Планка (сборник) - Евгений Гришковец

— Вот я тебя попросил мне помочь, — Костя смотрел на стол прямо перед собой, — и как ты мне помог? Ладно! Потом увидим.

— Чего увидим? — громко сказал Паша и опустил руку на стол, пепельница от этого громко звякнула. Из-за соседних столиков на них посмотрели. — Ты чего, не понял, что мы тебя в Москву не отпустим, нечего тебе там делать!

— Ну уж, отпускать или нет — это не тебе решать, Паша. Всё, разговор окончен, — сказал Костя и стал вставать из-за стола.

— Ну-ка сядь! — почти крикнул Паша. — Если своих мозгов нет, значит, будут за тебя думать другие. Сядь, говорю, мать твою!

— И твою, значит, тоже! — стоя сказал Костя.

— Чего? — не понял Паша.

— Ты сказал: “Твою мать”, - продолжая стоять, тихо отвечал Костя, — а у нас с тобой одна мать, значит и твою мать тоже.

— Костя, за такие слова… Ты вообще думаешь, чего говоришь?…

— Я-то думаю. А вот ты, Паша, так и оставайся сидеть на шее у отца и изображать из себя труженика. Кто ты без бати? Это ты без него никуда, это ты халявщик, понял. Вот и сиди здесь, лысей и толстей дальше. А мне советовать больше ничего не смей.

— Что-о-о! — на выдохе громко почти крикнул Паша. Он вскочил, его стул от этого с грохотом упал. На них все посетители бара и все находящиеся в холле гостиницы немедленно оглянулись. — Как ты смеешь?…

— Паша, не шуми, здесь не надо так шуметь, — гордо и чувствуя себя на своей территории сказал Костя, — рассчитайте нас, пожалуйста, — сказал он бармену с предельной вежливостью.

Вот такой разговор состоялся у Кости со старшим братом неделю назад. За эту неделю ничего хорошего с Костей не произошло. Погода испортилась, осень окончательно остыла, раскисла, и пару раз даже был дождь со снегом.

Костя на следующий день после встречи с братом встречался с Юрой, своим старым другом, с которым пытался сделать собственный автосервис. Юра так и продолжал работать в автомобильной сфере, и именно он привлекал Костю периодически к работе. И именно Юра никак не мог рассчитаться с Костей за проделанную уже работу.

Встреча совершенно не удалась. Хоть это и было заранее ясно. Юра говорил, что денег он пока заплатить не может, а может только в начале следующего месяца или частями. Костя требовал, ругался, даже угрожал. В итоге он почти устроил истерику и ушёл не попрощавшись. А Юра извинялся, разводил руками, поделать ничего не мог.

Через день после этой встречи они созвонились, помирились, снова встретились, и Костя взял у Юры немного денег, всё, что тот мог дать в тот момент.

Погода стояла отвратительная, дома Костя находиться опасался и поэтому слонялся по городу. Костя опасался, что Паша рассказал родителям об их разговоре, и тогда бессмысленных и тяжёлых нравоучений не избежать. Костя именно, что слонялся. Ходить на занятия, работать или хотя бы читать он не мог, ничего не шло в голову. Попробовал сходить в кино, но и на фильме не смог сосредоточиться, он просто ничего не понял, что и почему в этом кино происходит. Москва, досадное отсутствие денег, а главное, совершенно безвыходная ситуация не давали ни о чём думать.

Только по утрам в лобби баре гостиницы “Пойма” было для Кости что-то умиротворяющее. Но, к сожалению, он не мог просидеть там целый день. Было как-то неудобно, денег почти не было, да даже если бы были, он не смог бы пить столько кофе. Но утром пораньше Костя спешил туда и просиживал там пару самых любимых своих утренних часов.

И вот, через неделю после тяжёлого разговора со старшим братом, Костя вышел из дома, как всегда в половине девятого утра. Он дождался пока отец уйдёт на работу, чтобы не встречаться с ним, быстро умылся, оделся и вышел из дома.

Шёл тяжёлый дождь со снегом. Прямо возле подъезда их большого “сталинского” дома, в котором жили в основном руководители местных промышленных предприятий, стояла их соседка с верхнего этажа. Она была одета в чёрное кожаное пальто, в одной руке держала зонтик, в другой поводок. На конце поводка находился здоровенный доберман Гектор, которого все опасались, но заставить хозяев надевать на него намордник так и не могли.

Гектор, согнувшись в три погибели, стоял на покрытой раскисшим снегом маленькой клумбе перед подъездом, и изо всех сил, тужась, какал. На снегу оставались следы его жизнедеятельности вполне человеческого калибра.

Костя уставился на всё это. Пристально посмотрел соседке в глаза и попробовал испепелить её взглядом. Он даже хотел сделать ей замечание… Но вдруг подумал: «Да хоть на голову себе валите, мне-то что…»

И он прошёл мимо, вышел из двора и зашагал по набережной к гостинице. Снег с дождём был такой сплошной, что другого берега реки не было видно. Костя прибавил шагу, чтобы скорее оказаться в тепле и строгом уюте, в запахе кофе и хороших сигарет.

Мокрый полупрозрачный снег налипал на одежду и намочил костины волосы моментально. Проезжающие машины давали сильный пар, а из-под колёс у них во все стороны летели студенистые брызги.

Костя, подняв воротник и ссутулившись, широкими шагами направлялся к каменному крыльцу и белым колоннам. Он свернул к гостинице так, чтобы пройти через парковку. На парковке не было слякоти, и к тому же там чернел асфальт. Машины, которые стояли у гостиницы, видимо, только что уехали, и снег не успел, как следует, нападать на оставленные ими места.

Костя шёл через парковку, глядя себе практически под ноги, когда увидел на мокром асфальте… Он увидел, но по инерции даже перешагнул… и даже сделал ещё полшага, когда, наконец, вздрогнул, остановился, оглянулся и уставился на то, что перешагнул.

На мокром асфальте, можно сказать в луже, лежал большой, чёрный кожаный бумажник. Портмоне… По нему явно проехала машина, но было видно, что он толстый и края нескольких мокрых купюр торчали из него.

Костя оглянулся по сторонам, выпрямился и ещё раз неторопливо оглянулся. Его взгляд быстро и внимательно обшарил всё вокруг. Очень не хотелось выглядеть идиотом, быть осмеянным или обманутым, и ещё чувство тревоги, опасности и чего-то недозволенного сгустилось вокруг Кости.

Рядом не было никого, даже у дверей гостиницы не было охранника… Вообще никого не было.

Костя наклонился, взял бумажник и, даже не встряхнув его и не обтерев от холодной воды, сунул в карман. Он быстро подошёл к крыльцу, перескакивая через две ступеньки, поднялся и вошёл в фойе гостиницы. Сердце страшно стучало. Он поздоровался с женщинами за администраторской стойкой, напряжённо оглянулся, тряхнул рукавами пальто, от этого на пол полетели брызги. Костя постоял несколько секунд и быстро направился к туалету.

В умывальнике никого не было, он прошёл через него к кабинкам. По ходу Костя взглянул в зеркало и увидел себя взъерошенным, с мокрыми волосами и горящими глазами.

В кабинке он закрылся, опустил крышку унитаза, сел на неё, только тогда осторожно достал бумажник из кармана и открыл его.

Это был большой длинный бумажник. В него были вложены, даже не засунуты в карманы и отделения, а просто вложены, как в книгу… деньги и два паспорта. Денег было много. Новые купюры в разорванной банковской упаковке немного намокли. Красноватые купюры большого достоинства, рубли, много рублей. Пачка была, наверное, почти полная. Костя осмотрел её и положил на колено. В руках у него оказались два паспорта: обычный и заграничный. Они тоже намокли. Костя раскрыл обычный паспорт и посмотрел на фотографию.

Он увидел худое вытянутое лицо, плечи в пиджаке, рубашка, галстук. “Скачков Владимир Николаевич” прочёл он. Родился Владимир Николаевич в г. Барабинске Новосибирской области, а паспорт был выдан в Москве. Костя посмотрел ещё год рождения и, не в силах справиться с сердцебиением, с трудом высчитал, что господину Скачкову 34 года. В загранпаспорте фотография была цветная, на ней Владимир Николаевич был в белом джемпере и улыбался. В этом паспорте было несколько виз и десяток печатей. Костя подержал паспорта в руках и сунул их в карман. Он чувствовал, что весь вспотел.

В туалет кто-то вошёл, прошёл через умывальник, подошёл ближе и дёрнул за дверь костиной кабинки. Костя громко откашлялся и смыл воду.

— Ой, извините! — услышал Костя из-за двери.

Костя промолчал и сидел тихо, пока невидимый ему человек заходил в соседнюю кабинку, кряхтел, журчал, шумел унитазом и жужжал молнией на брюках. Потом человек мыл руки в умывальнике и сушил их ветродуем. Потом он ушёл.

Костя открыл бумажник и осмотрел его. В большом отделении он обнаружил немного рублей, пять стодолларовых банкнот и помятый, сложенный вдвое авиабилет из Москвы и обратно.

В кармашках были кредитные карточки, какие-то визитки. Их Костя не трогал. В другом отделении, под целлулоидной прозрачной поверхностью находилась фотография женщины и двух девочек лет шести и трёх. Женщина была блондинка, она улыбалась, а девочки были нарядно одеты, у младшей на голове была корона принцессы, за спиной у всех виднелась комната с окном и наряженная новогодняя ёлка. Ещё в бумажнике был какой-то хлам: чеки, бумажки, фантик от жвачки.