Весь Рафаэль Сабатини в одном томе - Рафаэль Сабатини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Шанс на что?
— На что? — повторил Сципион. — Генуэзцы принадлежат тебе. — И он многозначительно добавил: — Ты должен повести их за собой. Ты их кумир.
— Возможно. Но сейчас не время. Трудно представить себе более неподходящий момент. Император прибывает через два дня. И я должен преподнести ему революцию?
— Что ж, при хорошем руководстве все можно закончить в два дня. Средство в моих руках.
— Средство для чего?
— Для избавления от этих проклятых Дориа.
— Так просто от них не избавишься. Никогда еще положение Андреа Дориа не было так прочно, как сейчас. — Просперо покачал головой. — Нет, сейчас определенно не время. Это рискованное предприятие обречено на провал.
Сципион вышел из себя.
— Так оно и было бы. Но я хорошо подготовился и решился на это не без помощи французов.
— Так я и подумал, когда ты заговорил о средстве, имеющемся в твоих руках. Но лично я предпочитаю императора. Вот почему я не хочу преподнести ему революцию, когда он прибудет сюда.
— И тебя устраивает служение ему?
— Меня не устраивает служение Франции, чего не избежать, если она поддержит нас. Мой дом будет служить Генуе и Адорно, и это больше по нраву императору.
— А как же Дориа? — закричал Сципион, доведенный до белого каления хладнокровием Просперо Адорно. — Разве император не поддерживает его? Разве адмирал не восхваляет Карла Пятого?
— Именно поэтому мы должны рассеять иллюзии императора. Прежде чем уничтожить Дориа, мы должны лишить его поддержки императора. Пусть он сам убедится, что слава этого человека — миф, каприз фортуны.
Сципион изменился в лице. Его глаза засверкали гневом.
— И сколько на это потребуется времени?
— Не знаю, Сципион. Но скоро только сказки сказываются. Наберемся терпения. Возможно, оно не подвергнется слишком тяжелому испытанию. Мы собираемся выйти в море против турок. Война способствует как утверждению, так и падению авторитетов.
— Слишком многое отдается на волю случая. Предположим, предстоящая война ничего тебе не принесет. Или твоя репутация будет подмочена, и влияние, которое ты можешь сейчас оказывать на народ, сойдет на нет. Что тогда?
— Я не пророк. Я не могу предсказывать будущее. Но я могу судить о настоящем и еще раз повторяю тебе: сейчас не время.
— Да, ты уже это говорил. — Сципион потерял самообладание. — Ты даже не потрудился спросить, что это за средство, о котором я говорю. Послушай, Просперо. У меня есть три сотни французских кавалеристов в Лаванье, которые и станут лезвием нашей секиры.
— И где они?
— Здесь, в твоем распоряжении. Простой народ — сам по себе уже оружие в твоих руках. И такого случая может больше не представиться. Стоит тебе лишь рассказать о своих обидах, потребовать мщения за смерть отца, и народ поддержит тебя, героя дня. С французами в качестве ударного клина мы возьмем штурмом дворец Фассуоло, и с властью Дориа в Генуе будет покончено.
— А после этого мы сядем и будем ждать, когда император отомстит за господина Андреа. Ты видишь только одну сторону медали. Нет, нет, Сципион. Прежде чем пытаться свалить герцога Мельфийского, я удалю императорский щит, который прикрывает его.
В отчаянии Сципион повернулся к монне Аурелии и, страстно воздев руки горе, стал молить ее попытаться воздействовать на сына. Но на этот раз монна Аурелия была полностью согласна с Просперо.
— Мне кажется, я понимаю его, — сказала она. — Верьте мне, Сципион, мой сын знает, что делает. Он предлагает действовать медленно, но верно. Поверьте ему, как поверила я.
— Поверить ему, — эхом откликнулся Сципион, и его красивое лицо еще более омрачилось.
Он был расстроен крушением всех своих надежд на революцию: человек, способный повести за собой народ, друг, в чьей поддержке он в глубине души никогда не сомневался, не пошел за ним. А ведь он приложил столько усилий! И внезапно в его сознание закралось подозрение. Он стоял перед Просперо выпрямившись, уперев руки в бедра. Его прекрасные темные, пылающие гневом глаза смотрели на друга, что оставался совершенно невозмутим.
— Ты откровенен со мной? — спросил он.
— А у тебя есть основания думать иначе?
— Прежде у тебя не было причин хитрить.
— Не думаю, чтобы это доставило мне удовольствие. Но это несущественно. О чем ты хотел меня спросить?
— О твоем союзе и о женитьбе. Я понимаю, почему ты на это согласился. По крайней мере, надеюсь, что понимаю. Мне кажется, я знаю тебя достаточно хорошо. Я полагал, что ты пошел на это, чтобы успокоить их, пока ты будешь ковать мечи. Но теперь, когда пришло время действовать, ты отказываешься. И я спрашиваю себя, не ошибся ли я в тебе? И я спрашиваю себя… — Он умолк, потом жестко добавил: — А не ведешь ли ты двойную игру?
— Двойную игру? — спросил Просперо. Выдержка не изменила ему. — С тобой? Я вообще не играю с тобой ни в какие игры. Я веду свою собственную игру и иду своим путем. Я буду рад всем, кто присоединится ко мне, и полагаю, что среди них будешь и ты. Но я не стану служить ничьим целям. — Он засмеялся. — Теперь мне кое-что ясно. Позволь мне рассеять твои заблуждения, Сципион. Я не стану ложиться костьми, чтобы уничтожить Дориа ради твоих амбиций, притязаний французов или какой другой группировки.
Сципион сделался ядовито-презрительным.
— Я кое-что выболтал тебе, не так ли? А что ты прояснил для меня?
— Это ты мне скажи.
— Сначала ответь мне. Теперь, когда ты здесь, намерен ли ты жениться на этой невесте от Дориа?
— О помолвке будет по всей форме объявлено нынче же вечером.
— Именно такого ответа я и ожидал. Все понятно. — Его взгляд выражал ужас и отвращение. — Что ж, наконец-то ты выдал себя. Ты выбрал самый легкий путь к успеху. Ты принимаешь помощь даже из рук убийц твоего отца. Ты придумываешь всякие отговорки, чтобы отсрочить правосудие, которое более не намерен осуществить. Я любил тебя. Я думал, ты — человек.
— Если потребуется, я смогу доказать, что в последнем ты прав.
— Ты уже выложил мне все, что мне было необходимо узнать о тебе. Ради своей выгоды ты ешь с руки, убившей твоего отца. Возможно, она задушит и тебя, Просперо. Будь уверен, так оно и будет.
В бешенстве он круто повернулся на каблуках и выбежал из комнаты.
Монна Аурелия резко поднялась. Ее крик прозвучал пугающе-истошно:
— Остановитесь!
