o b239b172f5745d3b - User

Запуталась моя Россия

в грехах, в безверье, в суете.

Подходит к гибельной черте.

А сердце ведает Мессию…

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Не плачь, мой друг, бывали годы,

Когда не лучше жил народ.

И мы молили у Природы

Убавить страхов и невзгод.

СВИРЕЛЬ:

Родной, давай поговорим

об Инь и Ян, – светлее тема!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Скажу: О, трепетная лань…

Чего, однако, захотела…

СВИРЕЛЬ:

Не хочешь! Или отошло

горение, иль стих не льётся?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Со мною, друг мой, остаётся

моё былое ремесло.

СВИРЕЛЬ:

Ты о каком же ремесле,

мой друг желанный, намекаешь?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Как будто ты о нём не знаешь?!

О чём певали на селе?

СВИРЕЛЬ:

О жизни, о тоске, о милом,

о том, что было да прошло.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

А я – о том, что расцвело

и что сегодня наступило.

СВИРЕЛЬ:

Сказать ты хочешь, что в стихе

роняешь мне надежду с верой?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Да, мы любви миллионеры.

И нас не упрекнут в грехе.

СВИРЕЛЬ:

Я вновь смотрю на твой портрет.

И предо мною мальчик нежный.

64

Спадает локон твой небрежно

На лоб. Струится грустный свет

Очей. И рот в полуулыбке

Рождает странный силуэт

Тоски неуловимо-зыбкой…

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Ты очень точно уловила

В моём портрете ту печаль.

Но в той печали – наша сила,

Поэтов сила. И не жаль

Сегодня мне того мальчишку.

Ей-богу, не печаль чела.

Закрой с портретом эту книжку

И … до родимого села!

СВИРЕЛЬ:

Родной, нам не избыть печали

От той потери роковой!

Но, слава Богу, ты живой,

Чего враги не замечали.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Заметить это – острый нож

Тому, кто втянут в паутину

Неверья. Там гарцует ложь.

А мы теперь на именины

С тобой спешим и совершим

Свой путь сквозь пагубу и рожь.

СВИРЕЛЬ:

Какие именины

имеешь, милый, ты в виду?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Кому сегодня на роду

написаны сии картины?

Христос, конечно. Пасха нынче.

И время выпало с утра

нам этот радостный обычай

означить слитностью пера!

ХРИСТОС ВОСКРЕС.

20, 04, 1990. 2 часа ночи.

Следующая страница встречи (тетр. №19, стр. 65, ).

СВИРЕЛЬ:

Ты ждёшь, мой друг, чтоб Русь заговорила

И вызвала тебя на небосклон.

Скажи, скажи, в груди – какая сила!

Прими, мой друг, от Родины поклон.

Прими, Есенин, и не осуждай бессрочно

Свою доверчивую ласковую Русь.

Что я слегка ленива, это точно.

Об остальном судить я не берусь.

Откликнись, о, Серёжа, голубь века,

К нам залетевший из иных времён,

Стремясь поднять до Неба человека,

Серёженька! Беда со всех сторон!

65

Ты слышишь? Твой ответ в тумане тает.

Ты знаешь наши беды наизусть.

И нам тебя так нынче не хватает.

Откликнись, осчастливь родную Русь!

Твой слог, твой ритм, твой взгляд, чего же больше, –

Прошу любить и жаловать, – бальзам

На сердце, то, которое не ропщет,

А ждёт… За встречу всё отдам! –

Опять же ризу, – весь наряд весенний,

Нанизанный на веточки хрусталь

И звон колоколов. И где тут лени

Найти приюту? Дорогого жаль…

Ах, жаль ты, жаль моя, родной Есенин,

Что ж ты молчишь? А грусти полон дом.

О, мой приют, о, мой овал весенний,

Мой юный, вызываемый с трудом!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Отвечу, Русь, необоримый странник,

Твой друг, твой посох завсегда с тобой.

Цветут ромашки в неизвестной рани,

И веселеет голубой прибой.

И море разливанное объятий

Хлопочет жарко о своей Руси.

Не слушай ни упрёков, ни проклятий,

Живи им вчуже и неси,

Неси огонь неугасимой нови.

Всё суета – удобства и тщета.

Моя сестра, я брат тебе по крови.

И с нами вместе – Дух и высота.

Прими, мой друг, прими привет весенний.

И, осенённый сонмом новых дел,

Пришёл и разогнал тоску Есенин.

И вместе с Русью вновь помолодел.

Да, молодость дана нам не напрасно.

И возвращенье к ней, – да будет так! –

Всегда желанно, бурно и прекрасно.

Мы рубль не разменяем на пятак.

Восходит день заливистый и звонкий,

Прибавил краю солнечный паёк.

И в полдень, наподобие цыплёнка,

Скорлупку льда проклюнул ручеёк.

Апрельских формул золотые нити

Упали златоустовцам на стол.

И каждый строит дом своих открытий,

Весенних чувств и мыслей частокол.

О, день, о час, о миг, о бесконечность,

66

Круговорот бесчисленых времён!

Молю, добавь талон на человечность

Стране и времени, в которых мы живём! Апрель, 1991,

ОСЕННИЙ ДИАЛОГ

13 октября, 1991.

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Россия, Русь моя, скажи, не ты ли снова

Вот в этом зеркале как прежде расцвела?

Ты? В ожидании Пришествия Второго?

Моя берёзка из рязанского села!

СВИРЕЛЬ-РУСЬ:

Есенин, мой Серёжа синеглазый!

Ужели отыскался блудный сын?

С тех пор тебя не видела ни разу,

Как в «Англетере» вздрогнули часы,

Узрев твои последние минуты…

Златую голову на плаху положив,

Ты разорвал невидимые путы,

не долюбив и не дожив!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Любовь моя, Россия, сколько можно

Бродить вдали, не видеть, не гореть?

Да, согласись, что это очень сложно,

но невозможно умереть.

Мной этот познан путь. Он ветками берёзы

овеян в дорогом краю.

И согласись, что нас не только слёзы

соединяют. Голову свою

Я не ронял в церквах пред аналоем

и не клонил пред сильными в миру.

И от тебя, любимая, не скрою, что не умру!

Поэт живёт в стихах. Он Музе звонкогласной

давно известно, – отдаёт свой пыл.

А я России, бедной, но прекрасной

свой стих унылый посвятил.

СВИРЕЛЬ-РУСЬ:

О, нет, родной мой, вечный и живой,

Мой русый мальчик с локоном пастушьим,

Твой стих меня спасёт от равнодушья.

Он не унылый, а родной и свой!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

И я хочу сказать без промедленья,

Что жив Поэт не только в словесах.

Он жив в действительности, дышит – без сомненья.

И стих его – как воин на часах.

СВИРЕЛЬ-РУСЬ:

Но сколько раз нам уверять убогих,

Что жив Поэт и в жизни, и в строке?

И голова свежа не менее, чем ноги.

И кровь стучит и в сердце, и в руке?

67

Скажи, доколе уверять убогих,

Ущербных разумом и скудненьких Душой?

Для них – одна часовня на дороге

И штамп заученный: «эС.Е – Поэт большой»

Заключены в затверженные даты.

Им так спокойнее. Они другим богаты –

Бесстыдством лености и тупости Души.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Спеши, мой друг, от них, скорей спеши.

Не ведают они вселенской боли.

Их круг – ухоженный половник да очаг.

Они о совести и мудрости кричат,

Желая удержать её в неволе.

СВИРЕЛЬ-РУСЬ:

Есенин, ты у нас вселенский странник.

Но Русь без странника ни года не жила.

Она ждала тебя, рыдала и ждала.

И дождалась – из этой гулкой рани.

И смерти нет. И стих твой на листке

Соединился с молнией в руке!

Я обретаю вновь уверенность во взоре.

И стих твой ветреный, и нежен и раним,

Подарок дружеству и, Бога ради,

Восходит словно вечный пилигрим

На пьедестал строки, и тёплой и подвижной.

Серёжа – в той строке – не только оттиск книжный,

Но сердца луч. Он дышит естеством

И поклонения не требует. Он знает–

Ему Душа любимая внимает.

А сердце вечно рядом с мастерством.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Мне дорог этот свет не только рифмой, строчкой.

И рифма точная, поверь, мне не нужна.

Мне видится любимая страна

Забытой девушкой в ромашковом веночке.

Идёт по полю, натыкаясь на погосты,

Пред Белой Церковью спешит, роняя крест.

И думу долгую, измученную остынь

Несёт как ладанку из отдалённых мест.

А мне так хочется сказать ей: Дорогая,

Внемли, остылая, молитвам и хорам,

Взойди Душой к невидимым Мирам,

где плачем Русь другая!

Та Русь – в загоне древних предрассудков,

Забытых прадедов и ласковых отцов,

Где Матерь Божия не дремлет ни минутки,

И где не жалуют льстецов и подлецов.

68

Внемли, о, Русь, отчаянью Поэта,

Отринь невежество и сердцем, и рукой.

И я скажу, не дожидаясь лета,

Мой стих прорвётся светлою рекой

И выйдет на простор земного чуда.

И спросишь ты: «Ну, кто ты и откуда,

Поэт, не уходящий на покой?!

Увы, так медленно я пробиваюсь к людям,

Хоть я живу и в Солнце и в реке.

Лишь ты мой стих, как яблочко на блюде,

Катаешь в этой ласковой руке.

А стиль мой этой строчкой обозначен,

Где вместо слов – стремленье умереть,

Когда Душа зовёт и сердце плачет,

устав гореть!

СВИРЕЛЬ-РУСЬ:

О, как утешить? Что сказать, мой милый?

Сплошная рана у меня в груди.

Я не о том, что будет за могилой,

Хотя бы и нирвана впереди.

Я плачу о тебе. Так осязаем

Твой почерк, боль твоя, твоя живая речь.