Жребий брошен - Андрей Константинов

– Вот потому у нас и преступность такая большая – никто в свидетели идти не хочет, – безапелляционно заявила Демичева. – Опасается она… А чего опасаться, если теперь, по закону, милиция всех свидетелей защищает? Я вон вчера эту самую кнопочку нажала. Безо всякой надобности, просто случайно. Ну, думаю, сейчас будет мне – дуре старой – на орехи. А Тарас приехал, расспросил, выслушал… Ничего страшного, говорит, со всеми случиться может…

– Смотри, Ёосифовна, – прищурилась «старушка № 1», – опять к тебе социальная помощница.

– Где? – встрепенулась Штамм. – Ой, и правда, Людочка моя идет! – Вынырнув из-под арки, к группе старушек через двор направлялась симпатичная молодая девушка с увесистыми пакетами в обеих руках. – Господи, и есть же еще на свете добрые люди! А всё у нас молодежь ругают.

– А хорошенькая какая! Чисто фотомодель! – вынесла свой вердикт Демичева.

Что есть, то есть: Людмила – высокая, стройная, с широко расставленными зелеными глазами и длинными, пышными темными волосами, была самой настоящей красавицей. Такой не пакеты с продуктами – её бы саму на руках носить.

– Здравствуйте! – приветливо поздоровалась девушка. – Эвелина Иосифовна, извините, что без предупреждения. У меня с утра два вызова и как раз в ваших краях. Вот я и решила заодно к вам заскочить-проведать.

– Вот и умница, что заскочила, – разулыбалась старуха Штамм. – Пойдем, я как раз щец из свежего щавеля наварила. Уж я тебя теперь не отпущу, пока не попробуешь.

– Ух ты, здорово! Сто лет щавелевого не ела!

– Вот и хорошо. А то знаю я, как вы, молодые, питаетесь – всё на бегу, всё всухомятку, – старуха Штамм, кряхтя, поднялась со скамейки. – Давай, помогу. Небось за день все руки пообрывала: одному то подай, другому – то принеси?

– Нечего, я девушка сильная. Справлюсь, – улыбнулась Людмила и вслед за подопечной пенсионеркой вошла в знакомый подъезд.

– Э-эх, живут же люди! – проводив их взглядом, завистливо вздохнула «старушка № 2». – Кажную неделю – по полной сумке продуктов приносят. В аптеку, укольчик там – всегда пожалуйста. А ведь я, не в пример этой эвакуированной, всю блокаду в Ленинграде прожила! Но мне почему-то никаких социальных работников не полагается.

– Не завидуй, балаболка! – строго посмотрела на нее Демичева. – У тебя вон и дети, и внуки есть. Заботятся о тебе, живешь как сыр в масле. А мы, с Иосифовной, одни как перст – почитай, всю старость в одиночку, сами свой крест волокём. Не сегодня завтра помрем, так и не заплачет никто. Панихидки, самой плохонькой, не закажет.

– Это да-а! – согласилась «старушка № 1». – Хуже нет – на старости лет одной остаться…

…Одними только щавелевыми щами дело не обошлось. На кухне у запасливой Эвелины Иосифовны отыскались и домашние биточки на второе, и прянички на третье. В данный момент Людмила из последних сил допивала чай, тяжело отдуваясь, словно после непосильной физической работы. Старуха Штамм сидела напротив, смотрела на девушку преданными собачьими глазами и радостно щебетала:

– Ох, Людмилочка, дай бог тебе счастья, здоровья и жениха – богатого-пребогатого! Уж так мне полегчало, так полегчало. Ты бы мне записала на бумажечке, как лекарство называется. А я с пенсии схожу, прикуплю, а то ведь порой так прихватит – просто мочи нет терпеть.

– Этого лекарства в наших аптеках не достать. Будет возможность, я вам сама его куплю, а вы мне потом деньги отдадите, – спохватившись, девушка отставила чашку и вытащила из своей сумочки «казенные» бумаги. – Ой, чуть не забыла! Эвелина Иосифовна, распишитесь, пожалуйста… Это мне для отчета в собесе, за деньги на продукты.

– Да-да, конечно, – засуетилась пенсионерка в поисках очков. – Ох, что-то совсем перед глазами все расплывается… Ты покажи мне, где подписать-то?

– Вот здесь, – показала Людмила. – И здесь… Всё верно. Спасибо.

– Это вам спасибо. Тебе и начальству твоему. Спасибо, что не забываете меня, старую. И покушать-то принесут, и лекарства какие – пожалуйста.

– Только, Эвелина Иосифовна! – Девушка покосилась на лежащие на столе использованные лекарственные ампулы и обертку от одноразового шприца. – Про наш с вами уговор не забыли? О том, что я на дому уколы делаю, – никому ни слова! А то меня в два счета с работы погонят. Нам, социальным работникам, это строго-настрого запрещается. Уколы – только через поликлинику… А вот я так не могу: когда вижу, как люди мучаются, – буквально сердце кровью обливается.

– Что ты, что ты, Людочка, как можно! Я никому, ни-ни! Могила!.. Сами бы, ироды, попробовали в очередях в поликлинику потолкаться, уж я бы тогда на них поглядела… Ты не переживай так, девонька, мы тебя в обиду не дадим. Если тебя кто по работе или еще где обижать станет, ты мне только шепни. У моей подруги, у Шуры из 23-й квартиры, теперь уж такие знакомства завелись!.. Как же это сейчас молодые говорят?.. Крупные? Нет…

– Крутые? – улыбнувшись, подсказала Людмила.

– Во-во! Крутые! Самые главные в милиции люди! Стоит ей теперь только полсловечка сказать, тут же приезжают: что случилось? Кого приструнить?

– Надо же! – печально усмехнулась социальный работник. – А вот у меня, как ни стараюсь, такие волшебные знакомства отчего-то не заводятся. А ведь тоже нередко бывает именно что… «приструнить».

– А это всё потому, что Шурка у нас теперь очень важный свидетель. Ее милиция охраняет, что твоего Путина.

– Свидетель чего? – удивилась Людмила.

– Ой, да ведь ты же ничего про наши дела не знаешь! – всплеснула руками старуха Штамм. – Тут назад недели три… или две… ну, неважно… у нас во дворе такую драку, такой мордобой учудили – прямо как в кино американском… И руками друг дружку, и ногами, и палками… Наши, значит, молодые охламоны с азербайджанцами… с рынка которые… уж не знаю, чего они там не поделили… Тебе еще чайку плеснуть?

– Нет, спасибо, больше не могу. Закормили вы меня совсем, Эвелина Иосифовна, прямо не вздохнуть… Да, и что же драка?..

…А пока в квартире Эвелины Иосифовны завершалось таинство бизнес-ланча, временно превратившийся в трио квартет старушек продолжал вести неспешные разговоры. Сначала они вяло пообсуждали события последних серий «Кармелиты», однако киношные рефлексии представителей цыганской диаспоры были настолько блёклы в сравнении с окружающей действительностью, что разговоры снова переместились в более привычную плоскость «за жизнь»:

– …Я вот думаю, может, и мне тоже походить, справочки пособирать, да и выхлопотать себе социального работника? – вслух задумалась Демичева, на душу которой недавние слова «старушки № 2» о несправедливости этого мира пали благодатным зерном.

– Тут и думать нечего! С твоим-то трудовым стажем! Плюс блокадница. Конечно, займись… А еще лучше дождись, когда деваха от Ёосифовны выйдет, и сама с ней переговори.

– Вот это правильно, – соглашаясь, закивала головой «старушка № 1», – эта Людмила, она, по всему – с понятием девка. Обязательно должна помочь…

Во двор, распугивая вальяжно прогуливающихся жирных голубей, неожиданно зарулила маршрутка и, обогнув полукруг, притормозила у самой лавочки. Старухи с молчаливым интересом проследили за тем, как ушла в сторону тяжелая массивная дверь и из салона выпрыгнул относительно молодой парень с сердитым лицом.

– Что опять стряслось? – безо всяких «здрасте» хмуро обратился он к Демичевой. – Снова требуется соседа побить? Какого именно? Показывайте!

– Ой, Виталик! Здравствуй, мой хороший, – всплеснув руками, радостно запричитала Александра Яковлевна. – А я, сослепу, сразу и не признала.

– Я, кажется, задал вопрос: что у вас на этот раз случилось?

– Ничего не случилось.

– Брелок где?

– В сумке.

– В этой? – уточнил Виталик, указывая на стоящую у ног Демичевой сумку с продуктами.

– Да, – недоуменно подтвердила старуха.

Парень присел на корточки и бесцеремонно принялся рыться в сумке, выкладывая из нее хлеб, помидоры, сметану, пакет молока…

– Александра Яковлевна! Ну ёкарный бабай! Ну зачем вы его на самое дно кладете? – раздраженно спросил Виталик, извлекая искомое.

– А чтоб не потерялся, – пояснила Демичева. – А что?

– Вы на него молоко поставили. Вот под его тяжестью кнопка сама и включилась!

– Ой, Виталичек, ты уж прости меня, дуру старую.

Парень, совершив какую-то манипуляцию с брелком, возвратил его временной владелице со словами:

– Держите. И больше так не делайте. До свидания.

Крайне раздосадованный, он развернулся и пошел к маршрутке, бормоча под нос ругательства.

– Виталик, а может, поднимешься? Чайку попьем? А? – чуя за собой вину, крикнула ему вдогонку Демичева. Но тот лишь отмахнулся…