Тоомас Нипернаади - Аугуст Гайлит

- Я ей не нужен, - кричал он, - видали, какой гонор?! А я, значит, уродец, нет, вы слыхали, черт побери! И я, значит, портной, рыбак и бог знает кто еще!

И он  смеялся во все горло, так что лес отзывался ему десятикратно усиленным смехом и напуганные птицы стрелой взывали в воздух.

Домой он пришел только под утро. Гнев поутих. Он тихонько подошел к амбару Траллы и постучал.

- Милая Тралла, - произнес он, заискивая, - впусти меня на минутку.

Сонная девушка открыла дверь.

- Не бойся, милое дитя, - сказал  Нипернаади, - полезай обратно под одеяло и не беспокойся. Я посижу на краешке твоей постели и немножко поговорю. Тебе очень хочется спать, милая Тралла?

- Совсем не хочется, - ответила Тралла и потерла глаза руками.

- Ты понимаешь, не давай себя беспокоить, - сказал Нипернаади сочувственно, - чувствуй себя прямо как дома.

Он погладил девушку по голове.

- Ах ты, моя малышка, - с нежностью сказал он, - почему они зовут тебя Тралла-Балда, такую умненькую и милую девушку?! Нет, наверняка мы скоро уйдем отсюда, они ведь и меня костят портным и пусть, говорят, я вымажу сажей лицо... Они говорят, что только на высокой трубе я интересный мужчина — как это понимать, милая Тралла? Нет, нет и нет, нам здесь делать нечего. Скоро нашим хозяином сделается господин пастор, и тогда милости просим пахать, плуг в одной руке, в другой — библия. Тут уж будут тебя обзывать Вельзевулом, Никодимом, Авраамом и бог знает кем еще. Нравится тебе это? Само собой, нет. Ах ты, маленькая щебетунья, какие у тебя теплые ручки, какие мягкие волосы! Тралла, хочешь за меня замуж, а? Не бойся — я такое же глупое дитя, как и ты, ветром подбитый, мотаюсь туда-сюда, бог знает зачем. Подумай, Тралла, ты можешь не отвечать сразу, скажи завтра, послезавтра или через неделю. Мы бы зажили с тобой в лесу. Купили бы коровку, такую рыжую с белой звездочкой на лбу.

Ах, милая Тралла, полюбила бы ты меня, хоть я и бедный, бедней, чем кто бы то ни было на этом свете. Даже второй рубашки у меня нет, а эту единственную я раз в неделю украдкой хожу стирать на речку, - вот каков я. И есть вдруг развалятся мои сапоги — одному Богу известно, смогу ли я в этой жизни справить новые. Зато поставить тебе в лесу маленькую, крохотную избушку сил у меня хватит, а о пропитании, я думаю, позаботится сам создатель. Силы небесные, почему бы ему не позаботиться, если мы, два таких маленьких, беспомощных дитятка, покорно сложим руки и обратим к нему взор.

Скажи, милая Тралла, кто это научил тебя так мило косить? Может, ты и меня научишь, это так симпатично! Смотри, какие у тебя маленькие белые ручки, скажи, ты сама когда-нибудь их разглядывала?

Долго говорил  Нипернаади у кровати девушки.

Солнце стояло высоко, когда он наконец вышел из амбара. Посреди двора стоял хозяин и сердито выкликал Траллу, но, завидев, как  Нипернаади выходит из амбара, подобрел, хитро подмигнул и сказал:

- Хороша сегодня погодка.

Нипернаади улыбнулся:

- Да, ничего себе, хотя хорошо бы дождичка...

Тралла ходила с заплаканными глазами. Ах ты, матерь божья, вздыхала она, что же мне делать:  Нипернаади меня любит. Ей почему-то было стыдно, она была несчастна и теперь уже не смела даже приблизиться к нему. Она чувствовала, как ей на плечи взвалили какую-то тяжкую ношу, обязанность, смысл которой она не могла себе уяснить. В душе она считала себя глупой, никому не нужной, она привыкла и смирилась с руганью и придирками, и вдруг кто-то хочет ее любви и совета!

В первую минуту ей захотелось убежать в лес и никогда больше не возвращаться. Но потом она подумала и решила, что это погубит  Нипернаади. Так она ничего и не придумала. Только все вздыхала и охала, а когда оставалась одна, давала волю слезам. Бедный  Нипернаади, всхлипывала она, бедный человек, что же с тобой будет!

А  Нипернаади все эти дни ходил очень серьезный и больше не обращал внимания ни на Траллу, ни на хозяйку, ни на Элло. Больше того — он сходил в магазин, купил бумагу, карандаши и какие-то странные измерительные инструменты. Теперь дни и ночи напролет он просиживал в комнате, чертил, высчитывал, писал или, быстро сбегав к реке, измерял уровень воды и снова возвращался считать. Он стал настолько таинственным и важным, что не отвечал даже барышне, когда та спрашивала его о чем-нибудь.

Когда же наконец хозяйка озабоченно поинтересовалась, что же, любезный  Нипернаади, ты, мол, сутками спины не разогнешь, Тоомас через не хочу, но все же так, чтобы услыхали все, ответил:

- Кому же еще трудиться, если не мне! Вам всем наплевать, пусть хоть развалится этот хутор! Никто ведь еще не подумал о том, что луга превращаются в болота. За много лет устье реки засорилось, вода не доходит до моря и топит луга. Давно пора было подумать о том, как углубить устье.

Все слушали его, разинув рты, а  Нипернаади продолжал:

- Как же я уйду отсюда, если самое важно дело не сделано? У барышни скоро свадьба, на сегодня-завтра эти поя и луга перейдут пастору, - стыд и позор отдавать их ему в этаком состоянии...

И вот, довольно навычисляв, начертив и наизмеряв устье реки, однажды вечером он вернулся домой в приподнятом настроении и голосом ласковым, но в то же время не терпящим возражений, сказал Элло:

- Барышня, сегодня пойдете со мной к устью реки.

- Это зачем? - капризно спросила Элло.

- Там увидите, - загадочно произнес  Нипернаади.

Элло набросила платок на плечи и пошла. По дороге  Нипернаади не произнес ни единого слова. Он был весел, насвистывал, смеялся и потирал руки. И только когда они подошли к устью, он стал собраннее, попросил барышню сесть рядом с ним и заговорил:

- Милое дитя, могу ли я доверить тебе свою тайну?

Он даже назвал барышню на ты.

- Видишь ли, - быстро продолжил он, - я не портной, не рыбак и не крестьянин, все это пустая болтовня. Я вынужден был обманывать здешний люд и тебя тоже, иначе меня выкинули бы с хутора куда подальше. Я вынужден был разыгрывать придурковатого батрака, пахать, возить навоз и бог его знает что еще. Ах, милая Элло, когда-нибудь я буду вспоминать это время как самое комичное в своей жизни! Я же археолог. Всю жизнь я рылся в книгах, представляешь — такие толстенные фолианты, вроде библии. И в них, голубушка, я нашел такое, что другим и во сне не увидеть.

Его будто бросило в жар, она возбужденно размахивал руками и не мог устоять на месте.

- В пору шведского короля Эрика Четырнадцатого, - продолжал он, - эта местность была совсем другой. Не этот вот ручеек, здесь текла широкая и глубокая река, по которой плавали военные корабли и торговые суда со всего света. По берегам высились крепости, стояли деревни и лабазы, отсюда лежал знаменитый торговый путь к далеким народам. От почему здесь и вспыхивали побоища, кровавые войны за власть. Во времена Эрика Четырнадцатого, прозванного Мужицким королем, во время невиданного урагана в устье этой реки затонула целая флотилия, груженная золотом, которую король послал, чтобы поддержать правителей и простой народ. Какое это было несчастье, милая Элло! Но прошли столетия, река высохла, устье засорилось, а бесчисленные возы с золотом и по сей день лежат на дне реки. Смотри, вот здесь прямо у твоих ног. Никто не в силах оценить те несметные богатства, что покоятся здесь, под этими желтыми песками.

Но боже мой, и это еще не все. Весьма возможно, что все это золото меня бы не тронуло, очень может быть что из-за него я не оставил бы родной дом, не напялил бы эти лохмотья, представляя потешного батрака, если б еще одно обстоятельство не привлекло моего внимания.

В этой реке упрятаны жемчужины, большие, чистые, как слеза жемчужины. В старину, в пору правления русской императрицы Екатерины, здесь было целое поселение ловцов жемчуга. Тут собирали неимоверные состояния, тысячам река подарила богатство и счастье. В порту стояли корабли со всех стран света, они развозили эти диковинные камни по всему миру. Но тут разразились войны, долгие, кровопролитные войны, прежние правители и ловцы жемчуга погибли или бежали, крепости и селения стали добычей огня. И только жемчуг не пропал, наоборот, нарождались никому неведомые, все новые жемчужины.

Господи, я шалею от того, что стою перед богатствами, какими не владеет ни один смертный. Любой король, любой владыка — ничто перед тем, что сокрыто в этой речке. Да они нищие в сравнении со мной! В тот день, когда я совершил свое открытие, я захмелел, как голодный бродяга, которого с улицы возвели на трон. Я бредил, я был точно в лихорадке — мне вдруг открылся весь мир, я мог скупать государства, свергать королей, мог швырять целые состояния налево и направо только для ублажения собственной прихоти.

Но когда первый хмель выветрился, необъяснимая грусть сжала мое сердце. К чему троны, царства и почет?!

Лучше бы я снова стал бедным. Тяжелое бремя золота давило на плечи. Жемчужины сверкали, но были холодными. А я мечтатель, этакий забавный певчий кенар, которому больше, чем состояние, нужны солнышко, цветы и маленькая Элло. Мной овладело беспокойство, я потерял сон. Я был несчастен оттого, что труд всей моей жизни не привел меня к цели. На что потратил я молодость, силы, ради чего не смыкал глаз ночами?! Чтобы поселиться в каком-то дворце и с тоской взирать на закат своей жизни?