Гуляевы - Игорь Фомин

– Странно… – удивился Федосов, сделав задумчивое лицо. – Мистика какая-то.

– Ладно, оставляю стопку здесь, на полке. Может, найдётся хозяин – сказал Юрий, подсмеиваясь над «пиарщиками». – Или придётся пропустить через шредер. Жалко такому добру пропадать.

– Да этот Дронов, наверное – предположил Еремеев.

– Кому ж еще быть-то…– поддакнул Федосов, ставя точку в «расследовании».

– Есть доказательства? – спросил Юрий подчинённых.

Те захлопали глазами друг на друга, в надежде, что одному из приятелей удастся найти какой-нибудь «железобетонной аргумент».

– Он же старый, одинокий…– начал было развивать мысль Еремеев, но вдруг замолк, ожидая, что начальник уже самостоятельно сделает «правильные» выводы. Ведь всё, мол, на поверхности. Еремеев итак всё выложил на «блюдечке».

– Можно понять человека – ядовито усмехнулся Федосов, и взглянув на шкаф с порнографией, невольно облизнулся.

– Айтишников что ли позвать? – продолжал троллинг Юрий. – Пусть установят с какого компьютера шла печать. А вообще, чистосердечное признание облегчает участь преступника.

Шутку не оценили. Никто не усмехнулся, хотя бы из вежливости. В кабинете стояла гробовая тишина, как в зале суда перед оглашением приговора. Судя по скорбным лицам «пиарщиков», они были на грани провала. Видимо, действовали сообща. Запустили «порнушку» в двух экземплярах, чтобы каждый имел свой, личный фотоальбом – «в часы забав иль праздной скуки». Но что-то пошло не так…Принтер, после печати первой партии, скорее всего, начал обновлять тонеры, «завис». Те махнули рукой и выключили его, решив, что вторую партию допечатают сегодня вечером. Всего-то денёк потерпеть.

– Ладно, закрыли вопрос – дипломатично сказал Юрий, втайне раздираемым диким смехом. – Через десять минут – планёрка.

С приходом красотки Виктории (или просто – Викули), корпоративная PR-служба превратилась в Дом высокой моды, на Avenue des Champs Elysées. Блондинка одевалась очень броско, предпочитая красные и желтые тона, мини-юбки и высокие каблуки. Наверное, с точки зрения парижских кутюрье, её стиль был ужасным, вульгарным, однако он безотказно действовал на здешних мужчин, которые впивались в кокетку хищным взглядом.

Стараясь выглядеть элегантным джентльменом, Юрий купил несколько новых рубах и галстуков. Верстальщик Грушин стал щеголять в белой водолазке. А вот Еремеев с Федосовым пошли дальше – они приобрели дорогие костюмы, и стали корчить из себя мрачноватых некоммуникабельных ганстеров из семьи Корлеоне. После очередного просмотра «Крестного отца», они окончательно вошли в образ, и стали именовать другу друга итальянскими именами. Еремеев превратился в «Сантино», а Федосов в «Сальваторе». Чтобы никто не сомневался, что ребята, действительно, гангстеры, те украсили свои пальцы печатками, и постоянно вставляли в разговор характерную фразочку: «Как говорят, у нас, в Палермо…». Спроси у них, где это Палермо находится – долго бы чесали репу перед глобусом.

Модное настроение охватило даже старого журналиста Дронова, обычно, не вылезавшего из поношенного пиджака. Теперь же он стал одевать к нему старомодный галстук.

Приближался Новый год. Викуле предстояла большая работа – подготовить и разослать открытки заказчикам, партнёрам, поставщикам. Работала она по огромному списку ФИО, который составил Юрий. На открытках был уже готовый текст поздравления, ей оставалось вписать только от руки «Уважаемый Иван Иванович!», внизу стояло – директорское факсимиле. Под Новый год предприятия начинают заваливать друг друга такими открытками, словно состязаясь, кто больше подкинет макулатуры друг дружке. За напыщенными – «от всего сердца» – пожеланиями «профессиональных успехов, здоровья и процветания» сквозили банальность и равнодушие. Не спасало даже псевдо-участливое «позвольте искренне Вам пожелать». Естественно, ни о какой искренности и речи ни шло! Каждый год текли широкой рекой – из канцелярий в приёмные – одни и те же набившие оскомину «штампы» с напыщенными дифирамбами.

Еремеев с Федосовым настаивали, чтобы на конвертах было написано не просто директору Иванову В.С., а непременно «господину Иванову В.С.», поскольку давно пора уйти от «совковых» манер, и перенимать западные стандарты. Однако Юрий отказался от их предложения, чтобы не перегружать Викулю, которая и без того путалась в фамилиях, именах, отчествах, делая чудовищные ошибки. Так, в открытке на имя министра промышленности и энергетики РФ вместо «Виктор Борисович», она написала «Викр Борисович». А директора одного из крупнейших банков страны назвала «Евгелой Андреевич». Досадные ошибки возникали у красотки тут и там, но Юрий не ругал её, а весьма учтиво подсказывал, где проскочила «неточность». Всё это говорилось Виктории мягким голосом, с добродушной улыбкой, хотя последствия её ошибок могли быть катастрофичными лично для Юрия, который рисковал лишиться должности. Но любовь снисходительна! Она не требует, она жертвует!

Юрий оставался после работы, и спокойно, в тишине, в опустевшем кабинете проверял все открытки с конвертами, которые Викуля сделала за день. Иногда его охватывала злоба на бестолковую красотку, и порой он называл её «круглой дурой», благо «дама сердца» не слышала этих обидных слов.

Дура не дура, а мужиками вертит! Грушин ей носит чаи, Еремеев с Федосовым задаривают шоколадками, Юрий исправляет досадные ошибки. А ведь мог бы сказать: «Извините, вы нам не подходите». Куда там? Сидит после работы, перебирает горы открыток, выискивая «неточности». Ай, да что говорить? Влюбился он крепко в эту красотку с чудесными голубыми глазами. Так влюбился, хоть волком вой, когда её рядом нет. Вот куда она сейчас поехала после работы? К другу, к любовнику? Уж не потешаются ли там над ним «голубки»? Юрий с ума сходил от этих мыслей, и не знал, как поступить.

Всю зиму так и промаялся со своей любовью, мягко опекая подчиненную, которая окончательно села ему на шею, всё время отпрашиваясь с работы. Надо было что-то решать. Или увольнять её, или…Он решил сделать Викуле предложение. Это должно случиться в середине апреля, когда сойдут снега, в небе заиграет тёплое весеннее солнышко, и сама природа будет ему союзником, распевая повсюду о любви…

Но апрель начался дурно. Еремеев с Федосовым решили, по случаю «Дня дурака», разыграть Дронова, известного своей рассеянностью. Они тайком прицепили скотчем к спинке его пиджака объявление, набранное крупным шрифтом «Продам жирафа. Дорого!». Викуля оценила шутку, задыхаясь от смеха, который душил её всё утро. Само собой, Дронов, вечно в делах-заботах, ничего не заметил и полдня проходил по заводу на потеху публике.

Однако Юрий штуку не оценил, поскольку если бы дело касалось кого-то другого…но Дронов один воспитывал больного сына (жена сбежала еще в молодости). Этой заботой об инвалиде объяснялась вечная рассеянность Дронова, который нуждался в деньгах на лечение – и вкалывал за «троих». Когда ему дурака валять?

Еремеев же с Федосовым так и не прибавили в «классе», играя украдкой прямо на работе в GTA, лупася битами случайных прохожих и инвалидов на улицах виртуальных городов. Переходя на «чистый инглиш», пиарщики обсуждали свои заварушки с полицейскими, от которых они скрывались, гоняя на бешеной скорости по какому-нибудь Лос-Анджелесу. Ребята