Записки одессита - Игорь Свинаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы заканчивали свои институты… Я – строительный, она – мед, с прицелом на аспирантуру. Сейчас можно сказать, что она серьезный, целеустремленный человек, давно уже доктор наук и профессор. Но сегодня она точно так же, как в молодости, не умеет ладить с мужиками, да и вообще мозгов у нее никаких нет. Ну и на что тогда ей это профессорство?
Значит, пятый курс, я распределялся на Зею, там громко и торжественно строилась ГЭС, это была комсомольская стройка, прекрасный старт для карьеры. Люди там быстро росли, я уже съездил туда на практику, я там все примечал и прицеливался, я знал, что начальник стройки получил свою должность в 34 года. Когда он приезжал на стройку, сам за рулем казенной «Волги», то ставил машину и лазил везде, по всем закоулкам, выискивал недостатки, орал на виновных или просто на тех, кто попал под руку. Он был бешеный человек, русский псих, и вел себя довольно странно. Как-то он, вроде солидный человек, подрался с шофером самосвала, который не уступил ему дорогу… Шохин – так его звали – когда-то работал с моим отцом и потому был мне не чужим человеком, мы даже иногда пили с ним водку, и он смотрел на меня задумчиво. Я так понимал, что он меня мысленно назначил наследником: его-то сын пошел в музыканты, и это было для семьи горем. Спасти эту ситуацию и вернуть его жизни смысл мог только я. Идейно все тоже было замечательно: вопрос о пятой графе там почему-то не поднимался, наверно, никому не пришло в голову искать аидов на вечной мерзлоте, а я додумался написать песню «Серебряный створ», которая выиграла всесоюзный конкурс, – надо же! Нас с Джоном – это был мой друг и однокурсник, который написал музыку к нашей выдающейся песне, – выписали на Зею через ЦК комсомола. Меня сразу выбрали председателем совета молодых специалистов и членом комитета комсомола стройки, мы организовали ансамбль – понятное дело, назвали его «Серебряный створ».
Начали работать… Джон в контору пристроился, а я как поэт пошел на передовую, мастером в котлован. Мы поселились в рабочем общежитии… Жили довольно тяжело, пиздячили, как едоки картофеля на шахте, по скользячке. «Лучше на фронт, чем на Зею», – говорил кто-то из персонажей у Симонова, с Зеей – это старая история… Жена со мной не поехала, ей страстно хотелось в аспирантуру, мест на кафедре не было, она пошла лаборантом и начала крутиться-вертеться, сдавать кандидатские экзамены… Для меня как человека, который всего год женат, это была непростая ситуация. Потом я все-таки ее выписал ^туда, с красным дипломом ей не было работы, она жила у меня в общежитии нелегально, я приносил ей тазик писать, а когда она ходила по серьезным делам, я сторожил у дверей, – туалет был только мужской, три кабинки, причем одна без дверей.
Я часто вспоминаю стройку – то один случай, то другой.
Помню, мне надо было разобраться с крановщиком. И я полез по скобам наверх, в кабину. Была зима, я надел меховые рукавицы, такие, с одним пальцем. И вот на полпути я одну рукавицу уронил, она улетела вниз. Что делать? Если ухватить голой рукой за скобу, она примерзнет к железу. Одной рукой я не долезу… Я кое-как натянул рукав овчинного тулупа на руку и так спустился…
Крановщик был вредный, он делал, как ему удобно, а не как нам, и однажды Рима, каменщица третьего разряда, у которой было трое детей непонятно от кого и с десяток зубов, отомстила ему: залезла в кабину крана и насрала там на сиденье. Спустившись, она нам доложила:
– Я таки наказала этого пидора!
Был у меня под началом один работяга, классный сварщик, я на него с восторгом смотрел. И вот приходит ко мне его жена с жалобой, у нее фингал. Он ей дал в глаз. Вызываю его… Мне 23, ему 42, он мне в отцы годится, а я должен его воспитывать:
– Сергеич, ну что ж ты делаешь? Жена приходила, ты ее отпиздил, теперь тебе премию нельзя давать.
– Иваныч, клянусь, больше такого не будет.
Помню, в котловане Зейской ГЭС, на глубине этажей этак десяти, случилось ЧП. Один придурок начал заигрывать с девчонкой. Он приставил ей к боку строительный пистолет СМП – мощнейшая вещь, нажимаешь на спуск – и дюбель входит в бетон как в масло. Там стоит фиксатор, и просто так не выстрелишь, надо сильно упереть во что-то. Но она вдруг резко встала – и выстрел пришелся ей в живот. Ко мне прибегают:
– Там человек кровью истекает! Русский человек думает, что начальник все знает и всегда скажет, что и как надо делать.
Я прибежал, смотрю: девка лежит бледная вся. Дюбель здоровенный вошел ей во внутренности. Ее передвинули, и я смотрю: лежит кусок крови загустевшей, с виду как кусок печени.
– Быстро ломайте дверь! – ору.
Выломали дверь вагончика, и на этой двери подняли ее как на носилках наверх. Ей, как выяснилось, пробило мочевой пузырь, но она осталась жива…
Как-то и я сам получил на производстве травму – сотрясение мозга; я третью смену подряд работал, заменить некем, кругом грипп, я устал, зазевался, и меня задело арматурой по башке.
Три недели я лежал в общаге, на больничном, и думал: а на хера мне эта Зея? Никаких шансов, никакой квартиры, i платят копейки, – ну, 40 процентов северная надбавка, но это к ставке мастера в 135 рублей, а цены там какие? Был ^дурак дураком, со всеми этими комсомольскими k песнями, и вдруг меня шибануло по голове j арматурой этой, настало просветление, и я увидел все как есть. И как раз в этот момент в ^общагу пришла какая-то комиссия и | поймала мою жену, и начала ее вы-1 селять за нелегальное проживание куда-то в жалкое женское общежитие, где она была прописана. С этого и началась история… Я тогда сказал:
– А, вы ее выселяете? И куда же? Наверно, в квартиру, которая мне положена по контракту? Нету квартиры? Ну так я от вас уеду завтра же!
Приехал на «Волге» Шохин, наш начальник и мой покровитель, посадил меня в машину и завел патриотический разговор:
– Скажи мне, пожалуйста… Вот когда мы с твоим отцом работали на стройке, и однажды утром в мороз у Галины (это его жена) примерзли косы к доскам, но мы не уехали – почему? А ты живешь в теплом общежитии и уже выступать начинаешь?
– Иван Иваныч! Это не аргумент. Потому что тогда на дворе был 54-й год, а сейчас 74-й.
Он молчит, молчит. Так молча мы доехали до котлована. И там он сказал:
– Значит, так: все разговоры об отъезде прекратить, завтра получишь ордер на квартиру, а Ларису возьмут на работу в райбольницу.
Ордер точно дали на другой день, а саму квартиру через два месяца – на последнем этаже дома, где был ресторан «Серебряный створ», названный в честь нашей комсомольской песни.
Год мы прожили с женой в этой квартире, в мужской туалет ей не надо было ходить, а это уже для нас за счастье. Потом мы съездили в отпуск в Одессу, там снова пошли разговоры про аспирантуру, ей пообещали место на кафедре, она захотела остаться, ну, говорю, и оставайся, раз хочешь.
Я один прилетел на Зею, в непонятном статусе – то ли женатый, то ли нет. Как важно это было тогда!
И тут к нам пришло пополнение из МИСИ, молодые специалисты. Пацаны меня пригласили отметить, я же уважаемый человек – прораб участка… У нас вообще была хорошая атмосфера, сейчас трудно поверить – мы гордились своей работой, ей-богу, там было полно романтики. Тогда как раз вышел фильм «Улица Ньютона, дом 1», везде была эта тема – физики и лирики, и мы там на краю света чувствовали себя Коганом и Кульчицким.
Мы понимали, что получаем копейки, но у нас тоже есть идея, мы тоже родине служим, то ли как физики, то ли как лирики. И вот на гребне этой романтики – я, Коган и Кульчицкий в одном флаконе – прихожу на вечеринку молодых специалистов, смотрю: там симпатичные девчонки, необычайно романтические, только из института, смотрят на нас, покорителей тайги, открыв рот, а одна такая пышная, чувственная, глазищи – во! Кто такая? Наташа, ее уже определили мастером на мой участок. Понятно, после двухсот граммов я приглашаю ее танцевать и пытаюсь поцеловать, я ж матерый мужик.
– Знаете, Егор, вы уже седьмой, кто сегодня пытается это сделать.
Я понимаю, что тактика неправильная, надо менять, снова выпил и говорю ей просто: Вы не хотите стать моей любовницей? – Я подумаю.
Прошло три дня, я сижу вечером дома, часов десять уже, и тут звонок в дверь. Заходит она.
Ну, вот вы предлагали стать вашей любовницей – так я в принципе готова. – Да?…
У нее с собой пакет с ночной рубашкой и зубной щеткой.
Она была эротическое животное, очень хороша, разве только чуть пухловата на мой вкус… После трех палок она пошла в ванную, я уже дремлю, подустал, а утром на работу. Она вернулась и наседает на меня – еще!
– Позвал меня в любовницы, а сам спать? – Ей-то во вторую смену. Я начинаю ее снова ебать, я же обещал.
Это был первый раз в моей жизни, когда я поставил то ли семь, то ли восемь палок, я не знал, что с ней делать. Я засну – она будит: не спи! Давай… Короче, утром я поехал на работу весь выебанный ею, шатаясь, потому что спал в общей сложности минут сорок.