Жуть - Алексей Жарков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Всего лишь слухи и мелкие недовольства, — покачал головой император. — Екатерина, несомненно, из тех людей, кто выжимает весь сок из лимона и выбрасывает кожуру, но она остаётся моей супругой. К тому же, теперь у меня есть Миних. Если я прикажу, он пойдёт воевать за меня в ад.
* * *
Ночь Миних провёл очень плодотворно.
Жил.
* * *
Помимо возвращения из ссылки Миниха, Бирона и других опальных государственных деятелей, Пётр Фёдорович начал царствование с издания указов, упразднявших обязательную службу дворян и Тайную канцелярию. Но расположения правящего класса не добился.
Воспитанный в духе лютеранской религии, Пётр III пренебрегал православным духовенством, оскорблял указами Синод. Занявшись перекройкой русской армию на прусский лад, император настроил против себя духовенство, армию и гвардию. Во дворце русских генералов учили «держать ножку», «тянуть носок» и «хорошенечко топать».
Прусские симпатии побудили императора отказаться от участия в Семилетней войне и всех русских покорений в Пруссии. За это Фридрих II произвел Петра III в генералы-майоры своей армии. Дворянство и армия негодующе откликнулись на принятый царём чин. Мало того, Пётр Фёдорович направил войска в Голштинию, чтобы поквитаться с Данией за старые обиды предков.
«Трактат о вечном между обоими государствами мире» воспевал совершенную дружбу между Россией и Пруссией. Подписание трактата вылилось в грандиозный пир. Пётр III утоп в вине, не держался на ногах, что-то бессвязно бормотал посланнику Пруссии.
Во время пира на тост русского монарха «за августейшую фамилию» встали все, кроме Екатерины. Генерал-адъютант Гудович был послан спросить о причинах такого возмутительного поведения.
— Августейшая фамилия — это император, я и наш сын, — ответила Екатерина Алексеевна генералу-адъютанту. — Посему не вижу смысла пить стоя.
Пётр III выслушал ответ, вскочил и закричал через весь стол:
— Дура!
Миних видел, как ухмыляется устроившаяся под потолком тень.
Разгневанный царь приказал арестовать императрицу. И лишь дядя императора, принц Георгий Голштинский, насилу умолил отменить приказание.
Пётр III не оценил величия духа августейшей своей супруги.
Екатерина, дочь немецкого князя Ангальт-Цербстского, возглавила оппозицию гвардии. Пока император находился в загородной резиденции в Ораниенбауме, она свершила дворцовый переворот в Петербурге.
* * *
Миних ожидал возвращения императора в Петергофе.
Часовой нашёл его в Верхнем парке, в обществе позолоченных фонтанов, свинцовых статуй и невидимого собеседника, с которым старый фельдмаршал тихо общался. Наверное, с самим собой.
— Ваше благородие, императрица исчезла!
Миних повернулся к солдату.
— Как? Когда?
— Не могу знать. Нет её во дворце. Бежала, ушла… Я видел двух женщин, утром, утром из парка направлялись…
— Бестолочь! Слепой башмак! Пошли слуг в Ораниенбаум, навстречу государю!
— Слушаюсь!
— Fort har ab19!
Миних медленно двинулся следом, к сверкающим позолотой куполам Церковного корпуса. Маскароны Большого каскада смотрели на него с ухмылкой.
— И снова в бой, граф? — усмехнулась за спиной тень. — В твоей неспешности есть мудрость: будущее приходит само, и лишь прошлое приходится постоянно воспроизводить.
— Я должен был поехать с императором.
— Чтобы смотреть на дорогу из кареты? Ты можешь увидеть всё прямо сейчас. Присядь.
Миних подчинился — прислонился к каштану напротив позолоченного Самсона, возвышающегося в центре ковша.
— Постою. — Граф поднёс ко рту головку тёмно-коричневой сигары, предварительно срезанную, густо пахнущую табачным листом. От удара кремня о кресало брызнул сноп искр, и тут же занялся огнём качественный трут. Миних склонил к огниву открытый срез сигарной ножки, превратил его вдохом в раскалённую рану. Затянулся.
Бриллиантовые струи били в небо. Демон повёл сотканной из чёрного тумана рукой, и в полотне воды, ниспадающем перед разрывом мраморной балюстрады, возникла дорога.
Подрессоренная пружинами золочёная карета несла императора в Петергоф. Солнечный июльский день изливался в открытую коляску, на августейшее лицо Петра Фёдоровича, угловатый лик прусского посланника фон дер Гольца и круглое личико графини Елизаветы Воронцовой, фаворитки государя. Следом пылила вереница экипажей — придворные и прекрасные дамы спешили на празднование именин императора, предвкушая веселие торжественного обеда.
Картинка исчезла, какое-то время Миних видел лишь зелень парка за прозрачной пеленой, а потом на «полотне» появился генерал-адъютант Гудович. Недалеко. На подъезде к Петергофу. Увидев спешащих к нему слуг, Гудович придержал коня. Выслушал, выругался, развернул жеребца, дал шпоры и разогнал в галопе.
Фельдмаршал, демон и позолоченные барельефы смотрели генерал-адъютанту в спину.
— Я должен подготовить войска, — сказал граф, полоская дым во рту. — И возможный отъезд государя.
— Должен, — повторил демон, словно пережёвывая словцо. — В любом слове заложено абсолютно всё, даже его ложное значение.
В водопаде Большого каскада Гудович приближался к карете императора.
Пётр III оставался полулежать в коляске, даже когда генерал-адъютант замолчал. Новость будто бы заморозила его.
А потом император сел и что-то сказал Воронцовой. Громко. Нервно. Рефлекс грома. Отзвуки вчерашнего загула.
Дамы высыпали из экипажей, точно бисер.
Через минуту кони сорвались с места и во всю прыть понеслись в Петергоф.
Картинка исчезла. Вернулся шум воды и циркулирующий в сигаре ароматный дым.
Демон отслоился от ущербно-ленивой тени фонтана и исчез в радужных переливах над Большим каналом. Миниху показалось, что он услышал одно слово.
«Переворот».
* * *
Император распахнул двери павильона, в котором жила Екатерина Алексеевна, и кинулся с бранью в спальню. За ним проследовал Миних. В роскошь здания, в смрад царского гнева.
Вид Петра Фёдоровича, ползающего на коленях возле кровати, смутил фельдмаршала. Он замер в дверях, глядя на стремительно мрачнеющую за окном зелень. «Уж не солнце ли он там ищет?»
В узких, сильно зашнурованных сапогах император едва мог согнуть колени, от чего выглядел ещё более жалко. С трудом поднявшись, Пётр III стал распахивать шкафы, бросать на пол вещи императрицы, затем выдернул из ножен шпагу и принялся с остервенением колоть бархат панелей и потолок. От царя разило прокисшим в желудке вином. Он несколько раз проткнул платье императрицы, сшитое к сегодняшнему празднеству и оставленное на кровати. Как упрёк. Как насмешка.
— Эта женщина способна на всё! — закричал Пётр Фёдорович и выругался по-немецки.
Миних спокойно наблюдал за императором.
— Будет! Хватит этих загадок! — Государь швырнул шпагу на кровать, на испорченное платье императрицы. — К заливу, на воздух!
К пристани шла шлюпка. Когда император окликнул сидящего на корме офицера, гребцы налегли на вёсла. Офицер вскочил, упал, снова встал, вцепившись в борт, да так и стоял, пока не вывалился на мостки.
— Здравия желаю, ваше императорское величество!
— К чёрту церемонии! — гаркнул Пётр III. — Кто?!
— Поручик бомбардирской роты Преображенского полка Бернгорст, ваше императорское величество!
Над тёмной полосой Петербурга поднимался дым.
— Что там? Почему над городом дым?
— Я доставил фейерверк! Для государевых именин! — пробасил офицер.
— К чёрту фейерверк! Отвечайте, что в Петербурге! Иначе расстреляю!
— Слушаюсь, ваша милость.
— Не слушайте, а рассказывайте, — хмуро улыбнулся Миних. Некогда рухнув с высоты административных высот, он не страшился нового падения. Понятные игры людей и необъяснимые игры демонов. А он по-прежнему нужен и тем, и другим.
— Не видел ничего этакого, — доложил поручик. — Правда, был шум в Преображенском полку. Солдаты носились, кричали.
— Вы расслышали, о чём кричали? — спросил фельдмаршал.
— Желали здравия императрице Екатерине Алексеевне, стреляли вверх. Большего не слышал — было приказано везти фейерверк.
— Фейерверк, — хрипло повторил Пётр Фёдорович, глядя то на поручика, то на Миниха.
— Не угодно ли во дворец, ваше величество? — сказал граф, сочувственно глядя на императора. — Час обеденный.
Император покорно двинулся прочь от залива.
Подбежал Гудович, вытянулся струной.
— Ваше императорское величество, доставили записку от Брессана!
— Кто принёс?
— Слуга Брессана, чудом выдрался из Петербурга. Войска перекрыли мост, никого не выпускают.
— Фельдмаршал, прочтите.
Генерал-адъютант вручил Миниху записку, переданную через посланца парикмахера императора. Граф развернул, пробежал глазами, прежде чем прочитать вслух то, что уже знал.
Переворот.
Пётр III остановился, принял записку, прочитал, бросил на песок аллеи и пошёл дальше, глядя прямо перед
