Хижина дяди Тома - Гарриет Бичер-Стоу

Так рассуждал этот небогатый житель Кентукки, плохо осведомленный о законах своей страны. Но именно эта неосведомленность и заставляла его поступать так, как подобает благородному человеку. Знай он несколько лучше американские законы, он, вероятно, поступил бы иначе.

Ошеломленный, стоял Хеллей и смотрел, пока Элиза не исчезла из виду, достигнув противоположного берега. Тогда только он с растерянным видом повернулся к Сэму и Энди.

— Вот так история! — молвил Сэм.

— В этой девке сидит дьявол! — злобно крикнул Хеллей. — Она прыгала, как дикая кошка!

— Н-да, — протянул Сэм, почесывая голову, — надеюсь, мастер не заставит нас переправляться по этой дороге. Боюсь, у меня не хватит ловкости. — Сэм весело хихикнул.

— Смеешься?! — прошипел Хеллей.

— Да простит меня бог, мастер, — сказал Сэм, давая наконец волю своей долго скрываемой радости. — Не могу удержаться от смеха. Так потешно было глядеть, как она скачет, — лед трещит, а она перепрыгивает с одной льдины на другую: плум… бум… хлоп!.. Господи, какие прыжки!..

Сэм и Энди захохотали так, что слезы ручьем текли у них по щекам.

— Я научу вас смеяться по-другому! — завопил Хеллей, и хлыст его засвистел над их головами.

Оба присели, спасаясь от ударов, затем с криком бросились вдоль берега и вскочили на лошадей раньше, чем он успел их догнать.

— До свиданья, мастер! — крикнул Сэм с самым серьезным видом. — Боюсь, что миссис будет беспокоиться о Джерри. Мастеру Хеллею мы все равно сегодня уже не понадобимся. Да миссис и не позволила бы, чтобы мы с нашими конями переправлялись по «Элизиному мосту»!

Толкнув Энди в бок, Сэм пустил лошадь рысью. Энди последовал за ним.

Глава VIII

Погоня

Смеркалось, когда Элиза достигла противоположного берега. Густой вечерний туман, поднявшийся над рекой, укрыл ее от глаз преследователей, а вздувшийся поток с громоздящимися друг на друга льдинами образовал между нею и ее преследователями непреодолимую преграду.

Хеллей, раздосадованный, медленно вернулся в корчму, чтобы обдумать свои дальнейшие шаги. Хозяйка провела его наверх и открыла перед ним дверь маленькой комнаты, в которой стояли покрытый блестящей черной клеенкой стол и несколько стульев с прямыми ножками и высокими узкими спинками. На полу лежал старый, потертый ковер. На выступе камина, в котором тлели сырые поленья, красовались ярко раскрашенные гипсовые фигурки, а длинная деревянная скамья стояла перед самым очагом. Хеллей опустился на скамью и предался размышлениям о бренности человеческих надежд и непостоянстве человеческого счастья вообще.

— Хотел бы я знать, — ругал он самого себя, — зачем мне вообще понадобился этот паршивый мальчишка? Ради него я, как лиса, полез в капкан, чтоб меня черт побрал!

Хеллей постарался излить свою душу в самых изощренных проклятьях и ругательствах по собственному адресу, которые мы, несмотря на наше согласие с ним, не можем по известным соображениям воспроизвести здесь.

От этого занятия его отвлек неблагозвучный голос человека, который, по-видимому, слезал с лошади у дверей корчмы. Хеллей бросился к окну.

— Клянусь честью, можно подумать, что само так называемое провидение пришло мне на помощь! — воскликнул он. — Ей-богу, это Том Локер! — С этими словами он поспешил спуститься вниз.

У стойки в углу комнаты стоял плотный, мускулистый человек, ростом в добрых шесть футов и соответственной толщины. На нем была куртка из буйволовой кожи шерстью наружу, что придавало его внешности нечто звериное и вполне подходило к свирепому выражению его лица.

В каждой черте этого лица сквозили грубость, необузданность и жестокость. Читателю достаточно вообразить себе волкодава в куртке и шляпе, чтобы получить ясное представление о внешности Тома Локера.

Его спутник совершенно не походил на него. Это был маленький человечек с ловкими и вкрадчивыми кошачьими движениями. Его черные колючие глазки как будто постоянно высматривали мышь; такое же выражение застыло в заостренных чертах его лица. Длинный тонкий нос был так далеко вытянут вперед, словно стремился проникнуть в сущность всего происходящего вокруг. Жидкие прямые черные волосы были гладко зачесаны назад. Вся его манера держаться выражала хитрость и осторожность.

Высокий человек налил себе полный пивной бокал водки и молча опрокинул его в рот. Маленький человечек, вытянувшись на носках и наклоняя голову то вправо, то влево, как будто принюхивался к выстроенным на стойке бутылкам. Наконец, словно все тщательно взвесив, тоненьким, дрожащим голоском он заказал стакан мятного сиропа.

Когда ему подали заказанное, он приподнял стакан, с удовольствием посмотрел его на свет и опорожнил маленькими, медленными глотками.

— Вот это называется удачей! — произнес Хеллей, подойдя к широкоплечему человеку и протягивая ему руку. — Как поживаете, Локер?

— Черт! — прозвучал учтивый ответ. — Как вас сюда занесло?

Человек с настороженным взглядом, которого звали Мэркс, вытянув шею, уставился на пришельца с тем любопытством, с каким кошка подчас следит за сухим листком.

— Послушайте, Локер, лучшего я бы и пожелать не мог, — сказал Хеллей. — Я попал в гнусную переделку. Вы должны помочь мне выпутаться.

— Разумеется! — прохрипел Локер. — Когда вы радуетесь встрече с кем-нибудь, можно быть уверенным, что этот человек вам зачем-нибудь понадобился. В чем же дело?

— С вами, приятель, вероятно, ваш компаньон? — недоверчиво протянул Хеллей.

— Вы угадали. Эй, Мэркс! С этим человеком я вместе работал в Нахчецце.

— Рад познакомиться, — произнес Мэркс, протягивая свою длинную сухую руку, похожую на воронью лапу. — Мистер Хеллей, не правда ли?

— Я самый. Но вот что, джентльмены, раз уж судьба так счастливо свела нас, поговорим о делах. Пройдемте в ту комнату… Эй ты, старый тюлень! — крикнул он человеку за стойкой. — Подай нам горячей воды, сахару, сигар и добрую меру «чистого», мы подкрепимся и побеседуем.

Когда были зажжены свечи, а в очаге вспыхнул и разгорелся хворост, три достойных приятеля уселись за стол, уставленный всем, что было заказано и что так располагает к дружеской беседе. Хеллей взволнованным тоном изложил всю историю своих злоключений.

Локер слушал его, хмурясь, в мрачном молчании, а Мэркс деловито приготовлял себе пунш по вкусу; время от времени он поднимал глаза на говорившего и своим остреньким носом и подбородком чуть не тыкался в лицо Хеллея, явно уделяя рассказу самое пристальное внимание. Конец повествования, по-видимому, показался ему необычайно забавным, и тонкие губы его искривились в улыбке, выражавшей величайшее внутреннее удовлетворение.

— Значит, в самом деле провела вас? — пропищал он. — Хи-хи-хи! Здорово вы влипли!..

— Торговля детьми, — жалобно проговорил Хеллей, — в нашем деле причиняет одно беспокойство.

— Если б удалось вывести такую породу женщин, которые не беспокоились бы о своих детенышах, это было бы величайшим изобретением цивилизации, — сказал Мэркс, хихикнув про себя.

— Удивительное дело, — заметил Хеллей, — никогда я этого не мог понять. Ребята доставляют им одни лишь заботы и муки, казалось бы, они должны радоваться возможности от них избавиться. Но ничего подобного: чем больше ребенок причиняет им хлопот, чем меньше от него пользы, тем он им дороже.

— Мистер Хеллей, передайте мне, пожалуйста, кипяток, — сказал Мэркс. — Да, джентльмен, — продолжал он, — вы повторяете сейчас то, о чем я много раз думал сам, о чем мы все думали. Однажды, когда я еще занимался этими делами, я купил женщину, здоровую, крепкую, работящую. У нее был сынишка — хилый такой, болезненный, горбатый, кривобокий. Я подарил его одному человеку, который надеялся хоть что-нибудь заработать на нем, так как он достался ему даром. Вы и вообразить себе не можете, как отнеслась к этому мать горбуна! Видели бы вы ее только, господи боже мой! Мне, право, кажется, что она еще сильнее любила его именно за то, что он был больной и терзал ее. Она вела себя как помешанная, кричала, плакала, бегала, искала его, словно потеряла всех друзей. Просто странно! Не поймешь этих женщин!..

— Да и со мной произошло однажды нечто подобное, — сказал Хеллей. — Прошлым летом в низовьях Красной реки я купил женщину с довольно миловидным ребенком. Глазенки у него были такие же ясные, как ваши. Но, разглядев его поближе, я убедился, что у него на глазах бельма. Слепой, понимаете? Ясно, что его невозможно было пустить в продажу. Не говоря худого слова, я променял его на бочонок виски. Но когда его стали отбирать у матери, она превратилась в настоящую тигрицу! Мы стояли еще на якоре. Негры не были закованы. Она, как кошка, вскарабкалась на тюк хлопка, схватила нож, и, клянусь вам, на одну минуту все отступили. Но вскоре она поняла, что сопротивление бесполезно. Тогда она повернулась и, не выпуская из рук ребенка, бросилась в реку. Она пошла ко дну и больше не выплыла.