Как организовали «внезапное» нападение 22 июня 1941. Заговор Сталина. Причины и следствия - Борис Шапталов

«Академик Варга Е.С., – отмечалось в «Справке», – выступил на секции по вопросам капитализма с утверждением, что тезис о неизбежности внутриимпериалистических войн уже устарел, что такие войны возможны лишь абстрактно-теоретически, а конкретно-практически невозможны. Он объяснил это тем, что:

а) противоречия между лагерем социализма и лагерем капитализма в настоящее время сильней, чем внутриимпериалистические противоречия;

б) в лагере империализма США имеют подавляющее превосходство над всеми капиталистическими странами и не нуждаются в войне, чтобы подчинить их себе. С другой стороны, США достаточно сильны, чтобы помешать войне между европейскими империалистами;

в) опыт первой и второй мировых войн научил руководство империалистических государств, что внутри империалистическая война имеет очень плохое последствие для империалистов».

«Правилен ли сегодня еще ленинский тезис о неизбежности внутриимпериалистических войн за новый передел мира? – спрашивает т. Варга и отвечает: – Я думаю, что тезис о неизбежности внутриимпериалистических войн устарел»[24].

Сталин отреагировал на высказанную Варгой точку зрения в работе «Экономические проблемы социализма в СССР»: «Некоторые товарищи утверждают, что, в силу развития новых международных условий после второй мировой войны, войны между капиталистическими странами перестали быть неизбежными. Они считают, что противоречия между лагерем социализма и лагерем капитализма сильнее, чем противоречия между капиталистическими странами, что Соединенные штаты Америки достаточно подчинили себе другие капиталистические страны для того, чтобы не дать им воевать между собой и ослаблять друг друга, что передовые люди капитализма достаточно научены опытом двух мировых войн, нанесших серьезный ущерб всему капиталистическому миру, чтобы позволить себе вновь втянуть капиталистические страны в войну между собой, – что ввиду всего этого войны между капиталистическими странами перестали быть неизбежными. Эти товарищи ошибаются. Они видят внешние явления, мелькающие на поверхности, но не видят тех глубинных сил, которые хотя и действуют пока незаметно, но все же будут определять ход событий. <…> Неизбежность войн между капиталистическими странами остается в силе»[25].

Как видим, Сталин ошибался. Это он видел «явления, мелькающие на поверхности», а не глубинные процессы. Ошибочная оценка потащила за собой другие. О перспективах экономического развития США, Англии и Франции Сталин выразился следующим образом: «Рост производства в этих странах будет происходить на суженной базе, ибо объем производства в этих странах будет сокращаться»[26].

И совсем уже несуразная оценка заключалась в следующем выводе: «Наиболее важным экономическим результатом второй мировой войны и ее хозяйственных последствий нужно считать распад единого всеохватывающего мирового рынка. Это обстоятельство определило дальнейшее углубление общего кризиса мировой капиталистической системы». А меры стабилизации определил так: «Это очень похоже на то, что утопающие хватаются за соломинку»[27].

Положение же обстояло ровно наоборот: после войны продолжилось успешное складывание мирового рынка, но уже под контролем США – главного противника СССР.

Невозможность войны между капиталистическими государствами означала, что функционирование мирового рынка нарушаться отныне не будет. А значит, они смогут богатеть и таким образом усиливаться. В такой ситуации ждать социалистические революции – занятие неперспективное, а наличие сильного Запада означало тяжелое противостояние для уже возникшего социалистического мира. Поэтому вывод Варги о коренном изменении ситуации между капстранами так не устраивал Сталина. Но вместо того чтобы задуматься над тем, как выходить из обозначившейся проблемы, он предпочел повторять старые формулы и загонять СССР в исторический тупик напрасного ожидания очередной межимпериалистической войны. А чтобы ждать было веселее, вывел «главный экономический закон капитализма». Это «обеспечение максимальной капиталистической прибыли путем эксплуатации, разорения и обнищания большинства населения»!

Это теоретический уровень пропагандиста школы марксизма-ленинизма, но не серьезного политика. Сталин был, безусловно, умным человеком, но талант теоретика – особый дар, и он им явно не был наделен. Другое дело, что, как умный человек, он умел выкручиваться. Его «Экономические проблемы социализма» написаны в духе средненькой кандидатской диссертации. Сначала автор озвучивает чью-то глупость, потом разъясняет читателям, почему ей следовать нельзя. Сталин подробно объяснил, что при социализме существуют товарно-денежные отношения и закон стоимости. И это подавалось как большой теоретический вклад. Но если с работниками расплачиваются деньгами, а в магазинах отпускают товары не по потребностям, а по количеству дензнаков, то, наверное, это свидетельствует о товарном производстве. А если при этом нельзя купить квартиру, землю, то – о его ограниченном характере. Зато почему при социализме существовал неустранимый дефицит, а предприятия не гонялись за техническими новациями, что предопределило отставание социализма в производительности труда, он объяснить не смог.

Сталин привлекателен потому, что его режим можно охарактеризовать как «государственно-патриотическое господство бюрократии». Недаром эта модель ныне возрождается по новому кругу. Раз сторонники империи (социалистической или капиталистической – не важно) за Сталина, значит, против демократии (хотя: а кто знает в России, что такое демократия?). Они за сильную власть, сплоченное общество, в котором интересы личности растворялись бы в интересе государства (роевое начало). Такое государство не может не быть государством бюрократии. Надо только, по их мнению, чтобы она была патриотичной и национально ориентированной. Таковой ее может сделать только вождь. Вообще-то имперцы, сами того не сознавая, рисуют государство в духе итальянского фашизма Муссолини (фашизм – государственная корпорация всего общества, объединенная вокруг этатистской идеи), а также нацистской империи Гитлера 30-х годов. В этой констатации нет ничего прокурорского. Это позже Италию и Германию занесло «не туда», а вначале они были «национальными», «патриотичными» и «антиолигархическими», то есть вполне «прогрессивными» империями. Собственно, эта подспудная связь позволяет проводить параллели между сталинизмом и фашизмом, а также спекулировать на таком сходстве в идеологической борьбе против современной России. Но исторический опыт есть опыт, и то, куда занесло на определенном этапе режимы Муссолини и Гитлера (а экономические и социальные успехи были налицо), а также Сталина с его «необоснованными репрессиями», показывает опасность воссоздания «национал-патриотического» режима вождистского типа. А ведь такой режим мог появиться в России в 1990-х годах. У Жириновского был шанс прийти к власти, и тогда мы бы имели государство с «броском на юг», «консолидированным» обществом и последствиями этих имперских радостей.

Нынешние ратования за империю есть защитная реакция слабеющей России. Эта идея крепости, идея оборонительная, восходящая к идее «строительства социализма в одной стране». По иному пути пошел современный Китай. Руководство использовало глобализацию с максимальной выгодой, ускорив развитие страны, тогда как для СССР, а теперь и России она поперек горла. «Крымская» история с последовавшими санкциями и быстрым падением цен на нефть еще раз показала, что означает «глобальная система» и как трудно ей противостоять.

Соединенные Штаты тоже когда-то находились в добровольной политической изоляции. Курс так и назывался – «политикой изоляционизма». С момента образования Соединенных Штатов правящий класс решил держаться подальше от внешних проблем, чтобы не быть вовлеченными в войны между европейскими державами. Хватало своих дел – шло освоение территории почти в половину Европейского континента. Но экономический кризис начала 1930-х годов показал: страна исчерпала возможности регионального развития, нужны новые «прерии». Ф. Рузвельт покончил с изоляционизмом, и США вступили во Вторую мировую войну, целясь на мировое лидерство. И не прогадали. Не того ли хотел Ленин?

Разумеется, цели у американских и советских интернационалистов были разные. Разное понимание устройства экономики, демократии, политической власти, международного порядка. В Москве не искали финансово-экономической выгоды (на чем СССР потом и погорел). Что же двигало тогдашними интернационалистами?

Интернационализм был попыткой ответить на вековой вопрос о смысле исторического процесса и возможности достижения положительного социального идеала. Интернационализм и федерация народов как минимум достигали одной важной цели – устраняли войны. Если бы замысел Ленина удался, то Европа (и Россия) избежала бы Второй мировой войны, что «сэкономило» бы несколько десятков миллионов жизней.