Троецарствие. Дилогия (СИ) - Останин Виталий Сергеевич

— Ну и демоны с ним! — отмахнулся Пират. — Зато как мы погоняли этих селян! Да, надолго им урок преподали! Будут думать теперь, прежде чем выходить на тропу разбоя!

Я в этом как-то сомневался. Когда живот прилипает к хребту, становится не до умных мыслей. В том, что разбежавшиеся грабители снова соберутся в ватагу, я не сомневался.

Вскоре подъехала Амазонка, сообщившая, что пленных согнали в кучу возле домов, и если я хочу что-то им сказать, то уже можно туда ехать.

— Что я им должен говорить? — вопрос слетел с губ раньше, чем я успел подумать.

— Решить их судьбу. — Если Вайцзинь и удивилась, то вида не подала. — Казнить, отпустить, взять в армию.

— Взять в армию? — последний вариант удивил меня несказанно. — Они же…

И захлопнул свой болтливый рот. Да что с тобой, Леша?! Думай, прежде чем что-то говорить! Твои капитаны не должны в тебе сомневаться!

— Трусы? — по-своему поняла недосказанное Амазонка.

— Селяне…

— А из кого нам еще пехоту нанимать? — в свою очередь удивилась женщина. — Немного тренировок, и эти селяне будут вполне уверенно держать строй. Натиск тяжелой конницы они, может, и не отразят, но где у нас тут тяжелая конница?

Я кивнул. Логично. Откуда еще набирать пополнение армии, постоянно воюющей и несущей потери во время гражданской войны. Не удивлюсь, если после боя такое предложение озвучивается и солдатам противника, попавшим в плен. Китайская практичность — нет отходов, но есть ресурсы.

— Поехали, — сказал я. — Посмотрим на них.

Пленных было около сотни. Неровным строем эти оборванцы, грязные, местами окровавленные, стояли, окруженные редкой цепочкой конных, и даже не думали бежать. Смотрели кто угрюмо, кто испуганно, кто равнодушно. Выдающихся экземпляров среди них не было — все мелкие, тощие. Да и какими им быть, если они с голодухи пошли на разбой?

Что меня удивило — среди мужиков было достаточно много женщин. Не большинство, конечно, но с десятка полтора на сотню, это, как по мне, довольно много. Тоже члены банды Соловья или, скорее, маркитантки?

— Объясни им обычные условия, — попросил я Амазонку, не желая прокалываться и обещать своим возможным новобранцам то, то не было предусмотрено стандартным рекрутингом.

Женщина кивнула, чуть тронула коня коленями и выехала вперед.

— Белый Тигр Юга предлагает вам прощение за ваши преступления, — крикнула она, глядя поверх голов. — Тем, кто присягнет ему на верность, по приезде в лагерь выдадут продовольственный паек и зачислят в отряд новобранцев. После подготовки поступите в полк.

Пленные уставились на нее, ожидая продолжения. И она не обманула.

— Остальные будут казнены.

Офигенный выбор! А я вообще могу потом рассчитывать на надежность солдат, которых в войска забрили на подобных условиях? Что-то сомневаюсь! Как бы потом от новобранцев клевцом гэ между лопаток не получить!

Разбойники стали опускаться на колени и утыкаться лбом в землю. Это, надо понимать, символ принятого предложения был — как еще такую позу трактовать? Но сделали это не все. Около десятка пленных остались стоять. Ничем не примечательные люди, как и прочие, одетые в рванье, в сандалиях из плетеной соломы и с грязными лицами. Среди них была одна женщина. Средних лет, с жестким и угрюмым лицом.

Черт, их же сейчас казнят!

Да, они разбойники, но какого черта?! Что, вообще, за гордость у кучки крестьян?

— Жизнь недорога? — спросил я насмешливо. На самом деле никаких подобных эмоций я не испытывал, но нельзя же было, в самом деле, закричать: «Что вы творите, идиоты? Быстро на колени!»

— А чего ее ценить? — ответила, как ни странно, пленница. Мужики просто стояли и угрюмо таращились на меня.

Представляю, каким они меня видели. Красавец-генерал, на гнедом коне, в богатой одежде и доспехах. Сидит, стеком с перьями на конце поигрывает, ухмыляется. И они такие, несгибаемые. Придурки!

— Власти в Китае больше нет. Небо отвернулось от императора, — произнес пожилой селянин, стоящий справа от женщины. — Господа, говорящие о Желтом Небе, оказались такими же алчными демонами, как и те, кто был до них. Наши дети и внуки погибли от голода или в битвах между генералами. Война пожирает страну. Будущего больше нет. Так зачем нам ценить жизнь, Белый Тигр Юга?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Говорил он совсем не как крестьянин — слишком грамотно и чисто. Не иначе, представитель сельской интеллигенции. Учитель, возможно, или врач. Хоть и выглядел самым что ни на есть настоящим землепашцем.

— Как ты смеешь?! — тут же выкрикнула Амазонка, обнажая меч.

Воины смотрели на меня, и я вдруг понял, что мужик загнал меня в логическую ловушку. Теперь любое мое действие: отпущу я их или прикажу казнить, — станет его победой. Нет, роптать никто не будет, но осадочек останется. Потом по палаткам пойдут разговоры — стратег наш, мол, язык в зад засунул и ничего деду не ответил. А тот прав был.

А я и так в подвешенном состоянии. Начинающий военачальник, связанный службой богине, который даже не знает, может он на своих людей полагаться, или нужно ходить и оглядываться? Насколько они верны? Не продадут ли другому князю, чтобы выторговать себе условия получше? Сплошь и рядом такое было описано в «Троецарствии».

В общем, из ситуации не было нормального выхода. Кроме одного — я должен был победить пленника в споре. Он бросил мне вызов — я обязан на него ответить. Иначе это может стать первым камушком, который породит лавину.

Только вот риторикой я не владел. И в реалиях тутошних не вполне разбирался.

Я подъехал к Амазонке, положил руку ей на плечо, заставляя убрать оружие. Спешился и под пристальными взглядами охраны и пленников подошел к группе стоящих крестьян.

«Леша, ты что, мать твою, делаешь?» — заорал внутренний голос. Я приказал ему заткнуться, и он, как ни странно, послушался.

— Ты прав, бать, — сказал я, глядя прямо в глаза этому старому, но еще крепкому мужчине. — В стране бардак — мама не горюй, а спасителей столько нарисовалось, что как бы от них самих спастись.

Понимая, что оратор из меня никакой, я старался говорить от сердца. И надеялся, что встроенный гугл-переводчик справится. Он и правда не подкачал. Губы выталкивали совсем другие слова. Я их слышал как бы наложением на свои.

— Ты прав, отец, — говорил я в китайском дубляже. — Императора нет, Небо упало на землю и разбилось на осколки. И каждый осколок схватил князь, считающий, что получил сокровище.

Краем глаза я заметил, как наблюдающий за нашим разговором Пират хмыкнул и вскинул бровь. Подумал, что он насмехается надо мной — не знаю почему, но мне так постоянно казалось. Однако увидел, как он достает из седельной сумки походный письменный набор, устраивает его на лошадиной шее и начинает что-то писать. Он что, конспектирует за мной, блогер хренов?

— И крови еще прольется много, и сотни тысяч невинных погибнут, — продолжил я. — Все так. Только, бать… Тебе не приходило в голову, что мы все в этом виноваты? Такие, как я, в том, что в годы мира не увидели разрастающуюся гниль. Такие, как ты, что позволяли всяким уродам гнуть вас, как им в голову придет? Князья бухали, охотились и заучивали красивые фразы из трудов Конфуция, крестьяне покорно гнули спины на плантациях и не поднимали глаз выше рисовых ростков. И все думали, что император как-то разрулит. Так ведь?

Пленник смотрел мне прямо в глаза. Твердо так, как смертник, которому терять уже нечего. Но на последнем вопросе что-то внутри у него дрогнуло. И мне показалось, что я пробил броню.

— Что тут скажешь, отец. Мы все ошиблись, — продолжил я. — И аристократы, и воины, и чиновники, и крестьяне. Император, как выяснилось, тоже. Небо упало на землю, разбилось на осколки. Но если все так оставить, то следующим поколениям по земле нельзя будет ходить — изрежут ноги. Кто-то должен собрать осколки. Не ждать, пока это сделают другие, а наклоняться и собирать. В процессе, конечно, пальцы можно порезать, но если не принести подобной жертвы, как потом отпускать гулять по этой земле детей?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})