Несостоявшийся отпуск - Светлана Кайль

перед женщиной. Лиза, прочитав смятение на его лице, поднесла свой фужер к его и тихонько прошептала «За встречу». Сделав несколько глотков, Лиза ощутила внутри себя приятный ручеек. Желая продлить удовольствие, она прикрыла глаза. Когда же почувствовала, как Глеб, скрывая свое нетерпение, привлек ее к себе, поняла, что с этого момента она перестала принадлежать себе. Губы, уже однажды опьянившие ее, снова повергли ее в водоворот неведомых прежде ощущений. Хриплый страстный шепот зажег желание. Нежные ласки Глеба становились все более настойчивыми и властными. Поцелуи, казалось, разжигали пламя где-то внутри. Лиза начала терять ощущение времени и места. Ласки его губ и рук переносили ее в неведомо прекрасный мир. Глеб молчал, понимая, что слова могут все испортить, за него говорили его пальцы, нежно ласкающие шею и спину. Он наклонился и медленно поцеловал Лизу в шею, затем стал покрывать поцелуями щеки, подбородок, нежно коснулся мочки уха и, наконец, завладел ее губами так, что ей померещилось совершенно невероятное — ее желание столь же неистово, как и его. И, презирая собственную слабость, она отдалась его поцелуям, отвечая на них с голодной жадностью, словно это было самое главное на свете. Лиза почти не заметила, как Глеб раздел ее и как они одно-временно опустились на мягкий ковер. С неутомимым терпением он снова и снова начинал ласкать ее, и с каждым разом она становилась все горячее в ответных ласках и молящие глаза ее лихорадочно блестели. Никогда, даже в самых сокровенных снах, Лиза не могла представить себе ничего подобного, не думала, что способна на столь сильные чувства. Она тонула в волнах невыносимого желания и едва ли расслышала, как с его уст сорвался стон. Не слышала даже собственного крика, когда они оба достигли всепоглощающего удовольствия.

Наконец любовники разжали объятия. Теперь они отдыхали, лежа рядом, уставшие, но счастливые и умиротворенные. В блаженном предчувствии приближающегося сна их дыхание становилось спокойнее. Первой шевельнулась Лиза. Протянув руку, она нащупала на полу свою рубашку и, виновато улыбнувшись, накинула ее на себя. Глеб нежно обвел пальцем округлость ее белого упругого живота, поцеловал поочередно соски ее небольших аккуратненьких грудей и встал, чтобы наполнить бокалы.

— Мы здорово потрудились с тобой и заслуживаем хорошего вина. У нас только шампанское, значит будем пить его.

Беря бокал, Лиза улыбнулась ему, сама не подозревая, как пленительна ее улыбка, как магически она действует на смотрящего на нее мужчину. Глеб, словно ослепленный, закрыл глаза. Когда он вновь посмотрел на Лизу, то увидел в ее глазах тревогу.

— Глеб, ты его знаешь?

— О ком это Вы, прекрасное создание?

— Не притворяйся, пожалуйста. Ты прекрасно понял о ком я, о сержанте…

— Лиза, — перебил ее Глеб, — мы же договорились.

— Просто я вдруг снова вспомнила об этом, и у меня появилось дурное предчувствие. Ты же смотрел на него, как на привидение.

— А он и есть привидение, — Глеб залпом опустошил свой бокал и, увидев во взгляде Лизы немой вопрос, улыбнулся, — А ты, дорогая моя, голенький любопытный воробышек.

Лиза надула свои губки и сделала вид, что обиделась. Глеб притянул ее к себе, нежно провел щекой по волосам, затем спросил тихо:

— Хочешь знать?

Лиза кивнула.

— Уверена?

Она кивнула еще раз. Заметив, как изменился цвет его глаз, словно на ясное солнечное небо вдруг налетели грозовые тучи, Лиза заволновалась.

— Если ты не хочешь, или тебе трудно, то не надо.

— Нет, теперь мне надо это самому.

* * *

Обещанные шесть месяцев на выполнение «интернационального долга» в дружественном нам Афганистане растянулись для Глеба почти на полтора года. Ни Глеб, ни его друг Генка Матвеев, даже представить себе не могли какому испытанию будет подвержена их многолетняя дружба. Проучившись семь лет за одной партой, ребята в военкомате изъявили желание служить в одной части и с превеликим удовольствием узнали, что их просьба не осталась без внимания. Новость же о службе в Афганистане восприняли по разному — Генка с бравадой и угрозами в адрес «духов», Глеб же очень серьезно, объясняя другу, что это не увеселительная прогулка, а самая настоящая война, где стреляют и, самое страшное, убивают. К тому времени уже ни для кого не было секретом, что вмешательство Советских войск в гражданскую войну в Афганистане не только не стабилизировало внутриполитическую обстановку, а и нанесло огромный ущерб экономике страны. А груз 200? А сотни искалеченных душой и телом ребят? Все это уже витало в воздухе, все чаще об этом говорили и даже искали «виновных». Ко времени заброски Глеб уже знал, что все повстанцы в Афгане называют себя моджахедами — солдатами Аллаха. Называют они себя так потому, что ведут джихад — священную войну против неверных, а русские для моджахедов не просто неверные, они атеисты.

* * *

Когда два дня назад в долине к северо-востоку от гарнизона были сбиты два вертолета, а вчера колонну БТРов атаковали в долине на юго-востоке, всем стало ясно, что предстоит большая «охота».

Из строго охраняемой зоны позади гарнизона была вызвана колонна танков и БТРов. Колонна, в которой шел БТР Глеба, продвигалась на юго-восток, в сторону прилегающей к горам долины. Вторая колонна направлялась на северо-восток, намереваясь подойти к го-рам с противоположного фланга. Когда колонны разойдутся и займут исходные позиции, майор Тихомиров подаст сигнал. Обе колонны войдут в горы. Данные разведки и предположение командования пересеклись как лучи двух прожекторов. Все указывало на то, что моджахеды укрылись в горах, а внезапность дает существенное преимущество в их поиске и разгроме. Конечно, спустя некоторое время дорога для техники станет непроходимой, солдаты должны будут высадиться из машин, продолжить поиск места укрытия моджахедов и при обнаружении сообщить его координаты. А дальше дело авиации.

Глеб сидел в десантном отсеке, чувствуя, как покачивается машина, и прислушивался к приглушенному урчанию двигателя. Он старался не смотреть на рядом сидящего Генку, боясь, в этом призрачно-зеленоватом сумраке БТРа, увидеть в его лице подобие страха. Глеб видел, что нервишки у Генки в последние несколько недель пошаливают, старался приободрить друга, но с каждым разом это было все трудней. Пошел уже второй год их службы здесь, и только перед этой «операцией» был намек со стороны командования, что после ее завершения, весь их призыв будет выведен из зоны боевых действий. Давно пора. Господи, сколько же всего произошло за это время! Первые полгода были сущим адом: «дедовщина», муштра, жара, укусы насекомых и змей, бесчисленные огневые атаки, вопли и взрывы, обстрелы с вертушек, минометный огонь, фонтаны крови, разрываемые