Цвет пурпурный - Элис Уокер

София бормочет, более мне, чем ему. Я тут не для того приставленая, штобы мячи кидать. И не думает даже шевелиться.

Ты что не слышишь что ли, тебе говорю, он кричит. Ему шесть годков, сам белобрысый, глазенки синие, ледяные. Подбегает он к нам, весь бешеный, и норовит Софию в ногу пнуть. Она ногу быстро отодвинула, и он взвизгнул.

Чево случилося, спрашиваю.

На ржавый гвоздь напоровши, София говорит.

И точно, кровь у ево из башмака сочится.

Маленькая сестренка его подбежала посмотреть, как он плачет. Он весь красный как помидор. Мама, мама, кричит.

Сразу мисс Милли прибежала. Она Софии побаивается. Ежели говорит с ей, всегда подвоха ждет. Поодаль старается держаться. Подошла она и встала в нескольких шагах от нас. Билли к себе подзывает.

Нога, говорит он.

София тебя так? мисс Милли спрашивает.

Тут девчушка подскочила. Это Билли сам виноват, говорит. Он хотел Софию пнуть. Девчоночка всегда за Софию стоит. Любит ее ужас как. София и ухом не ведет. Ей што брат, што сестра, все одно.

Мисс Милли на Софию покосилась, обняла Билли и похромали они к дому. Девчушка за ними потащилась и нам ручкой помахала.

Славненькая малышка, говорю Софии.

Какая малышка? спрашивает, а сама хмурится.

Сестричка маленькая, говорю. Как ее кличут-то? Элинор Джейн?

A-а, энта-то, София говорит, и на лице у ей будто вопрос изобразился. Не понятно, зачем она вообще на свет родилася, говорит.

Зачем черные рождаются, нам понятно, говорю.

Хохотнула она. Мисс Сили, говорит. Мозги у тебя набекрень.

Первый раз за три года слышу, как София смеется.

Как София учнет о своих хозяевах гаворить, так хоть стой, хоть падай. До того дошли, София говорит, у их хватает совести брехать, будто рабство из-за нас не удалось. Будто мы по своей глупости все дело завалили. Вечно у нас мотыги ломались и мулы по полям бегали да пшеницу травили. А у самих-то, София говорит, непонятно как у их вообще все еще держится. Тупые они, говорит, неуклюжие и вообще жалкие.

Мэр __ прикупил мисс Милли машину. Той обидно стало, как так, даже у цветных есть машины, а ей и подавно надо. Вот он и прикупил ей машину-то, а как с ей управляться, штобы она бегала, учить не стал. Вечером, как вернется из города, посмотрит на машину, потом на мисс Милли и спрашивает, ну как, довольная ты теперь. Она с дивана вскочит, в ванную убежит и дверью хлопнет.

Друзей у ей нету совсем.

Вот она мне раз и говорит, слушай, София, уже два месяца машина во дворе пылится, ты случаем водить не умеешь? Видать первую нашу встречу вспомнила, и меня у Борчиковой машины.

Да, мэм, говорю, а сама, как раба какая, колонну начищаю, што у них внизу у лестницы приставленая. Они с этой колонной носятся как с писаной торбой. Штоб ни единого отпечатка пальцев на ней не было.

Не могла бы ты меня научить, спрашивает.

Старший Софиин сынок тут ее перебил. Он у нее красавец, высокий такой парень, серьезный только, да гордый, возмущаться любит шибко.

Нет, мама, говорит, ты у них не раба.

А кто ж еще, София говорит. Ючусь в чулане под домом, размером с Одессино крылечко, зимой холодрыга как на улице. С утра до ночи у их на побегушках. С детьми видеться нельзя. С мущинами встречаться нельзя. Пять лет на их спину гнула, пока они мне вас раз в год навещать не позволили. Раба и есть. Как это еще называется?

Ты пленница, говарит.

София дальше начала рассказывать, а сама все время на него посматривает, и будто гордится, что у ей такой сынок вырос.

Я ей и отвечаю, отчево же не научить, если машина такая же самая, на какой я училась.

Не долго думая уселись мы в машину, и ездим туда сюда по дороге. Я за рулем, она за мной следит, потом наоборот, она ведет, я слежу, и ездим себе взад вперед. Так и завелось у нас. Я завтрак сготовлю, на стол подам, после приберу, посуду помою, пол подмету, и пока время не настало мне почту идти вынимать — у нас с мисс Милли уроки вождения.

Потихоньку стало у нее получаться. Чем дальше, тем лучше. Вот в один прекрасный день, мы как раз опосля нашего урока домой вернулись, она и говорит, я тебя сегодня домой свожу. Так и сказала.

Домой? Спрашиваю.

Ну да, домой, она говорит. Ты ведь давно дома-то не была, детишек своих не видела? Правда ведь?

Да, мэм, говорю, пять лет уж как.

Стыд и срам, она говорит. Иди-ка соберись сию же минуту и поедем. Рождество чай. Соберись, на весь день тебя отвезу.

Ежели на весь день, то мне ничего не нужно. В чем есть, в том и поеду.

Вот и хорошо, она говорит. Вот и славно. Залезай.

Я-то привыкши с ней рядом сидеть да показывать, вот и бухнулась на переднее сидение.

Она стоит у своей дверцы и откашливается.

Наконец говорит со смешком, София, забыла, где живешь. Это ж тебе Юг.

Да, мэм, говорю.

Она опять откашлялась, и еще чуток посмеялась. Посмотри, куда ты забралась.

Завсегда тут сижу, говорю ей.

В том то и дело. Где это ты видела, чтобы белые да цветные рядом сидели, если это не урок и не мойка машины?

Слезла я с переднего сидения и назад забралася. Она за руль уселась, и тронулись мы с ветерком, волосы еёные из окошка развеваются.

Красивые тут места, она говорит, как мы на Маршальскую окружную дорогу свернули, к Одессиному дому што ведет.

Да, мэм, говорю.

Въехали мы во двор, и тут же детишки у машину обступили. Их никто не предупредил, они и не знали, кто я такая. Только старшие двое признали, на шею мне бросились. Тут и младшенькие на мне повисли. Они-то даже и не заметили небось што я сзади сидела. А как Одесса с Джеком подошли, я уже на земле стояла, и они тоже не заметили.

Стоим мы, обнимаемся да целуемся, а мисс Милли на нас смотрит. Потом выглянула из машины и говорит, София, у тебя время до вечера, в пять приеду за тобой. Тут детишки меня в дом начали тащить, и показалось мне будто я через плечо ей сказала, да, мэм, и вроде почудилось мне, будто мотор завелся и она уехала.

Через четверть часа Марион вдруг говорит, а эта белая дама еще тут.

Может, она собралась ждать тебя, говорит Джек.

Может, ей не здоровится, говорит Одесса. Она все время жалуется, какая она хворая.

Подошла я к машине, говорит София, и што вы думаете? Она не знает, как задним ходом ездить, а у Одессы с Джеком во дворе везде деревьев насажено, и никак не развернуться.

София, спрашивает она меня, как эта штука назад ездит?

Я в окно засунулась и пробую ей объяснить, как передачи переключать. Она нервничает, дети да Одесса с Джеком на нее смотрят, а у ей не получается.

Тогда я с другой стороны подошла, в окно голову засунула и еще раз ей растолковать пытаюсь. Она ручку дергает, нос уже покраснел, сама расстроенная и уже беситься начинает.

На заднее сидение я забралась, через спинку переднего сидения перегнулась, и опять ей объясняю, чево нажимать да какие ручки дергать. Все не впрок. Машина чихать начала, и мотор заглох.

Ничего страшново, говорю. Джек, это который Одессин муж, вас отвезет. Вон его пикап стоит.

О-о, говорит она, как же я смогу сесть в пикап, да еще с незнакомым цветным мущиной.

Я спрошу Одессу, может она тоже поедет, говорю, а про себя думаю, так хоть я еще с детьми немного побуду. Нет, она говорит, нет, я ее тоже не знаю.

Дело кончилось тем, што пришлось мне с Джеком отвезти ее домой в пикапе, потом поехать с Джеком в город, привезти механика, и ровно в пять я вернулась на мисс Миллиной машине домой.

С детьми я провела пятнадцать минут.

Она потом несколько месяцев не могла успокоиться, какая я неблагодарная.

Просто горе какое то, эти белые, говорит София.

Шик пишет, у ее для нас сюрприз имеется, она приедет на Рождество и тогда мы узнаем.

Чево же энто такое, удивляемся мы.

Мистер __ думает, энто машина для ево. Шик теперь большие деньги делает, вся в мехах, в шелках да бархате. Шляпки золотые носит.

В самое Рождество, наутро, слышим мы мотор за окном. Выглядываем.

Елки-палки, говорит Мистер __, быстренько брюки натянул и к двери побежал. Я у зеркала стою и не знаю, чево мне с волосьями делать. Они у меня ни то, ни се, для прически короткие, распустить длинные, то ли кудряшки, то ли волны. Цвет непонятный. Помучилась я немного да платок повязала.

Слышу, Шик во дворе вскликнула, О, Альберт. Он в ответ, Шик. И тишина. А вроде обниматься должны начать.

Я к двери побежала. Шик, говорю, и руки развела. Вдруг откуда ни возьмись, какой-то тощий мужик на меня лезет, зубастый такой, в красных подтяжках, обнять норовит.

Мисс Сили, говорит. Ах, мисс Сили, мне Шик столько про тебя рассказываала. У меня такое чувство, будто мы давно знакомые.

Шик стоит в сторонке и усмехается.

Это Грейди, говорит. Мой муж.

Как она это сказала, я сразу поняла, што мне Грейди не ндравится. Мне не ндравится его фигура. Мне не ндравятся его зубы. Мне не ндравится его одежда. Мне кажется, от ево дух плохой идет.