Заложницы вождя - Анатолий Баюканский

Эльза, будто во сне, следила за тем, что происходило прямо перед ее глазами. Вот у входного отверстия печи отошла заслонка, полыхнул огонь, одежда на людях задымилась, от сильного жара движения их убыстрились. Два черных существа смело приблизились к огненному отверстию, принялись стальными пиками с крюками на концах цеплять раскаленную болванку. Третий подручный подошел сзади, окатил их водой из ведра. И от черной одежды людей повалил едкий пар.

Выдвинув пиками дымящуюся болванку из печи на стальной рольганг, рабочие обхватили ее клещами с двух сторон. Клещи были особенными: они висели на цепях, верхняя часть которых крепилась к колесикам, что катили по рельсам высоко над головами людей. Эльза не знала, что же они будут делать дальше, куда черные люди покатили болванку. Она так увлеклась наблюдением, что не заметила, как над собственной головой появился проволочный крюк. Почувствовала лишь легкий удар по голове. Эльза вскинула голову и… закричала. Нет, не от боли, от обиды. Ее черная шерстяная шапочка — единственная нужная тут вещь, стремительно уплывала в дымную высоту и через мгновение исчезла из глаз. Попросту говоря, шапочку украли. Как же теперь она сможет добраться по морозу до барака? Как будет ходит без головного убора? Эльза заплакала. Белокурые ее волосы остались в мрачном предбаннике барака. Эльза провела ладонью по бритой голове и зарыдала еще громче. Плач девчонки никого из женщин не тронул, людям было не до нее, да и потери Эльзы ни один человек не заметил, кроме Анны. И недавняя зазнайка, форсунья, словно невзначай, ласково погладила девушку, шепнула: «Не реви! Шапочку я тебе новую свяжу, придет время. Вспомни лучше про наш колхоз, полегчает». Эльза благодарно кивнула. Пока колонна, сбившись в беспорядочную толпу, топталась на литейном дворе, ожидая дальнейших команд, Эльза не теряла времени. Прикрыв глаза, стала вспоминать дом. В их колхозе имени композитора Вагнера дни, помнится, летели стремительно — люди работали весело, испытывали от труда удовольствие. Прогулов и тем более пьянства и в помине не было. Вечерами на лужайке перед школой танцевали и пели немецкие и русские песни, по субботам всем классом шли на танцы в Народный Дом. Отрешившись от воспоминаний, Эльза оглянулась. Тут вроде бы и рассвет никогда не наступает. Догадалась: грязь и копоть на окнах были столь густыми что белого света в цехе почти не видно.

Да, в прессовом все-таки царил какой-то сатанинский, странный порядок: невидимые команды словно направляли действия людей и машин, хотя люди не выражали никаких чувств, будто из них вынули души, выпотрошили внутренности, заменив их движущими деталями.

После двухчасового безделия в литейном пролете ссыльных вывели на морозный воздух, буквально втиснули в свободное пространство между прессовым отделением и двором доменного цеха. Здесь намного светлее, хотя очень сильно сквозило. Впервые в жизни Эльза увидела черный ветер, он, словно живое существо, бешено кружился по пролету, подгоняемый, как девушка узнала позже, волнами тепла от воздуходувных машин доменного цеха. В этом пространстве ссыльных, казалось, оставили вобще без внимания конвоя. Капитан Кушак приказал не разбредаться. Ждали какого-то начальника. Женщины сбились в кучки — городские к городским, деревенские — к деревенским, вполголоса переговаривались, гадали, какую работу их заставят выполнять. В одном не сомневались: на их плечи взвалят самый тяжкий груз. Эльза и Анна опасались больше всего подземных цехов, о которых им под секретом рассказала всезнающая Цецилия. Будто бы в тех подземельях наполняют взрывчаткой снаряды и бомбы. Оттуда живым вообще нет выхода. На поверхность выносят под покровом темноты только мертвых. Там вроде бы даже лошади и те слепые. И работают со взрывчаткой в основном убийцы и бандиты, приговоренные к расстрелу, но не расстрелянные. В эти ужасы верили и не верили. Явная чушь, но… Цецилия, единственная из ссыльных, которую часто вызывали, как опытную медсестру, оказывать помощь начальству, она и узнавала хорошие и худые сведения. Вот и вчера, сообщив о подземных цехах, Цецилия утешила: «Терпите, скоро и сюда доберутся наши, и тогда…» Хорошо, что разговор шел на немецком языке, который, конечно же, не мог знать капитан, некстати оказавшийся поблизости.

Эльза и сама не заметила, когда успела отойти от подруг по несчастью. Задрав голову, стала наблюдать, как плывут под смрадным потолком огромные кабины кранов. И ей вдруг вспомнились строки из стихотворения забытого немецкого автора:

«Кто стучит у ворот? Кто под ветром дрожит?Попрошайка бродячий? Слуга? Или жид?Нет, смотрите-ка, властитель Тирольский».

Похоже, поэт имел в виду такую же попрошайку, как она. Конечно, это о ней написано. Недавняя отличница учебы, признанная красавица в классе, теперь она вынуждена по чьей-то злой воле ходить под конвоем, дрожать под чужим ветром, быть попрошайкой. И горькие слезы сами по себе вновь потекли по щекам.

Наконец-то по оживлению конвоиров ссыльные безошибочно угадали появление долгожданного начальства. Старший вохровец, расталкивая женщин, пробежал к трапу, перескочил пяток ступеней, заорал во все горло:

— Всем построиться! Грудь вперед! Равнение на середину! Не будьте мокрыми курицами!

Начальство предстало в виде невысокого узкоглазого человека в командирской шинели, без знаков различия. На кривоватых ногах были белые бурки, на голове — огромная шапка из волчьего меха. Лицо начальника — оплывшее, надменно-барское, осматривало женщин с безразличным видом.

Эльза тотчас про себя окрестила его «бухарским эмиром». Позади «эмира», чуть отставая, шла свита из трех человек, в совершенно одинаковых белых полушубках, удивительным образом сохранивших относительную белизну в этом черном пространстве.

Капитан Кушак словно оторвался от стены, даже слегка подпрыгнул, взбадривая себя, печатая шаг, подошел к начальству, громко отчеканил:

— Товарищ третий! Группа ссыльно-переселенцев немецкой национальности женского пола в количестве пятьсот одного человека поступила в ваше распоряжение! Докладывает начальник зоны капитан Кушак! — Прищелкнул воображаемыми каблуками, протянул было руку «эмиру», но тот, сделав брезгливую мину, демонстративно отвернулся. Заложив руку за борт шинели, как это делал товарищ Сталин, выпятил грудь и гортанным голосом, похожим на клекот беркута, проговорил:

— Моя фамилия — Каримов. Я ведаю кадрами сего предприятия! Глаза Каримова при этих словах совсем утонули в узких разрезах. Вы — ссыльные, но ваши рабочие руки очень нужны нам сегодня. И еще вы — счастливчики. Не понимаете? Как это по вашему, по-фашистски: «Них ферштеин». Вам предстоит, не щадя себя, доблестно поработать для фронта. Это высокое доверие. Вместо тюрьмы или колонии вы искупите вину трудом. Да, у меня в цехах тыщи и тыщи всякого рода лишенцев: «зеки», «бытовики», недоумки политические, мобилизованные. — Каримов сделал долгую паузу. Высморкался. О чем-то пошушукался с помощниками, прокашлялся. И продолжил свою речь. — Сегодня нелегко всем советским людям, здесь, в цехах, даже уголовников величают «друзьями народа», а вы — враги народа. Чувствуете разницу? Мы жестоко бьем прямой наводкой из Сибири фашистов! — Каримов рубил фразы, казалось, выжимал из слов живые соки, оставляя самые колючие и обидные слова, больно ранящие сердца и без того несчастных женщин. — Идет война не на жизнь, а на смерть. Почему должно быть легко вам, изменникам Родины? Ваши единоверцы — кровавые фашисты — напали на мирную страну. Вы, конечно, молите своего Бога, чтобы он принес победу Гитлеру, но, к счастью, победы вам не видать. Но выход есть. Как пишут в Коране, «кто хорошо ищет, тот найдет». Ладно, мы не звери. Прикажу выдать сорок одеял, позволю вечерами пить кипяток, а там посмотрим. — Жестко прищурился, оглядел закаменевшие лица ссыльных. — Чего больше всего боятся пленные немцы? Правильно, колхоза и Сибири. В Сибирь вы уже прибыли. И скоро увидите, что бояться вам нечего. А одеяла… сорок штук на всех, помогут чувствовать себя спаянной артелью, колхозом. У меня пока все. Победа будет за нами! — И совсем не к месту выкрикнул, как на митинге: «Смерть немецким оккупантам!»

Сразу обмяк, будто из него выпустили воздух. Однако прежде чем уйти, словно очнувшись от гипноза, оглядел ссыльных, заметил стоящих рядом Анну и Эльзу, подошел к ним. Анну легонько потрепал по щеке, Эльзу бесцеремонно взял за девчоночий подбородок, приподнял голову:

— Фамилия?

— Эренрайх! — Эльза от испуга густо залилась краской. Никогда с ней еще так не обращались, как с собачонкой.

— Всюду у вас — райх, рейх! — раздумчиво, конкретно ни к кому не обращаясь, проговорил Каримов, завороженно глядя на Эльзу. — Начальник был совсем иным, чем пять минут назад. — А ты, фройлен, нормальная девка. Такой, наверное, была ваша прародительница Гретхен. Я где-то читал об этом. — Казалось, Каримов позабыл, где находится. Голос его потеплел, взгляд стал откровенно похотливым. Эльзе даже показалось, что большой сибирский начальник, глядя на нее, даже облизнулся. — Жаль, что не встретил тебя здесь раньше, приказал бы не стричь волос.