Часть картины - Анастасия Всеволодовна Володина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он стал.
Тогда и появился страх. Страх, что он исчезнет так же вдруг, как появился, перебивал все остальное. Если утром Андрей уезжал до ее пробуждения, то первым делом она бросалась смотреть, на месте ли его вещи. В его отсутствие она приучалась включать его канал или подкаст и успокаивалась, лишь заслышав знакомый голос. Этот голос — мужской, низкий, вкрадчивый — пробирался внутрь нее, вытесняя тот голос, что был там всегда, — женский, едкий, язвительно комментирующий каждое действие, а сейчас утверждавший, что она дура. Иногда она уже путалась, что говорил реальный человек, а что ее фантазия. Каникулы совсем не шли на пользу здравому смыслу, вынуждена была констатировать она.
Он был особенным.
Он слушал. Он задавал вопросы. Он спрашивал ее мнение по любому вопросу. Услышанное, прочитанное, увиденное — все становилось поводом для обсуждения.
Ее мысли были важны. Она была важна.
— И все-таки почему именно школа?
Ее голова на его груди, она слушает его сердце: так гулко и быстро — странно, свое она едва различает.
— Так в дипломе написано: преподаватель русского языка и литературы. — Она не очень любит обсуждать работу, поэтому увиливает от ответа. — А почему блог?
— По такому дипломов не дают. Мейнстрим: популярно, денежно, гибкий график, любимое дело. И все-таки: школа?
Она морщится и загибает пальцы.
Популярно — нет. На недавнем тестировании по профориентации ни один из детей не указал преподавание работой мечты.
— В вашей-то школе — ничего удивительного. — Андрей хмурится, она защищается.
В других местах не лучше. Есть исключения, но это чаще всего университетские интернаты с определенным профилем и со своими многочисленными нюансами. А так картина везде примерно одна и та же: уставшие учителя, раздерганные дети, забитые администраторы, нервно-требовательные родители.
— Такие как я?
— Ты наш лучший вариант, который только мог быть, учитывая ситуацию. Я скорее про другое. Нет своих детей — не можешь учить чужих. Есть свои дети — своих воспитывай, а чужих не трогай.
— Ребенок Шредингера? Можно всегда ходить беременной. — Его ладонь скользнула под футболку и погладила живот.
— Беременной? Хочешь сказать, детям можно знать, что учителя сексом занимаются?
— А как же вы размножаетесь?
— Учителя алгебры — делением, биологии — почкованием, а для остальных учительский секс — это как дети голубей. Раз никто не видел, значит его нет.
— А как же учителя русского языка и литературы?
— Мы сношаемся исключительно словесно с мозгами партнеров. А как еще Афина бы оказалась в голове у Зевса? Не съел же он ее?
Он засмеялся:
— Даже не знаю, я хочу, чтобы ты рассказывала такое на уроках, или не хочу.
Софья хмыкнула:
— Угадай, как долго я бы после этого продержалась. Атмосфера у нас и без того располагающая, истерическая. Что ни реформа, то масло в огонь. Кто-то из наших метко сказал: «Изменения происходят хорошо, быстро, регулярно, правда, только на бумаге». Что там дальше? Деньги?
Он окидывает красноречивым взглядом ее студию. Она чуть выпускает ногти в его грудь.
— Холодильник с кровати открывается, это, конечно, плюс.
— Знаешь ли, когда я присматривала квартиру, то в планах жильца не было. — Софья ляпает и сразу проклинает себя, уже зная, что за этим последуют объяснения.
Ей все еще не довелось побывать у него дома: он говорил, что там рабочий бардак, а у Софьи не было причин не верить. Андрей обещал разобраться и привести ее в гости. «А может, и не в гости», — многозначительно добавил он.
Она же продолжает:
— Итак, я работаю на две ставки — как, впрочем, и все после реформы. На дорогу уходит час в обе стороны, если трамвай приходит вовремя. Шесть часов в школе каждый день, включая субботу, еще пара часов в день на проверку домашних заданий, еще час-два как минимум на подготовку к следующему учебному дню, еще проверочные. ДКР, РДР, ВПР — одна за другой… И два священных О: Охват и Отчет. Отчетность идет на воскресенье. Успеваемость — галочка, посещаемость — галочка, планы уроков — галочка, олимпиады, конкурсы, электронные журналы, личные кабинеты — галочка, галочка, галочка, галочка. Семь полноценных рабочих дней. И за это все я имею возможность снимать студию в ползарплаты недалеко от работы, а остальную часть проживать без особых изысков.
— И зачем тогда?
Она усмехается:
— Для меня в свое время это стало откровением, но я и правда люблю свою работу. Люблю приходить в класс и открывать учебник. Люблю встречать новых ребят. Люблю видеть, как они меняются и взрослеют, как выпускаются и уходят. Люблю понимать, как по-разному они читают одни и те же тексты. Люблю школьную программу и люблю делать так, чтобы ее любили другие. Вот, что я люблю. Вот, о чем думают многие, когда идут работать в школу. Большинство учителей просто хочет учить, понимаешь? Не писать бесконечные планы и отчеты. Не сгонять детей на митинги, а родителей на выборы.
— Так не сгоняй, — с отчетливой прохладцей говорит он.
— Думаешь, почему я не брала классное руководство? Чем больше зона ответственности, тем выше и спрос. Если директор хочет оставаться директором, выбора нет. Елена Георгиевна у нас даже в партию вступила. Нужно уметь приносить присягу на верность.
— Вдруг она из большой любви?
— Всегда есть истово верующие, но Елена Георгиевна не из таких. Она, знаешь, язычница. Из тех, кто на грудь прицепит красную звезду, на шею крест, а на руку браслет от сглаза. Членство в партии как оберег, и только. А вот Нина Николаевна, пожалуй, действительно была идейной.
Она знала, что он мониторил, не объявилась ли матушка Николая где-нибудь еще в преподавательском составе. Но, кажется, та благоразумно забилась в дальний угол.
— Говорят, что школа — это модель общества. Так и есть. Политика, власть, религия — все это сплетается в школе. И всегда есть те, кто этим живет, а есть те, кто на этом…
— Наживается. А из какой команды ты?
— Ух ты. А это непонятно? — она приподнимается.
— Ты тоже любишь власть, — он качает головой. — Что бы ты сделала, поставь кто твой авторитет под вопрос? Как Оля Миронова?
— Я бы не заставляла ее стоять на коленях, если ты об этом, — она отрезала, нахмурившись. — Угадай, сколько раз я слышала, что Татьяна Ларина та еще дура? Я уж не говорю про Катерину Островского… За драматургов вообще обидно: тексты актуальные, ложатся на любую эпоху, и это видно в постановках.
