Вторая жена господина дознавателя - Катя Лакруа

От накатившей вдруг паники захотелось завыть, и ноги сами собой подкосились. Я опустилась на колени и стала раскачиваться, пытаясь успокоиться. Так меня трясло в последний раз, кажется, перед выпускными экзаменами в университете. Но по сравнению с тем, что могло ждать меня в этом незнакомом и непонятном пока мире, те страхи показались полнейшей чушью. Училась я на «отлично», диплом писала с удовольствием, можно было не волноваться. Зато сейчас…

Я легла на пол и свернулась калачиком. Из глаз сами собой хлынули слёзы. За что судьба так со мной? Теперь даже предательство Антона казалось чем-то несущественным. Да пусть женится на своей Маше и пробует с ней хоть тысячу новых поз, мне уже всё равно. Я просто хочу домой, подальше от чужого жениха!

Не знаю, сколько я так пролежала, рыдая, но в какой-то момент слёзы просто кончились. Меня всё ещё трясло, а мысли разбегались. Надо встать и пойти в ванную — привести себя в порядок. Наверняка я опять выгляжу настоящим страшилищем! Но ковёр на полу был таким мягким и уютным, что, казалось, притягивал к себе и не отпускал…

— Госпожа Элианна, госпожа Элианна, — раздался над ухом испуганный голос Иси. — С вами всё в порядке, моя хорошая?

Я распахнула глаза. Кажется, задремала… И тут в голове созрел план, как разговорить служанку.

— О, Иси, это ты, — пробормотала я, демонстративно хлюпнув носом. — Как хорошо, что ты здесь. Иси, мне так плохо…

— Госпожа Элианна, миленькая, вы потерпите, я сейчас сбегаю к вашему папеньке, а он пошлёт за целителем! Что у вас болит?

— Душа, Иси, у меня болит, — я снова шмыгнула носом. — Знаешь, как это ужасно, когда ничего не помнишь? Вообще ничего, Иси! Вот отец сказал что-то про господина Дарриена, а я и не знаю, кто это. И за кого замуж пойду, тоже не имею понятия. Иси, ты ведь наверняка что-то знаешь.

Я села и посмотрела прямо в глаза служанке, тоже сидевшей на ковре рядом со мной. Постаралась вложить во взгляд всю свою боль. Исидория прерывисто вздохнула, и мне показалось, что она сейчас вскочит и сбежит. Но, к моему удивлению, Иси вдруг тоже зашмыгала носом и принялась тереть глаза кулачками, напомнив мне маленькую девочку.

Невольно вспомнив своих пятиклашек, а теперь уже шестиклашек, я тоже тяжело вздохнула. Не увидят они, наверное, больше свою классную руководительницу и не скажут нестройным хором, едва я войду в класс: «Bonjour, Полина Александровна»…

— Ах, госпожа Элианна, — всхлипнула, между тем, Исидория. — Я ведь и рада бы вам всё рассказать, да запретили мне господа. Если они узнают, я окажусь на рудниках. А то и ещё того хуже, просто на улице, а оттуда одна дорога — в публичный дом.

— Да как они узнают, Иси? Мы же с тобой вдвоём сейчас.

— Вы ведь не сможете всё в себе держать, моя госпожа. — Иси отвела взгляд. — Ну как пойдёте ругаться с господами вашими родителями. А они спросят, как вы узнали. И не надо тут быть шибко умными, чтобы догадаться, кто проболтался. А ведь они строго-настрого наказали молчать…

— Иси, я тебе обещаю, что не пойду ругаться. Я ведь ничего не помню о прошлом.

— А вдруг вспомните, пока я вам рассказываю. — Служанка явно цеплялась за последнюю возможность обезопасить себя. — У меня маменька почти слепая, не может работать, а она швеёй была, отбоя от клиентов не знала. Вы ведь не помните, так я скажу. И я её единственная дочка, единственная опора, плачу помощнице по хозяйству, чтобы матушка могла спокойно жить в своём доме, а не в богадельне. Но если меня уволят…

— Не уволят. — Я сама удивилась, как твёрдо прозвучал мой голос. — Я за тебя буду до последнего стоять, глотку кому хочешь перегрызу.

Вот это я даю! Хотя, если так подумать, мне стало искренне жаль Исидорию. Девчонка она вроде хорошая, да и маму её жалко. И я в самом деле постараюсь сделать всё, чтобы не дать Иси в обиду, пусть пока и не представляю, что именно. Но мои слова вызвали какую-то неожиданно бурную реакцию.

— Ах, госпожа Элианна, хорошая вы моя, простите дурочку Иси! Простите за всё! Я же… ну, всегда вам желала самого лучшего.

— Я и не помню, за что должна тебя простить, — вставила я, а Иси, зарыдав, наклонилась и принялась целовать подол моего уже изрядно помявшегося платья.

— Вы однажды всё вспомните и поймёте, но вы уж не пытайте меня, ладно? Не хочу я говорить! Я вам про господина Дарриена скажу и про господина Нордена тоже скажу, что знаю. Но уж о большем не просите, не могу я!

— Ладно, ладно, успокойся, Иси. Рассказывай, что можешь, а там видно будет. Я обещаю, всё останется между нами.

Я расправила подол платья, а Иси, ловко вскочив на ноги, протянула мне руки и помогла подняться. Мы вышли из гардеробной и служанка, оглядев меня, поцокала языком.

— Давайте, моя госпожа, я вам причёску новую сделаю и лицо покрашу заново. А то слёзы всё испортили. Не плачьте, моя хорошая, садитесь вот лучше.

Она заботливо отодвинула стул возле туалетного столика, и, усадив меня, схватилась за расчёску.

— Ну, рассказывай, не томи, — поторопила я.