Наблюдая за русскими. Скрытые правила поведения - Владимир Жельвис

А ведь история знает случаи, когда коррупцию удалось победить. Самый яркий — Сингапур. Надо знать, что в Древнем Китае взяточничество возводилось в ранг особого ритуала, там без «подарка» делать что-либо было просто не принято практически официально. Вот и Сингапур в этом смысле ничем не отличался от остальной части Поднебесной.

Но сегодня коррупции там, можно сказать, нет. Чиновники не «берут», суды работают честно, откаты тоже отсутствуют. Как это им удалось? Говорят, за счёт огромных зарплат чиновникам, которые теперь боятся потерять место. И при этом ни казённой машины, ни государственной дачи у чиновников нет: раз такие деньги получаешь, давай трать собственные денежки.

Поможет это нам? Я что-то сомневаюсь. Мне кажется, что вороватый русский чиновник будет воровать независимо ни от чего, это у него уже в крови.

Но вот в Сингапуре доходы чиновников проверяют не как у нас, а по-серьёзному. Проверяют банковские счета не только у самого чиновника, но и у всей его семьи, всех родственников и даже друзей. Наверное, честному чиновнику это неприятно, но что делать? Раз ты обслуживаешь общество, терпи, ты обязан доказать, что безупречен. Но уж если тебя поймают на уклонении от налогов или жизни не по зарплате, то условным сроком ты не отделаешься, сядешь, и надолго.

И наконец, в Сингапуре большинство операций с деньгами осуществляется по Интернету, а в электронном формате дать взятку трудновато.

Вот бы и нам так.

О РУССКОЙ СКРОМНОСТИ

Характерная черта русских — нелюбовь к громким фразам. Мы не любим хвастаться. Это наполеоновские солдаты могли сказать в минуту смертельной опасности: «Гвардия умирает, но не сдаётся!» Русский солдат в такой же ситуации скорее выкрикнет что-нибудь, не предназначенное для дамских ушей. Поэтому так фальшиво звучат утверждения, что якобы наши войска шли в штыковую атаку со словами «За Родину, за Сталина!». Они могли кричать «Ура!», они могли материться, но когда рядом с тобой убивают и ты сам готовишься кого-то убить… Какой там, к чёртовой матери, Сталин!

Или другой эпизод. Досужий журналист, первым описавший широкоизвестный подвиг двадцати восьми гвардейцев-панфиловцев, ценой жизни не пропустивших к Москве вражеские танки, приписал комиссару Клочкову фразу, которую потом буквально сотни раз повторяла советская пропаганда: «Велика Россия, а отступать некуда: позади Москва!» Тут всё враньё. По словам журналиста, все герои погибли — но кто же тогда запомнил и донёс до него сакраментальную фразу? (Правда, позже выяснилось, что и это не так, были выжившие, и не все вели себя одинаково, но это к делу не относится, мы же говорим о мифе.) Главное же — не могло у комиссара в тот момент быть ни желания, ни времени такие слова говорить. Солдаты в самом деле были героями, но вряд ли они это осознавали, а если осознавали, не могли об этом «думать» такими громкими словами.

В этом ещё одна разница между протестантской и православной моралью: протестант гордится своими добрыми делами и готов объявить об этом всему миру. Во многих городах западной культуры можно видеть таблички: этот университет построен на средства такого-то миллиардера, эта лаборатория профинансирована таким-то миллионером. У кого нет таких денег, тот может оплатить красивую скамеечку в парке, но непременно чтобы на спинке было написано: дар родному городу от господина Джоунса.

Мы тоже можем такое написать, но куда реже. В состоянии сделать доброе дело — делай, но не кричи об этом на каждом перекрёстке. Бог всё равно увидит, а окружающим об этом знать не обязательно. Опять налицо дух коллективизма: не надо выделяться из массы, пусть никто не думает, что ты какой-то особенный.

Думается, что по той же причине мы не знаем большинства имён наших лучших иконописцев и архитекторов прошлых веков: художник мыслил себя таким же соавтором иконы или храма, как столяр, каменщик, мастер, готовящий раствор или укладывающий крышу. А что до вдохновения, так это Бог, а художник — только скромное орудие в Его руках.

Иногда это даже немного раздражает: вот мы привычно браним сегодняшних богачей, но если бы мы знали, сколько средств некоторые из них отдают на строительство больниц, детских садов и школ, сколько студентов получает от них стипендии, быть может, отношение к ним слегка изменилось бы?

Конечно, тут есть и другая сторона: при ненависти населения к богатым людям демонстрировать своё богатство ещё и опасно. Поэтому богачи не просто умалчивают о своих расходам, пусть даже благородных. Они отгораживаются от простых смертных заборами и военизированной охраной и хоть и пускаются во все тяжкие, но так, чтобы это видели только посвящённые.

Бывают, конечно, и исключения, когда богачи перестают стесняться. Один бывший министр с воодушевлением рассказывал тележурналисту о своём небольшом хобби — коллекционировании редких вин. Последней его покупкой на тот момент была бутылка коллекционного коньяка за три тысячи долларов. Поверьте, на его лице не появилось и тени смущения. Он напоминал Марию-Антуанетту, которая, согласно легенде, узнав, что французский народ бунтует, потому что у него нет хлеба, якобы воскликнула: «Нет хлеба? Так пусть едят пирожные!» Крупные чиновники, как правило, живут в мире, столь отличном от мира, в котором находятся все остальные, что им в голову не приходит мысль об аморальности их житья-бытья.

И всё-таки это сравнительная редкость. Не по-русски так себя вести. До нас, правда, доходят слухи о богачах, один из которых, скажем, любит высаживать в своём северном имении южные деревья: ему, видите ли, нравится любоваться пальмами, покрытыми снегом. Разумеется, пальмы при этом гибнут, но беда невелика, на следующий год он велит посадить на их месте новые… Вы читали об этом в наших газетах? Нет? Правильно, о таком никто не напишет: стыдно.

Наша скромность мешает нам в ещё одном отношении — при приёме на работу. Американец, сидящий перед работодателем, распускает павлиний хвост: я превосходно знаю это дело, я умело руковожу, у меня громадный опыт, я умею улаживать конфликты, я легко схожусь с людьми… Русский в той же ситуации ни за что не скажет: «Я хороший специалист», максимум, на что он пойдёт, это «Я думаю, что неплохо разбираюсь в этом вопросе», «Меня хвалят на работе» и т.п. Кому будет отдано предпочтение?

Авторы брошюры по межкультурной коммуникации для иностранцев О.Е. Белянко и Л.Б. Трушина приводят яркие примеры такой вот скромности-нескромности. Они рассказывают о некой русской балерине, которая приехала в Америку и, по-видимому, успела усвоить американский метод саморекламы. Балерина даёт интервью:

«Мой успех не был для Валерия (мужа. — В.Ж.) сюрпризом. Он знал, что я могу сделать всё. У меня столько энергии! И техника великолепная! У меня хорошая память, я в школе отлично занималась. Техника у меня ошеломляющая! У меня появились новые горизонты!»

К этому примеру авторы подверстали слова гениального танцора Михаила Барышникова, который в ответ на вопрос, как обстоят его творческие дела, ответил только: «Танцую понемногу».

Правда, тут необходима важная оговорка. Вряд ли тот же Барышников, так сдержанно отзываясь о своих успехах, действительно полагал, что в его танцах нет ничего особенного. Он прекрасно знал себе цену, но одновременно считал, что хвастаться этим — нехорошо, неэтично. Не по-нашему, одним словом.

ЧЕМУ БЫТЬ СУЖДЕНО…

Речь здесь пойдёт о русском фатализме, о склонности полагаться на «кривую», которая «вывезет». Эта наша особенность тесно связана с русским терпением и, к сожалению, с ленью. Вспомним в этой связи общеизвестную сказку про лентяя Емелю, которому без всяких с его стороны усилий выпало счастье случайно выловить волшебную щуку, исполнявшую любые его желания. Когда эту сказку прочитали японцам, они были возмущены: ведь это чистая пропаганда тунеядства! И как только может русским эта позорная история нравиться! А вот может, как нравятся всевозможные «пирамиды», лотереи, игральные автоматы и прочие способы обогащения без особого труда.

Это полная противоположность протестантской морали, где материального благополучия можно добиться только честным, упорным трудом.

Не правда ли, любопытно, что в частотном словаре русского языка среди наиболее часто встречающихся в нашей речи слов — глаголы в неопределённо-личной форме, вроде «обойдётся», «утрясётся», «(само собой) образуется» и т.п. Мы любим выражения вроде «что ни делается, всё к лучшему», «перемелется — мука будет». Если случается что-то непредвиденное, то это «откуда ни возьмись», «как гром среди ясного неба». Все эти слова в большинстве совершенно непереводимы на другие языки. Общий их смысл — беда приходит откуда-то извне, непонятно откуда. Беда не «обойдёт» тебя, она случается как-то сама. И можно надеяться, что, как она сама пришла, так сама и уйдёт, всё «обойдётся».