Злым ветром (Инспектор Лосев - 1) - Аркадий Адамов

- Кто? Жора?

Так к тому же он еще и Жора. Отлично.

- Да, он.

- Сейчас вспомню... - Она задумывается. - Ах-да! Противный такой. Представляете? Обещал мне устроить чудные кораллы. А вместо этого принес ключ, громадный идиотский ключ. Правда, заграничный. Но все равно!

Перед глазами у меня возникает седая женщина в номере гостиницы, и я будто снова слышу ее рыдания.

- Остальное меня не касается, - объявляет Элеонора Михайловна. - А впрочем... - Она вдруг настороженно смотрит на меня. - Вы что хотите, чтобы он вам носил, да? Не выйдет!

Мне противно разговаривать с ней. Но я заставляю себя улыбнуться.

- Что вы! Ни в коем случае.

Теперь надо как-то так повернуть разговор, чтобы она скрыла нашу встречу от мужа. Соответствующий опыт у нее имеется, я уверен.

- Эллочка, - говорю я как можно прочувствованней. - Я же еще не сказал вам самого главного.

- Что именно?

Она уже успокоилась и сейчас с прежним лукавством смотрит на меня. Она прекрасно уловила мой тон.

- Помните, я упомянул про новые обстоятельства?

- Конечно, помню.

- Так вот. Я вас наконец нашел. Это просто чудо.

- И долго вы меня искали?

Она чувствует себя уже в родной стихии. И совсем не прочь со мной пококетничать. Таинственный молодой незнакомец, к тому же недурен собой и, видимо, давно в нее влюблен. Это должно разжечь ее любопытство.

- Главное, сколько мне это стоило труда, если бы вы знали, - отвечаю я вполне искренне. - Я ужасно рад нашей встрече. А вы?

Это, конечно, глупый и бестактный вопрос. Но, во-первых, что взять с влюбленного, каким я ей, конечно, кажусь. Во-вторых, ее скорее удивишь отсутствием этих двух качеств.

- А я пока не знаю, - кокетливо отвечает Элеонора Михайловна и грозит мне пальчиком. - Виталик, вы слишком торопитесь.

- Мы должны еще встретиться.

- Если вы очень захотите.

- Завтра! - выпаливаю я нетерпеливо.

- Ах, какой вы, - она томно вздыхает. - Завтра я не могу.

Дальше разговор продолжается в том же духе.

Она все-таки глупа, хоть и хитра и готова на любое приключение, муженек ей нисколько тут не помеха. Поэтому я слежу за тем, чтобы наши отношения остались интригующе неясными.

- Откуда вы знаете Семена Парфентьевича? - спрашивает она немного погодя.

- Только по рассказу Жоры, - отвечаю я. - Но и он не должен знать о нашей встрече. Никто не должен, Эллочка. Хорошо?

- Боже, какая таинственность.

- Пока что-то знаем только мы, это наш козырь, - многозначительно говорю я. - Как только это узнают другие, козырь сразу переходит к ним. Зачем играть в поддавки?

- Это очень умно, Виталик, - соглашается Элеонора Михайловна. - И я в поддавки не играю. Ни с кем, - она хитро улыбается.

Потом объявляет, что ей пора домой.

Мы чокаемся рюмочками с коньяком, как бы скрепляя наш уговор, но выпить я ей не даю.

- Эллочка, я совсем забыл, что вы за рулем. Не надо лишних неприятностей.

Ей нравится такая забота, и вообще ей все, видимо, нравится в этом новом знакомстве. Что ж, не каждое приключение должно кончаться благополучно, уважаемая Элеонора Михайловна.

Между прочим, я с улыбкой спрашиваю ее:

- Что вы сделали с тем ключом, Эллочка?

- А! Повесила на стенку в столовой. Это не ключ от моего сердца, не надейтесь.

- Это совсем другой ключ, - соглашаюсь я. - Он скорее подойдет для Семена Парфентьевича.

И мы оба смеемся. Она, конечно, не понимает моего намека. А между тем это так здорово, что ключ висит в квартире Худыша. Вероятно, другие краденые вещи у него не задерживаются. Преподнося ключ, Мушанский, естественно, не указал источник его приобретения. Это ведь был не предмет сделки двух жуликов, это как-никак подарок даме. Какой просчет! Да, жулику опасно проявлять эдакую широту, ему все опасно, что делают честные люди.

Я провожаю Элеонору Михайловну до машины. Она многообещающе жмет мне руку, и прощальный взгляд ее должен обречь меня на самые безумные мечты. Положительно она решила вскружить мне голову. Теперь я окончательно спокоен, никто не узнает о нашей встрече. Такого рода секреты она хранить умеет отлично.

Итак, первое звено в загадочном маршруте Мушанского установлено. Все-таки версия "Плющиха" себя оправдала, и ее можно считать отработанной.

Уже седьмой час. Снова сыплет дождь, холодный, нудный. Прохожих на улице становится заметно меньше. До чего же мерзкая погода! Я возвращаюсь на Плющиху, рассказываю ребятам о результатах встречи, выслушиваю немалую порцию шутливых намеков в свой адрес на тему о превратностях любви и случайных знакомствах и отпускаю всех по домам. Авдеенко страшно горд своей идеей.

В последний момент вдруг звонит Кузьмич.

- Приезжай немедленно, - коротко приказывает он.

Тон при этом весьма подозрительный. Неужели что-то случилось? Я с беспокойством начинаю припоминать все свои возможные ошибки и оплошности. Ничего вспомнить, однако, не удается. И я лишь втайне надеюсь, что наши успехи авось компенсируют какие-то неведомые мне пока неприятности.

Ребята поглядывают на меня сочувственно. Мне не удается скрыть от них свое беспокойство. Ну и денек выдался.

Я торопливо прощаюсь и бегу к остановке троллейбуса. Дождь усиливается. Ноги у меня давно промокли. Зябко и холодно.

Представление о нашей работе у большинства людей складывается из прочитанных книг. И это, я вам скажу, довольно одностороннее представление. Там все выглядит ужасно интересно, даже захватывающе. События неизбежно сбиты в напряженный сюжет, и куда-то уходит вся будничная сторона нашей работы, ее как будто даже не существует. Я понимаю, о ней действительно скучно писать и скучно читать. В лучшем случае автор скажет: "Так шли дни" или: "Прошло пять дней напряженного поиска", потом бегло обрисует эти дни и с облегчением переходит к тому, что же в результате было найдено. А ведь нам эти пять дней надо прожить, от начала и до конца, все часы и минуты, вот в чем штука. И это я еще говорю о добросовестных книгах, а в других авторы такие героические приключения наворачивают, что диву просто даешься и не знаешь, из какого пальца они все это высосали. И о том, что я промочил ноги и начинаю довольно противно кашлять, они, конечно, не напишут.

Троллейбус наконец дотащился до нашей остановки. Я уже под проливным дождем шлепаю по лужам через улицу и, кивнув дежурному, поднимаюсь на второй этаж. В кабинете Кузьмича я застаю Игоря, только что приехавшего из Ленинграда, и двух ребят из его группы. Страшно накурено. Видно, они давно сидят. Меня почему-то мутит от табачного дыма. И здорово болит голова. Неужели я свалюсь? Только этого мне еще не хватает.

Кузьмич вертит в руках очки и затылок не потирает. Уже хорошо. Я снимаю мокрый плащ и усаживаюсь на свободный стул возле Игоря.

- Докладывай, - приказывает Кузьмич.

Откашлявшись, я докладываю. Кузьмич, видимо, доволен. И все-таки что-то было в его тоне, что меня насторожило. Значит, это касается не нас и не нашей версии. Может быть, что-то новое возникло у Игоря?

Когда я кончаю, Кузьмич поворачивается к нему.

- Видал? - спрашивает он. - Неплохо, а?

- Неплохо, - спокойно соглашается Игорь.

- Ну давайте теперь думать вместе, - говорит Кузьмич.

Оказывается, у Игоря тоже неплохие результаты, совсем не плохие. По обоим ленинградским эпизодам, а также по трем харьковским проходят приметы Мушанского. Игорь зачитал нам соответствующие места из привезенных протоколов допроса свидетелей. Да, все они видели Мушанского, тут спутать невозможно.

Итак, мы имеем дело с "гастролером". И ловить его можно, только когда он появляется в Москве. Ну а о своем прибытии он достаточно громко нам сообщает.

- По этой версии у нас есть предложение, - говорит Игорь.

- Давай, давай, - одобряет Кузьмич. - Тут есть над чем подумать, милые мои.

И мы составляем хитроумнейший план. У меня даже сама собой проходит голова. Меня захватили новые идеи и точный психологический расчет.

Да, мы составляем просто удивительный план. Я не знаю, кем надо быть, чтобы теперь уйти от нас.

Глава IV

ВОЛК, КАЖЕТСЯ, ЗАФЛАЖКОВАН

Если вы поглядите на Кузьмича со стороны, скажем в метро или в столовой, где мы обедаем, - обычный немолодой мужчина, высокий, чуть сутулый, в мешковатом старомодном костюме, ежик седеющих волос, простое, ничем не запоминающееся лицо. Вот только взгляд... Но его можно и не заметить. Взгляд у Кузьмича внимательный, вдумчивый какой-то. Когда он на тебя смотрит, возникает ощущение полного доверия к этому человеку, кажется, все ему можно в случае чего рассказать, все он поймет как надо. Это, конечно, избитые слова, но в данном случае точнее не скажешь. Вот такой взгляд. Но, повторяю, его можно и не заметить. И тогда впечатление от Кузьмича остается самое что ни на есть заурядное, просто никакого впечатления, я бы так сказал.

Но если вам придется с ним поработать, как мне, например, вот тогда вы поймете, что за человек перед вами. Совсем другой человек, чем вы себе представляли. Мне иногда даже хочется записать ход его рассуждений. Вот как сейчас, например, когда мы обсуждаем дело Мушанского.