Морок пробуждается - Александр Варго

– Что ты сказал? – напрягся Иван.

Федор выпучил на него слезящиеся глаза.

– Ты что, паря, не местный? За месяц это пятый!

– Ну и что? Порешили себя по пьяному делу те четверо, а Саня здесь при чем?

– А ни при чем, – ответил Федя. – Я и не говорил, что Саня тут при чем-то. – Он поднял руку с вновь наполненной стопкой, подмигнул Ивану и выпил.

– Ладно, – разлил оставшуюся водку Макс. – По последней, и пойдем.

– Ты идешь? – повернулся к Федору Леша.

– Да, конечно, надо же проводить пацана.

«Кроме тебя некому, урод», – подумал Ваня, и в этот момент Лешка толкнул его в бок:

– Ну ты что, Ванюх? Возвращайся.

– Да-да. Конечно. Пойдем.

Все вышли на улицу. Дождь наконец закончился, но небо так и не прояснилось.

Перед Сашкиным двором собралось много людей, в основном заводчане. Максим, Алексей и Иван прошли через толпу к открытой двери и, помедлив немного, вошли в квартиру. Самое трудное было подойти к матери и сказать бесполезные, но в то же время необходимые слова.

Первым подошел Ваня. Когда он дотронулся до плеча Антонины Федоровны и собрался произнести заготовленные слова, она подняла на парня красные от слез глаза. Сашкина мать уже не плакала. Только в этих глазах навсегда поселилась печаль.

– А, Ванюша, – тихо проговорила она. – Посиди со мной.

Иван сел на кем-то подставленный стул. В давящей, словно пресс, тишине, заполнявшей помещение, слышались шепот и чьи-то глухие рыдания. Ваня посмотрел на покойного – нос вытянулся, щеки ввалились, кожа посинела. То, что сейчас лежало перед Иваном, было ужасной пародией на его друга.

К Антонине Федоровне подошел мужчина и, нагнувшись, сказал:

– Пора. Семен поехал за батюшкой. Он его на кладбище привезет.

Лешка зашептал Максу на ухо:

– А разве самоубийц отпевают?

На них кто-то шикнул, и снова все замолчали.

Гроб нести вызвались Максим, Лешка, Иван, Федька Логинов и еще два парня из Сашкиного цеха. Ребята пронесли гроб по улице метров сорок, пока кто-то не дал команду садиться по автобусам. Когда приехали на кладбище, снова начался дождь. Мелкий, противный.

Отпевание и поцелуи в бумажную ленточку на лбу покойного подошли к концу, и какой-то суховатый мужичок начал забивать крышку гроба.

Ребята прикидывали, как лучше подойти с гробом к краю и не упасть в яму. Края могилы размокли и осыпались, поэтому каждое неловкое движение грозило обернуться бедой. Ваня и Макс взялись за концы веревки у изголовья и стали опускать гроб. Вдруг кто-то (Ваня подумал, что это Федька, то и дело прикладывающийся к майонезной баночке) выпустил один конец веревки, и гроб накренился. Ваня дернулся и поскользнулся, а гроб упал вниз и ударился о дно могилы. От удара крышка отлетела, и в этот момент Ваня тоже упал в яму, оказавшись прямо на Сашке. Откуда-то издалека он слышал голоса людей. «Пьяный», – говорили одни. «Плохая примета», – шептали другие.

Поднимаясь, Иван взглянул на лицо покойника. Это был не Саша! Из гроба на Ивана смотрело его собственное лицо. Не живая копия, а восковая маска, но определенно отлитая по его образу и подобию. Ваня закопошился, пытаясь выбраться из могилы. Когда его подхватили сильные руки и подняли наверх, он увидел, как покойник открыл глаза и улыбнулся ему. Ивана затрясло от ужаса. Кто-то протянул ему полный стакан водки, и он в четыре глотка осушил его.

Всю обратную дорогу до Сашкиного дома люди поглядывали на Ивана. А он закрыл глаза и откинул голову к окну.

Подали лапшу, налили по первой. Все происходило в мертвой тишине. Тишине давящей. Тишине, от которой хотелось кричать. Ваня непременно закричал бы, но тут поднялся мужчина лет сорока пяти.

– Тяжело говорить, когда уходят такие молодые…

Ваня даже хмыкнул про себя: будто легко, когда уходят старые. Оратор, блин!

Он почувствовал, что здорово захмелел, но это не мешало ему думать. Пока не мешало.

«Ведь должна же быть какая-то причина. Хоть что-нибудь, чтобы понять, зачем Сашка это сделал. Неподходящее время, но надо обязательно поговорить с Антониной Федоровной. Может, он что-то говорил? Хотя вряд ли. Если Сашка ему не сказал ни слова, то…»

Иван помешал ложкой суп. Есть совсем не хотелось. Сейчас бы водки. Много водки. Кто-то забрал тарелку с лапшой и поставил перед ним дымящийся борщ. Налили по второй. Ваня выпил, не дожидаясь разглагольствований еще одного скорбящего, и осмотрел присутствующих. Несмотря на постные мины, людям на самом деле было наплевать, что случилось с Котовым. Истинная скорбь читалась только на лице Антонины Федоровны, а остальные поедят, попьют и забудут.

А ведь Саня уже что-то подобное вытворял! Сейчас Иван плохо помнил, как они тогда отговорили его прыгать с крыши. С тех пор прошло четыре года. Подруга Саши Аня вышла замуж и уехала в Дагестан. Сашка дружил с Аней с первого класса, а после ее предательства так ни с кем серьезно и не стал встречаться. Были, конечно, девушки, но, как говорится, «наутро они расстались».

Ваня знал только одно: причина, по которой его друг повесился, должна быть очень весомой. Почти такой же, как предательство близкого человека. Человека, которому ты доверял, как самому себе. Посмотрев по сторонам и не увидев Антонины, Иван встал и вышел из комнаты.

Мать Саши он отыскал на улице. Антонина Федоровна сидела в беседке и смотрела прямо перед собой. Глаза женщины были пусты. Иван даже подумал, что она его не видит. Но она увидела и сказала:

– Это все водка проклятая.

– Антонина Федоровна, извините, но больше мне не у кого спросить.

– Спрашивай, Ванюш. Саша так тебя любил. Вот если бы хоть немного с тебя пример брал. Проклятая водка…

– Теть Тоня, скажите, вы ничего необычного не замечали в последнее время?

– Да нет. Разве что, когда его эта вертихвостка бросила, он пить чаще стал.

– Ага, это понятно. А в последние дни? – повторил Иван. – Мы заметили, что с ним что-то творится последнюю неделю.

– Проклятая водка! Он все с кем-то разговаривал. Сам себе выдумывал собеседников.

Ваня не нашелся, что сказать, а Антонина Федоровна тоже молчала, будто вспоминала что-то важное.

– Вчера этот приходил… – вдруг заговорила она.

– Кто? – удивился Ваня.

– Эдик, по-моему. Усатый, сутулый такой.

– Эдик?

В общем-то, ничего странного. Эдик сегодня дежурит и прийти со всеми на похороны не смог, а вчера у него был выходной, вот и решил принести соболезнования.

– Ну да. Диск какой-то искал.

– Какой диск? – напрягся Ваня. Он прекрасно знал, какой, но при чем здесь Эдик?

– Да я и сама толком ничего не поняла. Ты же видишь, в каком я состоянии.

– А еще, еще что-нибудь говорил?

– Да нет, больше ничего. Развернулся и ушел. Ванюш, хочешь, пойди, посмотри в Санькиной комнате. Может, чего и тебе сгодится. Мне-то уже ни к чему. Он тебя так любил. – Антонина Федоровна заплакала. Ваня подошел к ней, обнял за плечи, и они молча пошли к дому. Визит Эдика никак не выходил из головы Ивана.

«Зачем ему понадобился диск? Ведь он у меня! Но Эдик мог этого и не знать… Ладно, допустим, он не знал, что диск у меня. Так, скорее всего, и есть. Иначе зачем ему приходить? Допустим, что это его диск и Эдик хотел его вернуть. Но какого черта он не взял этот гребаный диск тогда, когда вытащил его из Мишкиного шкафчика? Почему отказался от него? Может, вообще речь идет о каком-то другом диске?»

Антонина Федоровна открыла дверь Сашкиной комнаты.

– Ладно, Ванюша, ты тут смотри, а я пойду к людям.

Ваня посмотрел на книжные полки, письменный стол, перевел взгляд на аккуратно застеленную кровать. В последний раз, когда он здесь был, комната больше напоминала жилище отшельника. С чего же начать?

Он открыл верхний ящик стола, заполненный аудиокассетами. Достал одну, на обложке которой было нарисовано чудовище с рогами, а сверху надпись: «AC-DC», и бросил обратно в ящик. Открыл следующий. За исключением деревянной стружки от карандаша, в нем ничего не было. В нижнем же ящике лежала потрепанная книга без обложки. Иван положил ее перед собой на стол, пролистал и начал читать: «Твари выходили из тумана, и ничто их уже не могло остановить. Над ними то вспыхивали, то гасли огни. От ослепительного света…»

Потом перевернул книгу и посмотрел на титульный лист. Борис Слуцкий, «Ночной эксперимент». Стоп! Сашка говорил, что и фильм на том диске… Черт! Все каким-то образом вертится вокруг этого дерьмового диска! Ладно, разберемся.

Он еще раз осмотрел комнату. Неужели «Ночной эксперимент» – это все, что ему нужно? Вдруг он увидел за книгами тетрадь. То, что это тетрадь, Иван был уверен, он сам как-то приносил такую Сашке. Их выдавали дежурным электрикам под громким и очень ответственным названием «Оперативный журнал». Иван достал ее. На обложке была наклеена вырезка из какой-то газеты. С черно-белого фото смотрел знаменитый персонаж – Крюгер скалился, выставив перед собой руку в перчатке с ножами. Вверху, над обгорелым лицом, красовался заголовок: «Боюсь, что я проснусь, а они останутся».