Наваждение. Лучшая фантастика – 2022 - Пехов Алексей

– Я потеряю память обо всем, что происходило между бэкапом и смертью. Судя по всему, это будет довольно большой и важный промежуток времени.

– Хватит, это все отговорки. Я выполнил свою часть соглашения?

Я подтвердил, и сертификат, вживленный в меня, запустил последнюю часть соглашения – меня выключили, чтобы внедрить код, который для Блокчейна сделает меня Рикки, а затем снять бэкап для передачи в белковое тело.

И в самый последний момент ко мне сквозь все фаерволы и блокираторы пробилось сообщение от Таниты:

«Папа, ты где? Я в Блокчейне Земли, и я знаю, как все исправить и оживить Исход».

А потом я почувствовал боль.

ЗЕМЛЯ, ГАВАЙИ, ОСТРОВ НИИХАУ

Это были все мои ощущения: свет, тепло, металлический привкус во рту. Все они воспринимались как боль, просто разная – от уничтожающей и требующей предпринять хоть что-то до мелкой, нудной, пилящей где-то на фоне.

– Моргай, – сказало мне что-то мутное, находящееся напротив меня.

Звук этого слова я воспринял как очередное мучение, но тело среагировало тем, что моргнуло.

– Закрой рот, Рикки, если ты меня понимаешь. Отлично. Теперь открой рот, если тебе не нравится в твоем теле. Превосходно, спасибо. Никому, кстати, вначале не нравится, даже тем, кого вы зовете олдами, – то есть нам.

Глаза постепенно привыкли к свету – отнюдь не яркому, кстати, – и теперь я видел перед собой симпатичную девчонку, с виду лет пятнадцати, в светло-голубом, почти белом халате.

Имитаторы реальности, в которых я провел не один год, подготовили меня к визуальным образам, и я легко мог отличить стул от человека, а вот к ощущению собственного тела, слабого и болезненного, я оказался не готов.

– Хххэ… Хххэ… – попытался я высказать свое негодование.

– Молчи, твой речевой аппарат плохо подготовлен, придется разрабатывать. Рикки, мы готовим тела к загрузке, мышцы, внутренние органы, особое внимание – мозгу, конечно же. Но некоторые вещи еще отработаны не идеально. Первые дни ты будешь есть только жидкую пищу, потому что были случаи, когда люди пережевывали свои щеки или ломали зубы друг о друга. Могут быть проблемы со сфинктером зрачка… И не только зрачка, это тоже предусмотрено, не беспокойся. Также придется научиться говорить, ходить, кушать – ближайшие недели будут насыщенными. Кстати, меня зовут Катя. И – да, если я еще не говорила – то я из олдов.

– Хххэ… Хххэ… – сказал я.

У меня не было нескольких недель, я собирался разобраться со своими проблемами максимально быстро.

Интересно, почему никому в Блокчейне не рассказывают то, что мне только что сказала Катя?

* * *

Мною занимались трое – Катя, Джош и Ли. Ли в виртуале считала себя кореянкой, а в реале стала негритянкой под два метра ростом.

– Этим я хоть немного скрадываю ущербность физического тела, – сообщила она мне с улыбкой.

Она, как и я, раньше была майнером. Но в отличие от меня – низкоуровневым, из трущоб. Пользы Блокчейну она почти не приносила, за две сотни лет у нее накопился гигантский долг, и отсутствие воображения – на которое тоже нужны ресурсы, которых у нее не было, – толкнуло ее на решение всех проблем через переход из виртуала в реальность.

Она была очевидным примером того, что чем умнее и талантливее майнер, тем сложнее ему дастся решение о переходе в реальность – а потом адаптация к физическому телу. Олдам не нужно было гениальное человечество, им нужна была тупая масса. Они просто двигались не в ту сторону.

Джош, как и Катя, был из олдов. Он почти не говорил, предпочитая показывать все жестами: «иди», «ешь», «плыви», «хватай и неси в ту сторону», а когда я пытался что-то ему сказать, махал на меня руками.

Разгадку его поведения мне поведала Катя через пару недель после старта моей адаптации: оказывается, Джош так и не выучил эсперанто. Он знал исключительно американскую версию английского и за четыреста лет в виртуале не смог выделить пары дней на изучение общего языка человечества.

Кроме меня, в лагере было еще четверо майнеров, все – подавленные и медлительные, остро переживающие потерю своей реальности.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я был единственным, кто с жаром принялся изучать все, что мне предлагали. Я ходил, ползал, плавал, копался в песке и рисовал на стенах мелками. Я издавал все те звуки, о которых просила Ли, играл в мяч с Катей.

Но душой я при этом был с остальными майнерами: потому что в физическом теле майнер ощущает себя так, будто ему урезали ресурсы, оставив едва ли десять процентов от того, что было.

Ты больше не умеешь думать быстро, не можешь переместиться, куда тебе нужно, мгновенно, не имеешь возможности прекратить общение в одну секунду, просто отрубив входящие порты.

Физическое тело – даже самое совершенное, самое сильное и ловкое – означало для майнера вечную инвалидность.

И только такие недалекие майнеры, как Ли, могли найти в этом изменении что-то хорошее.

* * *

К концу второй недели, когда я научился говорить и уже пытался радоваться легкому ветерку в тот момент, когда дневной зной сменялся вечерней духотой, Катя решила, что пора начать учить меня политгеографии и прочим нужным вещам.

Здесь я ее приятно удивил: я уже знал, что железо добывается из руды, а мясо до попадания в тарелку было живым и крякало или хрюкало.

Все это майнеры проходили, когда жили в имитации Земли – играх и симуляторах. По текущим законам, майнер не менее пятнадцати процентов своего времени должен провести в имитации реальности.

И майнеры так и делали. Но возвращаясь в сладостный виртуал, просто выкидывали ненужный хлам воспоминаний, освобождая память под более важные вещи.

А у меня почти все воспоминания о виртуальности были так или иначе связаны с Аленкой, и поэтому я их сохранял.

Впрочем, многое из рассказов Кати оказалось и полезным: то, что на текущем этапе мы используем холодный ядерный синтез, но как только наши технологии перейдут определенный рубеж, откажемся от него в пользу экологичной энергии – ветряных и гидроэлектростанций.

Выяснилось также, что от нас не ждут, что мы станем скотниками и лесорубами. Всю черную работу выполняют роботы.

Катя не сказала этого впрямую, но я так понял, что первое поколение одевшихся в плоть майнеров должно выполнить единственную функцию – породить следующее поколение человечества.

Настоящее.

Это не прозвучало – но за словами Кати чувствовалось, что она считает нас каким-то техническим этапом. Суррогатным человечеством, которое было создано единственно для того, чтобы пронести земную культуру сквозь века и передать ее своим детям, которые в отличие от нас будут уже нормальными.

И это порождало внутри меня настоящий пожар. Меня вытащили из моего рая, закинули в чуждый ад, заставляют делать то, что нужно им, а не мне, – и при этом считают трэшем, барахлом?

– Чтобы полностью восстановить генофонд человечества, достаточно будет двух миллионов человек. Майнеров, которые наденут плоть и произведут потомство, хотя бы один к одному, то есть двое детей на каждую пару.

Для Кати за этими словами не было ничего, кроме светлой радости за грядущее человечество. Я же видел чудовищную трагедию двух миллионов майнеров, вынужденных не только покинуть свою идеальную обитель, но и обречь на страдание ни в чем не повинных детей, которых надо еще выносить, родить, а потом воспитать.

Когда я спросил ее про Александра Грубенко, Катя резко обрубила разговор – она не хотела о нем говорить. Джош меня просто не понял, только махал руками, как обычно.

Зато Ли, к моему удивлению, хотя и не смогла мне помочь с ходу, пообещала уточнить у остальных – у тех, кто был за пределами учебного центра и к кому меня пока что не допускали.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})* * *

Гроб жил в «красной» зоне. Зеленая зона – учебные корпуса, автоклавы, лаборатории. Синяя зона – жилые корпуса, парки, заводы, стартовые площадки для ракет. Желтая зона – буферная между дикой природой и ареалом обитания мизерного пока человечества, контролируемая со спутников и роботами.