Патрик Леруа. Годы 1821—1830 - Татьяна Адаменко

Глава 4. Размен вслепую

По форме второй приезд не слишком отличался от первого, бесконечно расходясь с ним по сути. Если в первый приезд Леруа был четко уверен в своих несложных обязанностях, а семья д’Эвре пребывала в некотором волнении, ещё не зная, встреча с каким диковинным чудищем им предстоит; то теперь хозяева замка были убеждены, что знают все намерения инспектора, продиктованные низменной корыстью, а Леруа, возвращаясь, чувствовал себя так, слово из наземного мира погружается в подводный, заполненный сумеречным светом, с обитателями, чьи образы и мысли разительно отличается от обитателей солнечного мира.

И еще поменялось ощущение времени – его вдруг стало нехватать, как на бегу не хватает воздуха. Причем всём. Не успел метр Дюпон дать ему адрес, как в дверь постучали и очень юный – пусть и хорошо одетый – поручитель ростовщика, некто Гимар, с порога заявил, что требует закрыть вексель на три тысячи франков. Казалось, что он учуял деньги, как волки чуят свежую падаль.

Леруа не придал большого значения тому, что на этот раз карета приехала спустя два часа, а не немедленно, тем более что он скоротал это время в интереснейшем разговоре с хозяином гостиницы; или что ручку его дорожного сундучка подхватили в последний момент, сперва позволив ему думать, что он будет взбираться по широкой мраморной лестнице, обремененный всеми своими пожитками, под насмешливыми взглядами братьев и сестры.

Но нет – насмешку не довели до крайности, и, пожалуй, такой тонкости он был обязан именно мадам Сильвии. Даже Шарль не позволил себе ничего, кроме слегка окрашенной ехидством реплики «Я вижу, вы оценили наше гостеприимство?», на что Леруа своим сухим голосом ответил «И очень высоко».

Зато, под вечер оказавшись в своей комнате, он в полной мере оценил и прочувствовал смысл выражения «холодный прием». Комната постепенно остывала – не протопили одну из печей двумя этажами ниже, и каменная кладка, вместо того, чтобы согревать, высасывала тепло из пальцев.

Ночью Леруа смог заснуть, только одев еще две рубашки; поверх одеяла он уложил свой дорожный костюм и, забравшись в постель, сжался в попытке сохранить тепло. Утром он увидел другие перемены в отношении к нему хозяев замка – вместо приглашения на завтрак он получил сам завтрак в свою остывшую, как ледник, комнату. Правда, кофе, благодарение Богу, был горячим.

Принесла завтрак Николь; по-видимому, только она одна искренне радовалась возвращению Леруа, о чем и поспешила рассказать.

– Ой, как же вам здесь не рады! – весело заявила она.

– И ты, Николь? – полюбопытствовал Леруа.

– Да вы что, я то как раз да, я рада, и очень, но я вот слышала, как мсье Жан обещал вам руки с ногами местами поменять, чтобы вы быстрее отсюда укатились, – хихикнула Николь, видимо, представив себе эту занятную картину.

– И что же ему мсье Шарль ответил?

– Сказал, что лучше бы Жан пригласил вас на охоту, но вы, «к сожалениюююу», – передразнила Николь тягучие аристократические интонации, – уже отказались.

– Да, действительно, – пробормотал Леруа. – Гмм… Николь…

Он снова вспомнил о своем письме Надалю, но, поколебавшись, решил ничего не говорить девочке, пока он не получил определенного ответа. Впрочем, у него уже начал складываться план, как действовать в случае отказа; потому что Леруа с нарастающей тревогой чувствовал, что Николь, с ее искренностью и простодушной болтливостью, не должна находиться в замке, это место подходит ей даже меньше, чем она ему.

– Да? – поторопила его Николь, увидев, как глубоко Леруа погрузился в размышления, или «остекленел», как она выразилась.

– Тебе следует поменьше говорить о том, что ты слышишь, – наконец решился Леруа.

– Но вам-то можно, правда? – беззаботно отмахнулась она. – Ой, чуть не забыла сказать! Мадам ждет вас после завтрака в своем кабинете и просит не задерживаться.

– Не волнуйся, я не заставлю ее ждать, – заверил Николь Леруа.

– Ну и хорошо, – хмыкнула Николь. – Тогда я пойду? – добавила она и не обманулась в своих ожиданиях, получив очередные десять франков.

– Как я рада, что вы вернулись! – уже за порогом искренне сообщила она. – Я так скоро новое платье куплю!

* * *

Леруа поспешил разделаться с завтраком и отправился на встречу к вдове. Тусклое предзимнее солнце даже утром не давало достаточно света, и сегодня в кабинете мадам горело несколько свечей в канделябрах, и царил приятный аромат пчелиного воска. Переменчивый теплый свет ложился на неизменный ворох бумаг на столе, на тонкие пальцы с розовыми ноготками, мягко обрисовывал лицо в тяжелой раме черных волос. Сильвия улыбнулась ему.

– Доброе утро, мсье Леруа.

– Доброе утро, – сдержанно поклонился инспектор.

– Прошу вас, садитесь.

Она несколько театрально вздохнула.

– Я думаю, что мне нужно было лично заняться этим с самого начала, не передоверяя Жанно. Всегда ведь лучше делать свои ошибки, чем расплачиваться за чужие недостатки, верно? – мадам Бенаж приподняла брови.

– Полностью с вами согласен, – подтвердил Леруа, устраиваясь в кресле.

– Давайте начнем с самых серьезных оплошностей…

Намеки, угрозы, шутки, одинаково легко срывающиеся с ее губ и легко тающие в теплом воздухе. Изящно выстроенные попытки мадам Бенаж выяснить его намерения разбивались о самую искреннюю готовность Леруа проделать всю работу заново, исправить все допущенные ранее недочеты. Да, из министерства, опередив возвращавшегося инспектора буквально на пару часов, пришло официальное письмо, с требованием «уточнений». Да, это письмо не могло быть направлено без участия Леруа. Ну и что? Он ведь просто желает лучше сделать свою работу. Это напускное простодушие раздражало вдову все больше и больше, движения рук перестали быть такими плавными, в голосе вместо меда зазвучал хрусталь.

Но она искусно сдерживаясь, не позволяя улыбке покинуть лицо.

А Леруа, наблюдая за этими переменами, внутренне забавлялся, снова вспоминая роскошные многоцветные иллюстрации в сборнике сказок. Художник был неправ, изображая мачеху как уродливую черноволосую ведьму.

Ведь настоящая мачеха, – думал Леруа, – та, что сумела женить на себе безутешного богатого вдовца, наверняка была очаровательна, и умела гневаться так, чтобы это не наносило ни малейшего ущерба ее красоте.

Да, разговор с мадам Бенаж и в самом деле доставил Леруа удовольствие, но от разговора с ее братом он ничего подобного не ожидал, и не обманулся. Это ожидание изрядно испортило ему день, ведь Шарль нашел его только вечером в библиотеке. Леруа как раз раскрыл книгу, помеченную экслибрисом Арно.

– У вас хорошая библиотека, – поприветствовал его Леруа.

– Надеетесь, что она станет вашей? – с особой четкостью выговаривая каждое слово, спросил Шарль д’Эвре.

– Не трудитесь изображать удивление, прошу, – фыркнул он и сел в кресло, вынуждая Леруа последовать его примеру.

– Вы сами сегодня дали понять, что вам нужно нечто большее, чем деньги, – сообщил он, и все же был удивлен, когда Леруа невозмутимо кивнул в ответ.

– Вы, безусловно, правы, – согласился инспектор и захлопнул книгу.

Шарль несколько принуждено улыбнулся.

– Даже не знаю, чем больше восхищаться – вашей смелостью или вашей неосмотрительностью, – добавил Шарль и замолчал, видимо, ожидая расспросов от собеседника, но так и не дождался и поэтому был вынужден продолжить сам.

– Я не знаю, как вам пришла в голову мысль, что вы можете получить от нас больше, чем уже получили. Но я вижу, что вы уже проделали серьезную работу в этом направлении.

Леруа не спешил отрицать своих заслуг, и кулаки д’Эвре на мгновение сжались.

– Я понимаю: в армии вас обошли и с деньгами, и с титулом, карьера в министерстве тоже не сложилась, и вы решили, что разбогатеть никогда не поздно, – любезным тоном рассуждал д’Эвре дальше.

– Но неужели вы могли хоть минуту всерьез думать, что министр финансов Лекуэн, который переживал все ужасы эмиграции, посмотрит сквозь пальцы на то, что участник наполеоновских кампаний, какой-то мсье, вымогает взятку у потомственных дворян?

Несмотря на риторический тон задаваемых вопросов, д’Эвре, казалось, всерьез ждал от Леруа ответа, но тот снова промолчал, рассматривая переплет.

– Когда неудачник отчаянно пытается вырваться из своего круга, на это забавно смотреть – но недолго, – усмехнулся д’Эвре. – Зрелище затягивается, и вы становитесь утомительным. Вы беспокоите мою сестру.

– Я мог бы уже сейчас сообщить министру о том, что вы специально затягиваете дело. После этого… мне будут интересны три вещи: успеете ли вы собрать вещи, прежде чем вас уволят, как быстро сопьетесь, и что с вами сделают журналисты. Но пока я не хочу этого делать.