Весь Рафаэль Сабатини в одном томе - Рафаэль Сабатини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем временем девять транспортных судов с людьми, военным снаряжением и провизией прибыли в Пеньон. Став на якорь против Алжира, они напрасно искали форт. Пока капитаны в растерянности пытались определить, туда ли они прибыли, куда нужно, на них налетели турки. Это был день торжества ислама. И в тюрьме для рабов к пяти сотням испанцев из форта добавилось еще три тысячи их земляков.
Известие о происшедшем вызвало у испанцев взрыв негодования и ярости, и император, на время отложив все дела, посвятил себя решению этой проблемы, чтобы дать неверным испытать на себе его могущество в полной мере.
По его повелению Андреа Дориа должен подготовить поход в Геную, а Просперо Адорно было приказано привести туда же галеры из Неаполя. Итак, хочешь не хочешь, он был вынужден как можно скорее отправиться в Геную и там официально объявить о помолвке с мадонной Марией Джованной и своем примирении и союзе с родом Дориа. Зная о кровной вражде между Дориа и Адорно, каждый увидел бы в их примирении пример великодушия и величия господина Андреа, ставящего интересы государства выше мелких личных. Этот поступок достоин человека, бывшего сейчас, по сути дела, верховным правителем Лигурийской республики. Стоит только попросить, Дориа может получить официальный титул правителя. Уважая его как великого моряка, каковым он и был на самом деле, император без колебаний присвоил бы ему этот титул. Ведь, в конце концов, ему бы это ничего не стоило. Но Дориа видел в этом и отрицательные стороны. Он понимал, что власть тайная более надежна, чем власть явная, и довольствовался решением императора пожаловать его титулом герцога Мельфийского. Однако и Адорно, и их сторонники вынуждены были признать, что властью, которую он столь крепко держал в руках, Дориа пользовался с умом. Если он и был деспотом, то деспотом мудрым. Он принял суровые и действенные меры для прекращения раздоров между отдельными группировками, до сих пор будоражащими и раздирающими республику. Не без его влияния император полностью выполнил данное обещание сделать Геную самостоятельным государством, живущим по своим собственным законам. Дориа подсказал форму самоуправления. Он учредил по венецианскому образцу большой и малый советы с дожем, сенаторами и прокураторами, с тем лишь отличием, что дожи избирались сроком на два года. Верховная власть была сосредоточена в руках пяти цензоров, избираемых по конституции сроком на четыре года. Они руководили деятельностью дожей и сенаторов. В результате отказа Андреа Дориа от титула верховного правителя его избрали на должность цензора и главнокомандующего флотом пожизненно, что фактически и означало сосредоточение верховной власти в его руках.
И это были еще не все блага, полученные им от восстановления временно утраченной популярности. Благодарное государство подарило ему великолепный старинный дворец Фассуоло, расположенный на восточной стороне гавани. Он перестроил его и отделал с такой пышностью, что тот выделялся даже на фоне роскошных особняков города.
Андреа Дориа пригласил в Геную архитектора Монторсоли, одного из лучших учеников Микеланджело. В центре огромного, спускающегося к морю сада, из камня Лаваньи и каррарского мрамора очень быстро был воздвигнут дворец с галереями и колоннадой, ставший одним из чудес Лигурии. Тот же архитектор работал над разбивкой и украшением сада, создав достойное обрамление чудесному дворцу. Он воздвиг террасы, проложил дорожки и аллеи, окаймленные декоративным кустарником, построил фонтаны; над одним из них возвышалась статуя тритона, который имел сходство с самим Андреа Дориа.
Для отделки интерьера герцог Мельфийский пригласил Пьерино дель Вага, ученика Рафаэля, должного украсить дворец фресками и портретами, которые придали бы интерьеру тот блеск и неповторимость, которые своим искусством придал Ватикану Рафаэль. Дориа обложил Восток тяжелой данью. Шелковистые драпировки из Исфахана, ковры из Смирны и Бухары, мавританские оттоманки, греческие вазы на роскошных подставках, драгоценная мебель, большая часть которой была привезена из Франции и Испании, — все это украшало громадные залы дворца.
Среди этой роскоши и принял великий адмирал мессира Просперо Адорно в тот майский день, когда он высадился в Генуе, и этот прием был достойным продолжением шумной встречи, так удивившей в то утро молодого капитана. Он, конечно, понимал, что победа при Прочиде высоко подняла его в глазах соотечественников. Но лишь когда он сошел на берег и встретился лицом к лицу с толпой, усеявшей цветами его путь к графскому дворцу, куда ему надлежало прибыть (его возвращение на родную землю было отмечено по решению сената пожалованием звания дожа), он понял, что безоговорочная победа над ненавистными венецианцами сделала его национальным героем.
По окончании торжества он отправился обнять свою мать в ее черно-белый мраморный дворец, где она в волнении ждала сына. Там он нашел своего друга Сципиона де Фиески, исполненного нетерпения. Сципион все эти месяцы не сидел без дела. Имея вкус к интригам и побуждаемый честолюбивыми амбициями своего рода, он усердно пытался размягчить почву, на которой твердо зиждились влияние и власть Андреа Дориа. Приготовления были закончены, и он счел, что пришло время посвятить в свои планы Просперо Адорно.
Он слышал, как, впрочем, и вся Генуя, о примирении и союзе через помолвку Просперо Адорно с племянницей Андреа Дориа. Но Сципион ни на миг не позволил себе поверить ни в примирение, ни в свадьбу. Он считал, что понимает причины, по которым род Дориа ищет примирения с тем, кто внезапно стал кумиром народа, и побуждения, способные заставить Просперо поощрять это примирение. Изощренный ум Сципиона полностью одобрял такую стратегию, и с тем большим пылом, что она, как он полагал, обеспечивала ему ценного союзника для осуществления его собственных планов. Горькое разочарование постигло его при виде Просперо, разгоряченного приветствиями и поздравлениями, багрового от волнения и сверкающего глазами.
Монна Аурелия обняла сына нежными тонкими руками.
— Ты счастлив, дитя мое? — спросила она.
Поцеловав ее, Просперо подошел к другу и протянул руку. Он усмехнулся.
— Все это было бы очень забавно, не будь так утомительно.
— Забавно?
— Голоса, выкрикивавшие сегодня приветствия, в прошлый раз требовали нашей крови. Разве это не смешно?
Сципион не знал, что и сказать.
— Позволь посоветовать тебе, друг мой, воспользоваться таким настроением народа, прежде чем оно изменится. Сегодня генуэзцы принадлежат тебе. Это твой шанс.
Лицо Просперо осталось непроницаемым. Он проводил мать к ее креслу, стоявшему возле небольшого столика из эбенового дерева, инкрустированного купидонами слоновой кости. Они находились в маленькой комнате огромного дворца, которую мать
