Вторая жизнь Уве - Фредрик Бакман

Добрую половину суток он драил поезда, отбывающие из города на юг, затем спал часа три и весь остаток дня сновал вверх-вниз по строительным лесам, слушая, как мужики в пластмассовых касках обсуждают строительные хитрости. Раз в неделю, в свой единственный выходной, Уве без перерыва, по восемнадцать часов таскал мешки с цементом и бревна, курочил и заново отстраивал единственную ценность (не считая «сааба» и отцовских часов), перешедшую ему от родителей. Сноровка его росла не по дням, а по часам, мышцы крепли.

Как-то в пятницу под вечер прораб, которому полюбился этот работящий паренек, подвел Уве к заброшенной дровяной куче. Строительный мусор, сломанные доски, которые надо было сжечь на костре.

– Я отлучусь, и ежели вдруг какая доска тебе понадобится, будем считать, что ты бросил ее в костер, – сказал прораб и с тем удалился.

Проведав о ремонте дома, старшие товарищи Уве стали интересоваться его успехами. Когда Уве ставил несущую стену в гостиной, к нему зашел каменщик, жилистый и кривозубый: минут двадцать он распекал Уве, обзывая бестолочью, не удосужившейся освоить азы, после чего научил, как определять допустимую нагрузку. Когда Уве укладывал плитку на кухне, заявился дюжий плиточник, у которого недоставало мизинца: раз тридцать обругал Уве халтурщиком, зато научил правильно мерить.

Однажды вечером, когда пора было идти домой, рядом со спецовкой Уве кто-то оставил ящик со старыми инструментами. На ящике лежала бумажка с надписью: «Салаге!»

Дом медленно, но верно приобретал божеский вид. Шуруп за шурупом, дощечка за дощечкой. Похвалиться было не перед кем, да оно и не требовалось. Хорошая работа сама себя хвалит, говаривал отец, и Уве был совершенно с ним согласен.

Он, сколько мог, избегал соседей. Видел, что те невзлюбили его, и, чтобы не злить их еще больше, обходил стороной. Правда, после одного случая сделал исключение – для старика, что жил со своей женой через забор от Уве. Этот старик единственный на всю округу не носил галстука. Когда был чуть помоложе, конечно, носил, в этом Уве почти не сомневался.

А случай приключился вот какой. Строго через день, с тех пор как умер отец, Уве ходил подкармливать птиц. Но как-то утром позабыл. Когда же на следующее утро решил исправиться, то чуть не сшибся лбом с соседом, тянувшимся к кормушке со своей стороны штакетника. Старик обиженно посмотрел на Уве, держа в руках пакет с птичьим кормом. Ни старик, ни Уве не сказали друг другу ни слова. Потом Уве коротко кивнул. Сосед так же коротко кивнул в ответ. Уве вернулся в дом и с той поры кормил птиц только по своим дням.

Разговаривать с соседом они не разговаривали. Как-то Уве, докрашивая штакетник, увидел, как старик выходит на крыльцо. Докрасив свою половину забора, Уве заодно покрасил соседскую половину. Сосед ничего не сказал на это, однако вечером, когда Уве случилось идти мимо соседского кухонного окна, они кивком поприветствовали друг друга. А наутро Уве обнаружил на крыльце яблочный пирог явно домашней выпечки. Яблочного пирога Уве не едал с той поры, как умерла матушка.

Чиновники тем временем слали и слали письма, все более грозные требования продать участок. Под конец Уве стал выбрасывать их послания, не вскрывая конвертов. Хотите отобрать отчий дом, что ж, придите попробуйте – Том однажды попробовал отобрать чужой кошелек.

Несколько дней спустя, проходя мимо соседского дома, Уве заметил, что сосед кормит птиц не один – на пару с мальчуганом. Внук, смекнул Уве. И украдкой наблюдал за ними из окна спальни. Старик и мальчик секретничали вполголоса, словно делясь огромной тайной, и этот полушепот их отозвался в душе Уве чем-то давно забытым.

Тем вечером он ужинал в «саабе».

А спустя несколько недель Уве закончил ремонт, и, когда солнце вышло из-за горизонта, Уве, забив последний гвоздь и сунув руки в карманы синих штанов, гордо стоял в саду и любовался своей работой.

И вдруг обнаружил: дома ему по душе. Их можно понять умом. Их можно рассчитать, начертить на бумаге. Они протекут, если не латать крышу. Они рухнут, если не укреплять фундамент. Они справедливые, эти дома, всегда платят тебе тем, что ты заслужил. Не то что люди.

Дни шли за днями. Уве ходил на работу, питался сардельками с отварной картошкой. И хотя жил бобылем, не страдал от одиночества. Но вот когда Уве привычно перетаскивал какие-то доски, в его ворота, откуда ни возьмись, постучался какой-то круглолицый весельчак в мешковатом синем костюме. Обливаясь потом, он просил Уве не отказать ему в стакане воды похолоднее. Уве поднес, почему бы и нет, и, пока весельчак пил, они разговорились. Вернее, ясное дело, разговорился-то круглолицый весельчак. Оказалось, он страшно интересуется домами. Живет, мол, на другом конце города, и у самого ремонт полным ходом. И тут же напросился на кухню к Уве – кофейку выпить. С непривычки Уве опешил от такой бесцеремонности, но, побеседовав часок-другой на строительные темы, даже готов был признать, что иной раз не так уж и худо посидеть на кухне в компании.

Уже прощаясь, весельчак вдруг спросил про страховку. Уве ответил, что ему в голову не приходило страховать дом. Отец вот не больно жаловал страховщиков.

Круглое лицо весельчака вдруг вытянулось. Он стал уговаривать Уве: приключись что с домом, без страховки – беды не оберешься. Уве, поддавшись на уговоры, отчасти признал свой промах. Сам-то он прежде не задумывался над последствиями. Это ж надо быть таким балбесом!

Круглолицый спросил, нельзя ли ему позвонить от Уве. Уве разрешил. И что же: растроганный гостеприимством Уве в этот погожий солнечный денек, весельчак решил отблагодарить хозяина за радушие. Он (по счастливой случайности) как раз работал в страховой компании и, коротко переговорив с конторой, предложил Уве страховку по замечательной цене.

Уве поначалу ломался, долго торговался, сбивая цену еще.

– Ну и хваткий же вы делец! – восхитился весельчак.

Уве сам не ожидал, что будет так польщен этими словами. А весельчак всучил ему бумажку со своим телефоном и сказал, что охотно зайдет еще – попить кофе, о ремонте побеседовать. Впервые кто-то изъявил желание подружиться с Уве.

Уве заплатил за страховку наличными. Пожал круглолицему руку.

И больше его не видел. Как-то пытался дозвониться – никто не ответил. Шильцем кольнула было обида, но Уве решительно запретил себе расстраиваться на этот счет. Зато когда позвонил человек из другой страховой компании, Уве с чистой совестью ответил, что уже застрахован. Нет худа без добра.

Соседей он по-прежнему обходил за версту. Была охота – искать себе проблем! На беду, проблемы будто сами искали его. Прошло несколько недель с окончания ремонта, как грабанули дом одного из галстуков. Второе ограбление за недолгий срок. На следующее утро галстуки ни свет ни заря собрались на сход и всем миром постановили, что без молодого бирюка из «халупы под снос» тут никак не обошлось. Иначе «на какие средства он бы отгрохал такой ремонт». Вечером кто-то пришпилил к двери записку: «Уматывай, пока цел!» Следующей ночью в окно влетел кирпич. Уве выбросил кирпич, вставил новое стекло. Он не ответил галстукам. Какой смысл? Но и съезжать не собирался.

А наутро проснулся от едкого запаха дыма.

Уве единым духом вылетел из постели. Первая мысль была: видимо, раскокать окошко кирпичом кому-то показалось маловато. Сбегая вниз по лестнице, Уве машинально ухватился за молоток. Нет, от природы парень не был кровожадным. Но кто их знает, мало ли?

Он выскочил на веранду как был – в одних трусах. Месяцы перетаскивания бревен на стройке не прошли без следа: из юнца Уве превратился в дюжего мужика. Вид голого торса и молотка, зажатого в правом кулаке, смутил столпившихся зевак – на миг оторвавшись от зрелища пожара, они оглянулись на него и, как один, благоразумно посторонились.

Тут только Уве понял, что горит не он. Горели его соседи. Галстуки повыскакивали на улицу и пялились на пожар, будто косули, ослепленные светом прожектора. Из дыма вдруг показалась фигура старика, под руку выводившего жену. Та задыхалась от кашля. Отдав жену на руки одной из соседок, старик обернулся и кинулся в огонь. Толпа закричала: «Куда? Поздно! Дождись пожарных!» Дед не стал слушать. Хотел уже кинуться в самое пекло, как обрушилась горящая притолока.

За эти долгие секунды Уве, стоя у своих ворот, успел оценить обстановку. Ветер дул в его сторону, рдеющие головешки уже подпекали сухую траву на полянке, отделявшей дом Уве от соседского. Скорей бежать за шлангом, иначе через несколько минут огонь перекинется на его жилище. Уве видел, как старик пробивается внутрь, пытаясь перелезть через рухнувший ему навстречу книжный шкаф. Галстуки окликали его, уговаривали вернуться, но старуха, жена его, вдруг выкрикнула другое имя.

Имя их внука.

Уве переминался с пятки на пятку. Перенося вес то на одну, то на другую ногу. Огонь змейкой полз по траве. По правде сказать, в ту минуту Уве размышлял не столько о том, чего хочет сам, сколько о том, как поступил бы на его месте отец. И, поразмыслив, понял, что выбора, собственно, нет.