блики. Захар неохотно признал про себя, что в доме опрятно и уютно.

Внутренняя дверь вела в маленькую спальню, на стенах которой висела мужская одежда.

— Отцовские вещи? — спросил Захар.

— Да. Пойди посмотри.

В спаленке только и было места, что для кровати и сундука. На колышках висели несколько старых рубах, куртка, штаны. Он погладил потертую куртку, взял в руки рубашку и понюхал ее, но учуял только запах чистой хлопчатой ткани. В самом деле, смешно: неужели он надеялся вспомнить отцовский запах?

— Чай будешь пить? — спросила его женщина, когда он вернулся в большую комнату.

— Выпью. — Захар уселся за стол. — Меня зовут Захар. А тебя как звать?

— Надя. Это мое русское имя, твой отец зовет меня так. Мое настоящее имя внутреннее — тайное.

Шлепая смуглыми ногами по полу, она принесла две жестяные кружки, поставила на стол колотый сахар.

Захар пил горячий, крепкий чай вприкуску, покряхтывая от удовольствия, и скупо отвечал на вопросы Нади о себе, о путешествии, о поисках отца.

Когда Надя рассказывала о его отце, у Захара все сжималось внутри. Беззаветная, почти собачья преданность и в то же время какое-то чувство собственничества звучали в ее голосе, во всем, что она говорила. То и дело она повторяла: «мой муж сказал», «мой муж сделал». Она ни капли не сомневалась, что ее муж вернется.

— Через шесть месяцев, — твердо сказала она. — Не больше.

Челюсть ее выступала вперед, как упрямый коричневый кулак, на смуглой коже в уголках угольно-черных глаз вырисовывались косые морщинки.

— Как ваш народ-то зовут? — лениво спросил Захар, потягивая чай.

— Помо, — ответила она, — по-вашему это и будет «народ, люди». Весь этот берег — земля помо. Наша земля начинается далеко на север отсюда, а на юг идет до залива, который испанцы зовут Бодега. То, что вы зовете Росс, — это часть нашей деревни Метени. Нас, индейцев помо из этих мест, зовут кашайя. Это значит «горячие игроки», мы очень любим азартные игры.

— А отец у тебя кто — тойон?

— Да. Так русские его зовут. Наше слово «хоину» — «вождь, вожак, большой человек».

Она поднялась. Захар допивал свой чай.

— Теперь нужно к моему отцу идти. Наверно, он уже знает, что ты здесь. Он думает, твой отец не вернется, бросил меня.

— А ежели твой осердится на меня из-за отца? В драку не полезет? А то ведь…

Стоя перед Захаром, Надя смотрела на него сверху вниз. Слова Захара явно оскорбили ее.

— Мы не дикари, — произнесла она с достоинством. — Мы не бросаемся на человека, если он нам не нравится.

Она повернулась и вышла, Захар поплелся за ней. Вдруг Надя остановилась, обернулась к нему.

— Ты еще очень молодой, — сказала она серьезно. — Тебе еще много надо знать.

Захару казалось, что она понимает причину его неприязни. Но она, по-видимому, была полна решимости не обращать на это внимания.

— Пойдем. Нам пора в деревню.

Дорога в Метени вела мимо огороженных полей к лесистому горному хребту. Надя заговаривала с людьми, мотыжившими песчаную почву, то и дело упоминая его имя и имя его отца. Почти все индейцы работали в поле в одних набедренных повязках. Солнце опалило их кожу до цвета красной меди, черные волосы, свисавшие до плеч, были перехвачены на лбу ремешком. Захар глядел на этих здоровых, крепких людей и невольно сравнивал их с аляскинскими колошами. В округленных телах индейцев помо, в их плавных движениях чувствовалась добродушная мягкость. Колоши и помо — холодный зимний день Аляски и это кроткое майское утро.

На горном склоне тропинка пошла лесом. У ног великанов-деревьев с морщинистой темно-коричневой корой крупный папоротник поднимал свои зеленые и золотые копья навстречу солнечному свету. Надя заговорила о правителе Кускове.

— Мы зовем его Апи-Хоипу, — рассказывала она. — «Апи» — значит «отец», «Апи-Хоипу» — это вроде как «отец-вождь». Потому что его власть мудрая и добрая. — Она лукаво глянула на Захара и добавила, явно передразнивая Кускова: — Вообще.

(Захар тоже успел подметить, что «вообще» — излюбленное словечко правителя.)

— Когда русские пришли, господин Кусков заплатил нам за землю, которая была ему нужна, — продолжала Надя. — Помо взяли с него несколько топоров и еще что-то. Это немного, но мы были довольны. Он показал, что признаёт: это наша земля. Он платит нашим людям за работу. И защищает нас от испанцев. Они делают очень нехорошо, эти испанцы. Обижают людей, забирают их землю. Они берут пленных и делают из них рабов. Здесь нет, здесь они не смеют. Когда они приходят сюда, господин Кусков заставляет говорить пушки.

Захар услышал голоса прежде, чем увидел деревню — скопление хижин из корья на просторной поляне. В стороне, на краю поляны, стояло большое круглое строение из выветренных досок. Оно отчасти ушло в землю и, казалось, пустило корни, приземистое и массивное, как крепость.

— Наш круглый дом, — сказала Надя. — Очень святое место.

Еще Захар увидал на открытом возвышенном месте круглую площадку, окруженную живой изгородью из кустов. В центре ее свисал с жерди флаг с двуглавым орлом.

— Наш флаг! — воскликнул Захар.

— Он говорит испанцам, что у нас есть сильные друзья, — объяснила Надя. — В этом кругу у нас бывают общие танцы, но круглый дом — запретное место. Чужим туда нельзя. Очень святое, очень тайное место.

Похоже было, что все женщины деревни занимались своими делами на улице, перед хижинами. Одни, стоя на коленях, скребли шкуры, растянутые на земле с помощью колышков. Другие толкли желуди в каменных ступках, плели корзины, что-то варили на костре. Большинство ходило в бесформенных ситцевых платьях, как Надя; но на некоторых были только юбки из материала, похожего на траву, — у этих грудь была прикрыта пестрыми ожерельями.

Здороваясь по пути с каждым встречным, Надя направилась к рослому седому старику, сидевшему скрестив ноги у дверей одной из хижин. Все внимание старика было поглощено какой-то кропотливой работой. Инструмент и материалы лежали наготове под рукой — на китовом позвонке величиной с табуретку.

Услышав голос Нади, старик поднял голову, и его темное, морщинистое лицо расплылось в приветливой улыбке. Однако при виде Захара старик посуровел, окинул его враждебным взглядом и снова занялся своим делом. Его прямые седые волосы были откинуты за уши и перехвачены по лбу повязкой из сплетенных красных волокон. На шее висела на ремешке медная медаль с литой рельефной надписью «Союзные России». Обнаженная грудь старика была такой же морщинистой, как и его лицо.