Хозяйка графских развалин (СИ) - Черная Мстислава

Зато каша вкусная. Не скажу за императора, но подать такое угощение гостям я бы не постеснялась.

Каша горячая, и я, чтобы не обжечься и чтобы продлить удовольствие, ем неторопливо. Гарет съедает свою порцию гораздо быстрее, и я упускаю момент, когда он поднимается из-за стола. Если бы не приличия, я бы упустила его.

— Прошу меня извинить, Даниэлла.

— А?

Гарет отвечает улыбкой.

— Я найду вас за час до полудня, Даниэлла.

Мне очень любопытно узнать, куда он спешит, но лезть… некрасиво. Вопрос — граф не хочет делиться со мной своими делами или не хочет обременять?

— Гарет, — обсуждать второй цветок и зеркальный переход при тётушке Хлое я не буду, — простите, что перебиваю. Мне хотелось бы прояснить с вами с глазу на глаз одну вещь. Я уверена, важную.

Я смотрю на него снизу вверх и краем глаза отслеживаю реакцию тётушки Хлои. Вот почему я прицепилась к женщине? Она не даёт ни малейшего повода! Никакого интереса к моим словам. Почему я не цепляюсь к Мими или Гебби?

Кажется, моя просьба Гарета не радует и нарушает его планы, но он не позволяет неудовольствию отразиться на лице и после короткой заминки с прежней доброжелательной улыбкой возвращается за стол.

— Конечно, мы поговорим, Даниэлла.

— Я помешала? — зачем-то спрашиваю я.

— Ни в коем случае.

По-моему, Гарет лжёт.

Каша уже подостыла, и я доедаю быстрее. И обжигаюсь, добравшись до последних пары ложек на донышке.

— Тётушка Хлоя, очень вкусно. Я уверена, что если бы в столице прознали про твой талант, тебя бы постарались сманить всеми правдами и неправдами.

— Что вы, графиня?! — она всплёскивает руками, отчего пара шалей сваливаются. — Как бы я могла бросить его сиятельство?

— Я верю, что ты бы отказалась даже от приглашения во дворец.

— Шутите, графиня.

Тётушка выглядит польщённой. Она подбирает упавшие шали и откладывает на табурет, и я пользуюсь возможностью увидеть, что скрывается под ними. А под ними на шею и плечи намотан большой плотный платок, из-под которого через прореху выглядывает тёмное платье.

Ни амулетов, ни сушёных жабьих лапок…

Доев, я отодвигаю котелок и поднимаюсь из-за стола.

Гаретс неожиданной заботой поправляет на моих плечах меховой плащ и подаёт руку, предлагая опереться на локоть, что я с удовольствием и делаю.

— Спасибо, — я не забываю поблагодарить тётушку за вкусный завтрак.

— Даниэлла, я планировал показать вам дом чуть позже. Как вы относитесь к тому, чтобы осмотреться сейчас?

— С радостью, — заверяю я искренне. — Но прежде… Гарет, я понимаю, что прежде всего вас интересовала финансовая выгода, и беря в жёны дочь купца вы понимали, что я буду отличаться от дочерей аристократов и манерами, и образованием, и жизненным опытом, и образом мышления.

— Даниэлла, уверяю, вас не должно смущать ваше происхождение. Вы были дочерью купца, но теперь вы супруга графа, титул ваш по праву.

Он меня неправильно понял.

— Я о другом, Гарет. Насколько я понимаю, обычно супруга берёт управление домом на себя. С одной стороны, я не знаю, готова ли я. С другой стороны, я не знаю, хотите ли вы видеть меня хозяйкой.

Чувствую себя королевой коварства.

Если Гарет скажет сейчас, что против моего участия в управлении, то в полдень я могу пожаловаться Медведю, что плохо скажется на доступе к моему приданому.

У графа выбор без выбора.

Не знаю, понял ли он подоплёку моего вопроса или принял за чистую монету. Лишь бы не воспринял мой вопрос как намёк на его бедственное положение, управлять ведь по большому счёту вообще нечем и не оскорбился

Я чувствую, как под моими пальцами каменеет его рука.

— Графиня, я буду рада, — раздаётся вздорный голос Бетти, сбегающей по парадной лестнице, — если вы возьмёте на себя ответственность за дом и обеспечите Гебби должное лечение. Вас ведь не затруднит привести из столицы лекаря?

Конечно, затруднит.

Но не так, как Бетти себе это представляет. Проблема не столько в деньгах — узнав нужную сумму, я придумаю, где её добыть — сколько в том, что о лекарях я не знаю ничего, кроме двух фактов: во-первых, они лечат, а во-вторых, среди них бывают шарлатаны. И вообще на языке крутится слово "врач" как более привычное. Почему Бетти говорит о лекарях? Наверное, по той же причине, по которой она вместо врачей упоминала целителей.

— Доброе утро, Бетти, — улыбаюсь я с внутренней злостью отмечая, что сегодня помощи брата в спуске с верхних ступенек ей совершенно не требуется, сама справляется, и я без стеснения указываю Бетти на её ошибку. — Оу, может быть в отличии от купеческих в благородных домах не принято здороваться?

Гарет, игнорирует сестру и увлекает меня по парадной лестнице вверх, мы поднимаемся на второй этаж.

— Когда-то здесь располагался целый ансамбль строений, но до наших дней мало, что сохранилось. К счастью, у нас есть этот Дом.

Я узнаю жилой коридор, в который хочет свернуть Гарет.

Я уже догадалась, что обжиты лишь некоторые помещения, но мне будет полезно осмотреть всё от чердака до подвалов.

— А в той стороне что? -спрашиваю я.

— Пыль веков, тлен, — пожимает плечами Гарет. — Комнаты оставались закрытыми несколько сотен лет, и я не преувеличиваю.

Оглянувшись, я понимаю, что Гарет проигнорировал не только сестру, но и мой вопрос. То, что меня признали регалии не означает, что Гарет позволит мне распоряжаться. В Доме главный он.

Кстати, раз он остро нуждается в деньгах — настолько остро, что питается корнеплодами и рыбой, которую тётушке Хлое посчастливилось выудить — почему он не продаст мебель? Меблировкой той же гостиной в моей опочивальне можно легко пожертвовать.

Диван в узкое зеркало не пролезет?

А если поискать книги, картины, вазы? Любой мелкий антиквариат?

— Простите, Гарет, но… вы действительно ни разу не заходили в закрытые помещения?

— Нет. А зачем?

— Если комнаты закрыты несколько веков, то вы не можете знать наверняка, что в них оставили ваши предки. Я не имею в виду сундучок с золотом, хотя шкатулка с драгоценностями могла бы быть очень полезна, я говорю о предметах искусства, которые можно продать.

— Продать наследие предков?!

Он дурак?

Продать плохо, а смотреть как всё рушится ему нормально?

— Нет, помереть с голоду, но все вазы положить в гроб.

Гарет опускает голову и тихо выдыхает:

— Распоряжайтесь.

Я была слишком груба?

Пока я пытаюсь понять, почему на здравое предложение он отреагировал острым неприятием, мы входим в его Опочивальню.

Рано утром, когда Гарета не было, я успела побывать в его спальне, не задерживаясь пройти личную комнату и осмотреться в кабинете. Гостиную же я видела лишь мельком, и сейчас я с удивлением обнаруживаю, что вся мебель скрыта пропылёнными, некогда белыми, а теперь тёмно-серыми чехлами. Стены голые, ни картин, ни гобеленов. Ваз, статуэток и прочих потенциально дорогих мелочей я не вижу. Их уже распродали или вынесли в кладовую?

Гарет приводит меня в кабинет, отодвигает для меня стул. Спинка не резная, а сплошная, то есть гарнитуры в кабинетах не парные. Не знаю, что мне даст это наблюдение…

Заняв место во главе стола, Гарет сцепляет руки. Он выглядит подавленным.

— Мне жаль, — начинаю я.

— До вашего прибытия, Даниэлла, хозяйственного рода решения номинально были на Бетти, но вы же видите, что распоряжаться нечем, и быт по своему усмотрению устраивала тётушка Хлоя. Говоря откровенно, мне в голову не приходило, что можно продать наследие предков. Если у вас получится… Даниэлла, так о чём вы хотели поговорить?

Он меняет тему.

Ладно.

Я протягиваю руку.

Мне довольно легко удаётся приказать синему цветку проявиться. На тыльной стороне ладони проступает яркий неоновый контур повторяющей изображение цветка в храме. Второй цветок не сопротивляется моей воли, он просто глух, и мне не удаётся заставить его засветиться. Неужели он был одноразовым? Вряд ли.