Продавец иллюзий, или Маска страсти - Екатерина Гринева

И это сможет подтвердить бармен.

Он слышал, как мы ссорились. Был еще один посетитель в то время в кафе. Мы с брюнеткой были у барной стойки и шумно ссорились, потом началась наша потасовка, которая не могла не привлечь его внимания. Стало быть, по крайней мере, двое свидетелей уже могут подтвердить факт нашей ссоры, бармен и посетитель. А через какое-то время женщину, с которой я ссорилась, нашли мертвой. Две женщины не поделили одного мужчину. Классическая ситуация, которая привела к убийству.

Я поднесла ладони к вискам и потерла их. Что мне делать? Ехать в Москву и обо всем рассказать Александру? И почему эта женщина называла его Андреем? Он представился ей другим именем?

Однако после того, как я видела секс-игры в коттедже, общаться с ним я не могла. Наверное, я была еще очень наивной и глупой, потому что существовало распространенное мнение, что мужчину надо простить, он, дескать, не виноват, а поддался минутному порыву. И вообще мужчина – существо полигамное. В отличие от женщины-квочки, которая должна сидеть дома и вить свое гнездо.

Но я не могла так поступить. Наверное, во мне взыграла гордость, с которой я не могла ничего поделать. Упрямство и гордость. В Москву я ехать не могла, а куда мне деваться?.. Мысль пришла в голову неожиданно. Я могу поехать в районный центр, к которому относилось придорожное кафе, где и совершилось убийство, и прослушать там сводку новостей по местному телевидению или, на худой конец, почитать местные газеты. Как я помнила по своей малой родине, все происшествия моментально попадали в эпицентр местных новостей и становились предметом обсуждения. Пусть и ненадолго.

Я попыталась вспомнить, сколько у меня имелось в наличии денег.

В кошельке – где-то около пяти тысяч. На карточке – сорок пять. Итого – пятьдесят. На какое-то время это хватит… По крайней мере, сейчас.

А что будет потом – мне загадывать не хотелось, к тому же, учитывая сложившиеся обстоятельства, это было просто глупо. Я сказала шоферу, что мы поворачиваем назад, он ничего не сказал, и, развернув машину, мы поехали в город Т*.

Гостиницу я выбрала на отшибе, номер был последним по коридору, первым делом я включила местный телеканал и легла, не раздеваясь, на кровать, покрытую потертым коричневым пледом.

Новость об убийстве в ресторане «Мадлена» шла первой. Оказалось, что убитой была некая Алла Бергер, 1978 года рождения, жена владельца фирмы «Алвестглобалтрейд» Германа Бергера. Затем шло сообщение, что подозреваемой является молодая женщина приблизительно двадцати лет, дальше шло мое описание и фоторобот. Как я и предполагала.

Я усмехнулась своей проницательности, но через секунду мне было уже не до смеха. Дикторша хорошо поставленным голосом сказала:

«В полиции имеются неопровержимые доказательства, что Бергер в последнее время получала угрозы в свой адрес, кроме того, на сумочке и в машине обнаружены отпечатки пальцев… Следствие ведет оперативную работу…»

Потом пошли другие новости.

А я в тот момент поняла, что влипла.

И влипла по-крупному.

Я вскочила с кровати и подошла к окну. Оставаться в гостинице мне было небезопасно. Меня могли в любой момент опознать и сдать в полицию. Подо мной горела земля, я никак не могла осознать это…

Еще вчера все было по-другому.

Любящий (как я думала?!) муж и спокойная мирная жизнь, которая шла по заведенному порядку, включая и кофе в постель.

Сейчас это воспоминание вызвало у меня горькую усмешку.

Мне нужно было срочно покинуть этот город, чем скорее – тем лучше… Ехать в Москву не было смысла – у меня там никого не было и никто меня там не ждал. Мужа я решительно вычеркнула из своей жизни. Поэтому Москва в качестве пункта назначения отпадала.

Ехать было некуда.

Я была совсем одна, а мне было нужно, как воздух, участие и дружеское плечо. Я нуждалась в этом, как в краткой паузе и передышке перед затяжными боями…

Тут я неожиданно рассмеялась. Кажется, я нашла выход. Один человек все-таки был, к которому я могла приехать и рассказать эту историю и который бы посоветовал мне, что делать. Наконец, поверил бы в мою невиновность! Это была моя бывшая одноклассница, уехавшая в Питер. Нормальная девчонка, к которой можно было обратиться за помощью. А у меня было слишком много вопросов, на которые требовалось найти ответы.

Почему Алла Бергер называла меня Мариной?

Что произошло два года назад в яхт-клубе «Ладога»?

Почему Николай остался в гостинице, а не уехал?

Кто угрожал Алле Бергер?

Когда она познакомилась с моим мужем и как долго длился их роман?

И главное: кто убил Аллу Бергер?

Когда я сдавала ключи от номера, я уже знала, что сделаю в ближайшие час-два: куплю парик на рынке и поеду в Питер. К Лоле.

Лола-музыкантша жила в Питере. Она была единственной, кто укатил из нашего поселка не в районный центр, а на Большую землю – в Питер. От Лолы-музыкантши у меня остались телефон, выученный наизусть, привкус поцелуя в щечку и прощальное «Ну, давай». Не то чтобы мы дружили, нет, но Лола выделила меня из толпы, просто понимая, что я могу оценить ее любовь к музыке по достоинству. Лола-музыкантша звонила своей матери по большим праздникам и посылала деньги. Она утверждала, что у нее все хорошо и она играет в оркестре самого маэстро Георгиева. И мотается по заграничным гастролям. Именно поэтому само имя Лолы было окружено легендами, она стала, ТОЙ-КОМУ-УДАЛОСЬ-ВЫРВАТЬСЯ-ИЗ-ЗАМКНУТОГО-КРУГА.

Теперь у меня была одна дорога – в Питер, к Лоле. Пусть она стала знаменитостью и играет у самого маэстро Георгиева, но, может, она не откажет в просьбе своей землячке? Скромной просьбе – приютить ее и помочь разобраться, что же в конце концов происходит. Если не поможет Лола, то не поможет никто.

Интересно, изменилась ли она за прошедшие годы? Память услужливо рисовала черноволосую бойкую Лолу – ее отец был армянин, случайно приехавший на заработок в наши края и сразу слинявший после рождения дочери. Мать воспитывала ее одна, при одном упоминании о ветреном папаше она поджимала губы и говорила одну-единственную фразу: «На все воля божья».

И вот теперь мне предстояло нагрянуть с визитом к владычице музыкальных сфер и сотруднице маэстро Георгиева. Ее телефон был для меня пропуском в рай и последней индульгенцией, выданной нераскаявшемуся грешнику. Я набрала телефон Лолы, но было глухо. Внутри меня все оборвалось. На такой поворот дела я не рассчитывала: может быть, Лола укатила на гастроли или сменила телефон, ведь все-таки два года прошло с тех пор, как она уехала… Все могло быть…

Я решила ехать в Питер, не теряя времени. Я не могла купить билеты на поезд – у меня не было паспорта, и потом – это было слишком рискованно. Вдруг уже у каждого полицейского был мой фоторобот: так, по крайней мере, мне мерещилось. Я купила газету объявлений и, прозвонив по телефонам, договорилась с одним частником, чтобы он довез меня до Питера. Мы сошлись на десяти тысячах рублей. Мы договорились встретиться у Ленинградского вокзала. Я сняла десять тысяч в банкомате с карточки. Теперь у меня на ней оставалось ровно тридцать пять тысяч.

Мой шофер оказался мужичком предпенсионного возраста, который все время суетился и нервно хихикал. Только мы сели в машину, он сразу сообщил мне, что три года назад овдовел и теперь присматривает новую «женушку», так как одному жить очень тяжело, да и хозяйство – квартира в городе и дом в деревне – требует женской руки.

Вскоре наступила ночь, и я незаметно уснула на заднем сиденье.

Ехали мы примерно десять часов и въехали в Питер в шесть утра. До девяти я коротала время на Московском вокзале, затем опять сделала звонки Лоле, но безуспешно. Наверное, она куда-то уехала на гастроли или в отпуск.

И тут меня осенило: я могу взять адрес в столе справок и подъехать к Лоле. А если ее нет, то узнать у соседей, надолго ли она уехала.

В столе справок сидела женщина в очках, которая уставилась на меня и отчеканила:

– Фамилия-имя-отчество?

– Чье? Мое?

– Вашего респондента.

– Подберезкина Лола Арсеновна.

Несмотря ни на что, мать дала ей отчество отца, сгинувшего на просторах родной Армении.

– Сколько лет?

– Девятнадцать. Я могу дать ее телефон.

– Давайте.

Через пару минуту я уже отходила от стола справок, сжимая заветную бумажку в руках.

До улицы, которая находилась на окраине Питера, я ехала на метро, потом тряслась на трамвае и, когда вышла, оказалась в окружении мрачных домов, явно требовавших капитального ремонта.

Лола, богиня музыки и сподвижница маэстро Георгиева, вряд ли могла обитать в этих непрезентабельных халупах, но возможно, здесь вкралась какая-то ошибка, и в Питере существуют две Лолы Подберезкины.

Я сглотнула и принялась искать глазами номер дома.

Он стоял крайним и выходил окнами на залив.

…Дверь мне открыли не скоро, шаги раздались где-то на пятой минуте настойчивого звонка в дверь. Но передо мной стояла не Лола, а рыжий парень с сонными глазами. Он был одет в безразмерную футболку с кучерявым Майклом Джексоном и белые хлопчатобумажные брюки свободного покроя. И он был босиком.