Озеро скорби - Эрик Харт

Прошло еще тридцать минут, и она встала с койки и вышла в сад, возвращаясь по той же тропинке, по которой пришла. На этот раз он проследил за ней только до забора за домом. Войдя в дом двадцатью минутами позже, он посмотрел на нее, ища знак, что она его видела. Но она спокойно накрывала стол к обеду, как обычно, ни говоря ни слова и не давая знать, что какое-то время ее не было дома. Чарли чувствовал себя виноватым, что подглядывал за ней, но это каким-то образом сглаживалось радостью от того, что у нее есть другая жизнь.

Он решил больше за ней не следить, но несколько дней спустя прошел по узкой тропинке к фруктовому саду, чтобы исследовать это место. Нашел он пасеку, девять гниющих деревянных ульев, стоявших в круге и наполовину заросших крапивой и еще какими-то сорняками, которые почти полностью захватили рощу. Первый улей, который он открыл, был опрокинут и покрыт гранулами меда. На одной стороне ящика была огромная дыра, через которую влетали и вылетали пчелы. Пасечник наверняка покинул их, но пчелы продолжали жить, забыв о человеческом равнодушии. Чарли попытался наклониться поближе и посмотреть в дыру, но когда он потерял равновесие и схватился за улей, чтобы удержаться, из отверстия вылетел поток разгневанных пчел. Ему пришлось сбежать оттуда, ныряя под ветви боярышника, пока, наконец, он не убрался от них подальше.

После этого столкновения он не переставал думать о пчелах. Ему было страшно любопытно, что же происходит внутри улья, и он недоумевал, как людям удается вытаскивать мед, если пчелы так яростно защищаются. В третий свой приход он нашел в разрушенном доме старую заплесневелую книгу о пчеловодстве и взял ее домой читать, хорошенько спрятав за стопкой карт и школьных бумаг. В книге описывались матки, рабочие, трутни, няньки и гробовщики, упорядоченное существование пчел и их загадочное химическое общение, и эта книга лишь еще больше разожгла аппетит Чарли.

Он качал ходить в библиотеки в Бирре и Тулламоре, возвращаясь из каждого похода с новой книгой под курткой, а руки у него потели от возбуждения при мысли о том, что там могли быть новые знания.

Прочитав все книги, до которых он смог добраться, Чарли заказал себе белый пчеловодческий костюм и сетку. Когда он, наконец, собрал снаряжение, необходимое для того, чтобы привести пасеку в порядок, то серьезно взялся за дело. Пару раз ему приходило в голову, что своим присутствием он разрушает место уединения матери, но он был слишком захвачен своим делом и решил, что она может просто ходить туда тогда, когда он был в школе. Начал он постепенно, косой снимая высокие сорняки, поднимая упавшие ульи и чиня дыры в их боках. При этом Чарли нашел несколько досок, на которых остались несомненные следы от ударов кувалдой. За дюжину лет, которые он проработал на том месте, он превратил пасеку в свое убежище. Чарли надеялся, что мать продолжала ходить туда. Но если она и ходила, то никогда вслух не признавала, что у них есть что-то общее, даже когда Чарли принес ей первую банку меда с пасеки.

Он использовал разрушенный дом как сарай для инструментов, как это делал и предыдущий пасечник. Как-то прошлой осенью он нашел прямо за дверью сарая маленькую книгу в кожаном переплете, словно кто-то специально оставил ее для него. Это был дневник пчеловода, неподписанный, анонимный. О собственной жизни пасечника там не было сказано ни слова, он писал только о пчелах. В книге были подробные записи о ежедневной работе, сезонный каскадный график цветения растений, о погоде и меде, в котором объединялось все это. В книгу была заложена стопка набросков, явно сделанных кем-то, кто, как он сам, учился чертежному делу. В основном это были точные и подробные рисунки мечей и кинжалов, но были там и странные предметы в форме буквы Y, напоминавшие старомодные инструменты. Чарли понравились эти рисунки, и он аккуратно развесил их по стенам пасечного сарая. Откуда они появились, оставалось тайной, разрешить которую ему было не по силам.

Здесь было его убежище, вдали от фермы и работы, здесь ему не надо было помнить о времени. Чарли шел к пасеке сквозь высокие травы и дикие цветы, чувствуя их запах и слушая тихое жужжание насекомых. У пчел были свои настроения, как и у людей, и температура, погода и свет по-разному на них влияли. Он изучал, как они движутся, от дрожащей массы роя до изящных отдельных танцев, которые сообщали, что где-то рядом лужайка с клевером. Он изучал крошечные тела пчел, дивясь деталям, совершенству их прозрачных крыльев и полосатому наряду.

Он снова ощутил, что сегодня случится что-то еще. В двух странных событиях было что-то незаконченное. Ему будет не по себе, пока этот вопрос не разрешится. Приближаясь к пасеке, Чарли слышал ровное гудение пчел, успокаивающую, почти ленивую вибрацию более чем сотни тысяч насекомых, лапки которых покрывала золотая пыльца; потом она будет преобразована в их драгоценный сладкий запас. Пчелы летали не очень хорошо; иногда, особенно в холодную погоду он чувствовал, с каким усилием они поднимались в воздух.

Чарли пробрался сквозь заросли чертополоха, ежевики и высоких трав, которые начали завоевывать с краев его маленькую пасечную лужайку. Он провел руками по душистым ветвистым травам и сладким шарикам клевера. Пчелы насытятся вволю. Он любил это укромное место над озером, скрытое гребнем холма от сильного ветра и суровой погоды. Он установил свои ульи точно там, где стояли старые, дугой вокруг центра маленькой низины, окруженной кустами боярышника и яблонями. При определенном освещении их можно было принять за священный круг камней.

Временами Чарли охватывало ощущение, что надо лучше поддерживать здесь порядок, но когда он приходил сюда, среди здешнего изобилия это чувство исчезало. Трава росла здесь не потому, что ее косили, а несмотря на все усилия человека. По своей природе она должна была расти, идти на семена и расти опять. Когда он стоял на этом клочке земли, то ощущал, как в его душе в знак сочувствия вспыхивал бунт. Мир должен был быть диким, необузданным. Место, где он работал, Лугнаброн, отражало попытку человечества загнать природу в нужные ему рамки, но эту битву человечество никогда по-настоящему не выиграет. Канавы заполнялись, и на них надвигались травы и болотные растения; стоит людям уйти, как они скоро опять все захватят.

Чарли посмотрел вниз и обнаружил одну рабочую пчелу на запястье — наверное, ее привлекло пятнышко меда на манжете его рубашки. Он смотрел, как насекомое кружит над пятном, опьяненное его запахом, как тянется хоботком к ткани, чувствуя, будто он сам не больше пчелы, будто воздух вокруг него гудел, вибрировал жизнью, и сама атмосфера была насыщена запахом нектара и цветов, совершенным всеохватывающим изобилием вселенной. Это неожиданное ощущение быстро прошло, и он опять был на своей пасеке, глядя на то, как пчела старается собрать нектар с его рукава. Когда она насытилась, то поднялась и неровно полетела прочь — наверное, подумал он, она была пьяна от вкуса собственного меда.

На пасеке кто-то был. Чарли остановился, глядя сквозь густые изогнутые ветви боярышника, почти ожидая увидеть здесь мать. Но вместо нее в центре круга ульев он увидел стройную фигурку молодой женщины примерно его возраста. На ней было что-то вроде сорочки — он не знал другого слова для этой одежды — простое платье из какого-то прозрачного материала, как будто ловившего солнечные лучи, и от этого она словно светилась по краям. Темноволосую голову девушки украшал венок из веток, клевера, мака и других обычных придорожных сорняков. Чарли стоял, не в силах пошевелиться, глядя, как она подняла руки и потянулась с почти животным наслаждением. Одна пчела села на ее вытянутую руку, и девушка опустила ее, чтобы рассмотреть насекомое получше. Пчела не ужалила ее, как боялся Чарли, и девушка стала смотреть, как она бежит по тыльной стороне ее руки. Она была совсем не напугана, а скорее полна любопытства.

Девушка подняла тонкие руки на уровень плеч и медленно повернулась, поднимая лицо к солнцу. Она, казалось, не замечала присутствия Чарли; глаза ее были закрыты, а вокруг головы собралось облако пчел, должно быть, привлеченных цветами. Он удержался от того, чтобы вскрикнуть, боясь, что испугает пчел, и они причинят ей вред. Но девушка словно ожидала внимания насекомых и даже привлекала его к себе. Он стоял как статуя, едва дыша, пока пчелы дюжинами опускались на нее. Ее шею и плечи покрыла вибрирующая масса суетливых крылатых пчелиных тел. Чарли представил себе, как их странные хоботки, подобные соломинкам, касаются кожи незнакомки, наверное, ищут на вкус вещество пчеломатки в поисках химического подтверждения, нужного им, чтобы двигаться дальше. Он узнал роящееся поведение, которого прежде всего стремился избежать любой пчеловод, и все же не мог потревожить столь чудесное видение. Девушка казалась ему божеством, воплощенной силой природы, и как он мог помешать ей общаться с ее подданными? Она будто руководила пчелами, а они искали ее, искали ее ни на что не похожий вкус и стремились прикоснуться к ней. А незнакомка, похоже, была в порыве неземного восторга.