Мишель Нострадамус. Заглянувший в грядущее - Вадим Эрлихман

В 1557 году в Лионе вышли второе издание «Пророчеств» и альманах на следующий год, не дошедший до нас. В той же типографии Антуана де Роне Нострадамус опубликовал свое юношеское сочинение «Парафраза Галенова увещевания Менодоту», а сразу в трех издательствах Лиона и Парижа — «Новое предсказание на 1558 год» с посвящением Гийому де Гаданю, сенешалю Лиона. Его известность росла, и вместе с ней рос поток направленных против него памфлетов: только в 1558 году их появилось три штуки. Их авторы с натужным остроумием именовали пророка Монстрадамусом («чудовищным») или Монстрадабусом («чудовищем кощунства»), обвиняя его не только в обмане и невежестве, но и в таких серьезных грехах, как нарушение церковных канонов и даже ересь. На Нострадамуса ополчились как католики, так и протестанты — те и другие считали, что его пророчества слишком благоприятны для их врагов. Конечно, не были упущены его еврейское происхождение и предосудительное занятие астрологией.

Фауст. Художник Рембрандт

Вероятно, больнее всего пророка ранили не эти обвинения, исходящие от презираемых им обскурантов, а трактат уже упомянутого астролога Лорана Виделя «Обличение злоупотреблений, невежества и подстрекательства Мишеля Нострадамуса», вышедший в том же 1558 году в Авиньоне. Видель критикует не сами предсказания Нострадамуса, а метод их получения, обвиняя его в незнании «благородной науки» астрологии. Он резонно высмеивает заявление пророка о том, что он узнает будущее, глядя на звезды: «Если бы знал хоть какие-то принципы астрологии, ты бы знал, что не нужно выходить из кабинета, чтобы писать альманахи, потому что в наше время есть достаточно ученых и искусных людей, которые уже рассчитали для нас движение восьми небесных сфер. Но это материи слишком сложные для твоего ума, ибо ты определенно не умеешь рассчитывать ни по небесам, ни по каким-либо таблицам».

Увидев составленные Нострадамусом гороскопы (натальные карты), Видель со знанием дела раскритиковал их, утверждая, что автор ничего не смыслит в избранной профессии. Называя его «невежественным ослом», он пишет: «Ты в какой-то мере прав, когда говоришь, будто за тобой по пятам следует стадо скотов, поскольку речь идет о твоей тени». При этом он не отрицает, что предсказания Нострадамуса могут быть точными, но уверяет, что они внушены колдовскими силами: «Я присоединился к всеобщему мнению, что ты связан с чародейством, злыми духами, земной и скверной магией, будучи несведущим в магии естественной — священной, помогающей познать и полюбить Бога». Стиль полемики здесь характерен для «просвещенной» эпохи Ренессанса, столпы которой клеймили оппонентов, не стесняясь в выражениях, не брезгуя компроматом или просто доносами.

Насколько справедлива критика Виделя? До нас гороскопы Нострадамуса не дошли, но его сочинения выдают весьма поверхностное знакомство с астрологией. Много лет пророк занимался медициной, хорошо знал естественные науки, но вряд ли имел возможность глубоко изучить астрономию и математику, необходимые астрологу. Специалисты говорят, что многие его предсказания основаны не на положении светил, указанном в тексте, а на умозрительных построениях, объясняемых «голосом свыше». В связи с этим можно вспомнить как слова Дора об ангельском внушении, так и начало «Пророчеств», где источником вдохновения автора назван бронзовый треножник — тот самый, на котором восседала Дельфийская пифия, слушая голоса богов.

Многие поклонники салонского пророка считают его ученым-новатором, который предвидел многие открытия будущего и даже пытался применить их — в первую очередь в медицине. Это не так: никаких открытий в борьбе с чумой, да и в других областях, он не совершил, следуя вполне традиционным методам. Если он и достигал успехов, то благодаря решительности и методичности своих действий, а не новаторству. Да и можно ли вообще назвать его ученым? В своих трудах он больше следовал не профессиональным астрологам наподобие Региомонтана, Штеффлера, Витали, а таким оккультистам-натурфилософам, как Агриппа, Парацельс или уже упомянутый доктор Фауст. Это опять-таки свойственно медикам того времени, которые в следовании научным методам сильно отставали от астрономов и астрологов (напомним, что в XVI веке эти профессии еще не различались).

Устав от нападок критиков, Нострадамус решил ответить им. В августе 1558 года, после завершения очередного альманаха, он пишет сочинение, посвященное папскому легату Авиньона Джакомо Марии Сале и озаглавленное «О значении затмения, которое случится 16 сентября 1559 года». Это затмение, по его мнению, откроет новую страницу в истории Франции, сопровождаясь сменой монарха и длительной религиозной смутой, которая продлится до начала XVII столетия (заметим, что в точности так и случилось). Не задерживаясь долго на этом предмете, он перешел к опровержению доводов оппонентов, которых без церемоний обозвал ослами, неучами, грубыми скотами и воронами в павлиньих перьях. Отвергнув обвинения в неверии, ереси и обмане, он ничего, однако, не сказал о критике Виделя, сознавая, что она во многом справедлива.

Летом того же года Нострадамус завершил послание Генриху II, включенное в «Пророчества»; по догадкам ученых, вскоре после этого знаменитая книга была впервые опубликована в полном виде, хотя, как уже говорилось, первое ее сохранившееся издание относится к 1568 году. Скорее всего, тем летом астролог завершил «Пророчества» и больше к ним не возвращался. А вот его альманахи продолжали выходить, умножая славу автора. Среди его читателей и корреспондентов появлялось все больше вельмож, профессоров и епископов. Маршал Блез де Монлюк пишет в мемуарах, что герцог де Гиз, руководивший осадой Тионвиля, в июне 1558 года послал к королю гонца, извещая, что город скоро падет. Генрих II ответил, что уже прочитал у Нострадамуса, что завтра его ожидают добрые вести, и на другой день город сдался. Здесь удивляет не банальное совпадение прогноза с результатом, а то, что король и герцог чуть ли не каждый день читали альманахи Нострадамуса и даже руководствовались ими. То же касается простых людей, которые ради предсказаний о погоде, разливе рек и урожае покупали альманахи, игравшие роль нынешнего Гидрометцентра. В дневнике мелкого нормандского помещика Жиля де Губервиля пророк упоминается едва ли не каждый год — например, в таком аспекте: «29 ноября 1558 года. Нострадамус говорит в своем альманахе, что в этот день надо прилежно работать». Ради такой ценной рекомендации не грех было заплатить восемь денье — как уже говорилось, такой была обычная цена альманахов.

Между тем Франция вступала в 1559 год, еще не зная, что он станет прологом к долгой эпохе бедствий и кровопролитий. В феврале Нострадамус завершил работу над альманахом на следующий год, посвятив его губернатору де Танду. Тому же году был посвящена другая работа — «Большое новое предсказание», посвященное монсеньору де Савииьи, генерал-лейтенанту Лионской провинции.

В апреле Франция прекратила многолетние Итальянские войны договором в Като-Камбрези, лишившим страну всех завоеваний в Италии и Нидерландах. Дочь Генриха II Елизавета, согласно договору, выходила замуж за испанского короля Филиппа II, а его сестра Маргарита — за вассала того же Филиппа герцога Эммануила Филиберта Савойского. Королевская армия была распущена по домам; тысячи вояк, забывших о мирном труде, остались без средств, и власть не собиралась их обеспечивать. В итоге они стали питательной почвой для агитации враждующих партий: католической и протестантской, непримиримых как одна к другой, так и к власти, которая, по их убеждению, вела страну к катастрофе.

Доля истины в этом была: Генрих II предавался охоте и другим развлечениям, оставив власть на откуп родственникам и друзьям фаворитки Дианы де Пуатье. В опустевшей казне не хватало денег на самые насущные нужды, порой чиновники не получали жалованья по несколько лет. Во всем этом протестанты винили церковь, требуя конфискации ее огромных владений и роспуска монастырей, где бездельничают многие тысячи здоровых мужчин и цветущих женщин. Большинство французских протестантов склонялись не к лютеранству, с которым Нострадамус был хорошо знаком, а к кальвинизму — учению «женевского папы» Жана Кальвина, отвергающего, в отличие от Лютера, не только монашество, иконы и таинства, но также церкви и священников, место которых занимали молитвенные дома и пасторы-наставники.

Во Франции кальвинисты называли себя гугенотами (от немецкого Eidgenossen — «соратники». Несмотря на запрет, в мае 1559 года их руководители собрались в Париже под предводительством ученика Кальвина Жана Мореля и приняли свой символ веры — «Галликанское исповедание». На их сторону массами переходили купцы, городские буржуа и дворяне, не желающие терпеть диктат церкви и платить ей десятую часть своих доходов. Особенно велико было влияние гугенотов на юге Франции, но традиции оппозиционном центру; их центром стал богатый торговый порт Ла-Рошель в Гиени. Симпатии к ним выражали такие высокопоставленные вельможи, как принц Конде, адмирал де Колиньи, королева Наварры Жанна д’Альбре, воспитавшая в духе новой веры сына Анри — будущего Генриха IV. С другой стороны, крестьяне, городская беднота и воинственные дворяне севера яростно защищали католичество — не только из фанатизма, но и из нелюбви к тем кругам, где вербовали свою паству кальвинисты.