Лекарство доктора Сажина - Федора Кайгородова

Размахивая шляпой в такт песни, она поет о чем-то своем, личном. Эти сопки, этот березовый лесок, эта горная речка — она так похожа на них: она свободна, как они, она также бесстрашна.

Стас некоторое время наблюдал за девушкой с вершины небольшой сопки, пытаясь понять, как она здесь очутилась: в такое время суток и в таком пустынном месте. А Виктория после пережитой ночи ничего не боялась, она ощущала небывалый подъем, прощаясь с прошлым, так ей казалось. Если бы она знала, что впереди еще не одна страница разговоров, укоров, сопротивления…

Глава 14

— Я — твой хозяин! Я — твой хозяин! — настойчиво повторял четырехлетний мальчуган, мельтеша перед мордой огромного водолаза. Тот лениво отворачивался от мальчишки, как от надоедливой мухи, но с места не сходил, видимо, ему тоже нравилась игра в хозяина.

— Ромочка! Зачем ты это говоришь собаке? — раздался мягкий интеллигентный голос.

— Чтобы она меня слушалась! Вот смотри, бабушк! Черри, подай лапу! Видишь, не подает. Это она меня за хозяина не признает.

Бабушка, улыбаясь, смотрит на внука. Старый мудрый пес тоже снисходительно поглядывает на забавного ребенка.

Рома вскоре оставил прежнее занятие и стал покушаться на бабушкины обои, пытаясь запрыгнуть на стену.

— Роман! Угомонись ты! Куда только смотрят твои родители! — возмущалась для порядка бабушка.

— Я — Джеки Чан, я уже почти на потолке! — кричал Рома.

А вскоре малыш стал охотником джунглей, начесав Черри косматую гриву и выдавая его за льва. Копьем стала лыжная палка, которая нашлась в бабушкиной кладовке. Рома махал палкой перед носом собаки, пытаясь подвигнуть ее к нападению, но Черри невозмутимо улегся на свою лежанку в прихожей и нападать по-видимому в ближайшее время не собирался.

Внезапно пес поднял голову и навострил уши.

— А-а! Идет кто-то! — бабушка уже открывала дверь.

— Вика! Что так рано? Мы тебя и не ждали. Что ж не отдохнула денек с Борисом?

— Да так, мама! Не получилось…

— Поссорились? И чего вы все не поделите. А кстати, будет он забирать Рому на второй сезон с собой? На первый, говорил, что ему надо в коллектив влиться. Влился?

— Еще как влился!

— Ну вот пора и Романа взять! — как будто не заметив иронии, сказала бабушка.

— Не знаю, мы об этом не говорили. За этим ребенком глаз да глаз нужен, а у Бориса — работа.

— Да уж и работа — утром зарядку провести, — проворчала бабушка.

Надежда Ивановна ушла на кухню и поставила чайник. Была она женщиной не старой, следила за собой и все еще, несмотря на пенсию, работала. Но она так активно вжилась в роль бабушки, что близкие так ее и воспринимали.

— Вика! Пойдем чай пить, мы еще не завтракали, Рома мне всю голову вскружил.

— Мы, мам, переживаем не самые лучшие времена, — сказала Вика, делая себе бутерброд из шпротов с огурцом.

— Подумаешь, — сказала Надежда Ивановна. — Все ссорятся, вы еще разведитесь!

— Именно это я и собираюсь сделать! — сказала Вика.

— Да ты с ума сошла, Виктория! — всплеснула руками Надежда Ивановна. — У вас же ребенок! О чем ты только думаешь? Вон мы с отцом сколько ссорились, но чтоб разводиться… А что мальчик без отца будет делать, ты об этом подумала?

— Мам! Я обо всем подумала, но так складываются обстоятельства, — слабо сопротивлялась Вика.

— Какие такие обстоятельства? Он, что, другую нашел?

— Он ее всегда находит.

Надежда Ивановна удивленно смотрела на дочь.

— Ты знала об этом?

— Нет, не знала! Но догадывалась! А вчера вот узнала, и не хочу с этим жить!

— Ну смотри, Виктория! Как знаешь. Я в твои дела не вмешиваюсь, чтобы ты меня потом не винила, — мама расстроилась гораздо меньше, чем ожидала Вика.

Сынишку она оставила у бабушки — девушка хотела побыть одна, подумать обо всем, привести чувства в порядок.

Все произошло так неожиданно. Когда Стас окликнул ее и спустился с сопки, она испугалась, а он вдруг спросил:

— Девушка! Вы не знаете, где стадион?

Это прозвучало так нелепо, что они оба расхохотались. Он пытался объяснить, что он имел в виду, но она смеялась, понимая, что он спросил первое, что пришло ему в голову.

Потом, когда они сидели у костра, и Вика сушила промокшие от росы ноги, она спросила:

— Вы с сопки спустились из любопытства или хотели со мной познакомиться?

— Конечно, хотел познакомиться! — ответил он. — Я даже размечтался, что на вас напали разбойники, и я вас бы спас, тогда наше знакомство носило бы последовательный и логичный характер.

Они говорили долго и обо всем сразу. Вика рассказала о событиях последней ночи, сейчас она сердилась на себя на излишнюю откровенность. Стас долго молчал, потом произнес сдавленным голосом, она была благодарна ему за то, что он принимал ее боль:

— Как же он мог?

— Что? Изменить?

— Как он мог спокойно вернуться к другой женщине после того, что ты узнала?

— Вот, смог, — голосом, в котором слышались сдерживаемые слезы, сказала она. — Я, пожалуй, пойду!

— Я провожу тебя!

— До автовокзала?

— Нет уж, до дома, иначе ты исчезнешь также, как появилась.

Она рассмеялась, но оба они вдруг неожиданно поняли, что не могли не встретиться, что встреча эта была предопределена судьбой.

Они медленно пошли по дороге в направлении городка.

— Ну вот так случилось, что я о себе все рассказала. А вы-то что делали на сопке? Подстерегали одиноких девушек?

— И подстерегал тоже, — засмеялся Стас. — Вообще-то я здесь работаю.

— Сидеть на сопке — это такая работа? И хорошо за нее платят?

— Не очень. А работа состоит в том, чтобы найти биоиндикаторы для поиска брусники.

— Это что? Миноискатель растений?

— Как технически это будет осуществлено, я плохо представляю, я — биолог, я должен найти растение или компоненты растений, используя которые можно построить аппарат, реагирующий на бруснику.

— То есть, это будет реакция на запах?

— Ты — умница! Но это только одна составляющая.

— Неужели брусника представляет такую ценность, что ее надо искать научными методами?

— Видишь ли, биологическая активность растений средней полосы падает год от года. Общее загрязнение атмосферы, почвы, воды приводит к тому, что растение теряет свои активные свойства.

— Оно становится имунно-слабым, — уточнила Вика.

Стас отошел на несколько шагов и сказал, взглянув на девушку со стороны:

— Биофак?

— Ну да!

— Ну тогда тебе найдется работа в нашем институте, — обрадовался Стас и тут же смутился. — Ой, извини, это, наверное, бестактно…

— Где это? — спросила она буднично, словно не заметив его выпад.

— В подмосковном научно-исследовательском институте биогенной фармакологии.

Некоторое время они шли молча, Стас подбрасывал ногой редкие камешки, Виктория срывала венчики растений и старательно разглядывала их.

— Поэтому ценность растений, выросших в экологически чистых районах, — сказал Стас, как будто продолжая внутренний диалог, — неизмеримо возрастает. У нас в стране это Сибирь, Дальний Восток и Север.

— Так вы всю нашу бруснику изведете.

— Ну здесь такие необъятные просторы…

— Европейский Север не так велик и не так неисчерпаем, как многие думают, — раздумчиво сказала Вика. — Здесь восстановление природы идет гораздо медленнее. Посмотрите на эти деревья на склоне горы. Там только тонкий слой почвы, а под ним камни. Почва столетиями наносилась ветром. Здесь много воды и камней, но мало солнца и земли. Этот уникальный мир так легко разрушить.

— Мы уже пришли, энтузиаст Севера? — спросил Стас, когда они остановились возле типовой девятиэтажки.

— Да, я люблю эти места, — просто ответила Виктория, — хотя живем мы здесь не так давно.

Он спросил ее телефон, она назвала домашний, сказала, что мобильный что-то барахлит, надо покупать новый.

Борис появился к вечеру.

— Ну что, проводил ее? — спросила Вика самым обычным тоном.

— Надо мне ее еще провожать! — буркнул он. — У нее муж бывший бандит.

— Ах, у нас, оказывается, не классический треугольник, а трагический четырехугольник.

— Ну хватит, зайка! Ну обиделась, ну подула губки и хватит, — он, сидя на кровати, притянул ее к себе за талию. — Ну виноват я, виноват, но что же теперь… Люблю-то я тебя одну!

Вика удивленно смотрела на Бориса, не понимая, как она раньше не замечала этого коктейля из лжи, амбициозности и самолюбования. Он всегда лгал ей, ложь срослась с ним, ложь разрушила их отношения, ложь, как противная гадина, давно проникла в их семью и подтачивала ее. В ней не было ни злости, ни раздражения — одно лишь ощущение собственной глупости и наивности. Она разжала его руки и отошла к окну, он тут же подскочил к ней и положил голову ей на плечо, изображая нежность и раскаяние, она понимала, что ни того, ни другого он не чувствует, просто хочет избежать длительных объяснений.