Время жить. Книга первая: Поработители - Виктор Тарнавский

— Ну, если так… Хотя, должен вас предупредить, зал очень хорошо прослушивается и просматривается камерами. Странно, но есть люди, которые об этом не знают.

— И это не проблема. Если вы обратили внимание, мы очень удачно стоим. Вы загораживаете от камер меня, я – вас. И… вы знаете, что такое генератор шумов?

— Знаю. Полезное изобретение.

— Один такой у меня в кармане. Наш разговор не расшифрует никакая аппаратура.

— Я вижу, вы очень предусмотрительны, — засмеялся Кэноэ. — Но мне всегда было интересно: на что же вы надеетесь? В смысле, в глобальном плане. Империя – это не самое лучшее, чего могло бы достичь человечество, но она существует в нынешнем виде уже тысячу лет. Этого колосса не так легко опрокинуть. Простите, если мой вопрос вам неприятен.

— О нет, никоим образом. Но хочу сказать, я ни на что и никогда не надеюсь. Вам не кажется, что в слове "надежда" есть что-то беспомощное? То, что заставляет вас отказаться от поиска решения проблемы в пользу неких сторонних от вас сил?

— Понимаю. "Надежда – глупое чувство", как говорится в одной хорошей книге. Тогда поставлю вопрос по-другому. За счет чего вы рассчитываете решить вашу проблему? Слово "рассчитывать" не вызывает у вас неприятных эмоций?

— Не вызывает. А рассчитываю я… на все понемножку! Немножко – на обстоятельства, немножко – на чужие ошибки, немножко – на своих соратников. Наконец, начинаю немножко рассчитывать на вас.

— На меня?! — Кэноэ нервно рассмеялся. — Вам не кажется, что это похоже на фарс? Вождь подпольщиков вербует в ряды противников власти племянника Императора! Или у вас есть какой-то особый, не подвластный моему пониманию расчет?

— А почему вы вдруг отождествляете себя с властью? — серьезно спросил Суорд. — Вы не хуже меня знаете, что власть в Империи – это не Император, а Совет Пятнадцати. И люди очень четко отделяют одно от другого. Вы спрашивали меня, на что я рассчитываю? Конечно, будь Империя и в самом деле тысячелетним колоссом, сильным и могучим, ни у какой подпольной организации не было бы ни малейшего шанса противостоять ему. Но это не так. Государство слабо. Ничтожества и посредственности, управлявшие им в последние дюжины лет, ослабили его. Душа любую инициативу и противостоя переменам, они позволили развиться в нем коррупции, воровству и безответственности. Здесь, в Императорском Дворце, и даже в Столице кажется, будто все в порядке. На самом деле Империя близка к гибели. В Дворцовой библиотеке должна быть некая вещь под названием "Письмо тридцати шести". Прочитайте его, и вы поймете, что меня беспокоит.

— Я читал его, — сухо заметил Кэноэ. — Продолжайте.

— Тогда вы знаете, что впереди – беспорядки, кровь, может быть, долгие годы хаоса. Выйти из кризиса только за счет ресурсов старой системы нельзя. Нужно поворачивать на другой путь.

— Революция? Те книги, что мне приходилось читать, утверждали, что революции редко приводили к чему-то хорошему.

— Это были, наверное, хорошие книги, — уважительно кивнул Суорд. — Я тоже не сторонник революций. Любая революция – это взрыв, который невозможно удержать под контролем. А взрыв – это кровь и хаос. Нам нужен мирный переход, и мне представляется, что такой переход возможен. Но чтобы совершить его, нужна иная власть, не власть Совета Пятнадцати, она принадлежит старой системе. В то же время, новая власть должна оставаться легитимной, иначе переворот неизбежно превратится в революцию. И такая власть у нас есть. Это власть Императора, который сам находится в плену у Совета Пятнадцати.

— Насчет последнего согласен, — проворчал Кэноэ. — Но власть Императора – это фикция. Ее нет. Она выродилась в кучку бездельников, исполняющих давно потерявшие значение ритуалы. Неужели кто-то еще принимает ее всерьез?

— И еще как! Простые люди традиционно уважают Императора, особенно в глубинке. Пару лет назад мы делали опрос – кому люди доверяют полностью, частично или совсем не доверяют. Опросили около двадцати тысяч человек во всех провинциях и в нескольких колониях. Так вот. Императорской власти доверяют – полностью или частично – 124 % населения Империи (из 144)! Наш "Союз Борьбы" занял второе место с 95 процентами. Да и вы сами, наверное, знаете, сколько писем приходит в адрес Императора.

— Знаю. Этим занимается целый департамент в Управлении Двора. Говорят, иногда они кому-то помогают. Очень часто на приемах люди пытаются получить аудиенцию у Императора, обычно с ними говорит кто-то из советников. Даже странно, что сегодня нет ни одного из таких просителей.

— Ну вот. А вы говорили – кучка бездельников. Между прочим, Император даже имеет право распустить Совет Пятнадцати.

— Знаю. Он был созван во время Единения. Когда началась Северная война, в Империи было объявлено чрезвычайное положение, а Император своим указом созвал чрезвычайный совет, который временно принял на себя верховную власть. Вначале в него входили шестнадцать человек, но один скоро умер, и их осталось пятнадцать. А чрезвычайное положение так никогда и не было отменено.

— Я потрясен, — сказал Суорд. Было видно, что он не преувеличивает. — Выходит, вы тоже историк?! Может, вы еще и знаете…

— Что Великое Восстание на самом деле не было восстанием? Знаю. Мне даже знакомо имя некоего Ргиавла. Приходилось слышать о таком?

— Приходилось, — слабо сказал Суорд. — Я начинаю по-черному завидовать вашей библиотеке.

— Да что библиотека? Это мелочь. Я вот не совсем понял, какие виды вы имеете лично на меня?

— Честно говоря, и сам пока не знаю. Так, наметки. Вы, может быть, помните, как три года назад было наводнение в 14-й провинции? В то время там оказался кто-то из ваших родственников, кажется, ваш дед по матери, принц Лкээрно. Он, по сути дела, возглавил спасательные работы. Люди тогда действовали с каким-то особым старанием, мне рассказывали, что все переживали душевный подъем. Особенно, на фоне того, что официальная власть никак не прореагировала на их беду. Помните, я говорил про опрос? Совету Пятнадцати полностью доверяют 6 % населения, доверяют частично – 17 %. И люди склонны воспринимать Императора как защиту от существующей власти. Понимаете?

— Понимаю. Вы предлагаете мне посещать места землетрясений, наводнений, обвалов, ходить по больницам и госпиталям. Одним словом, символизировать, что Императорская власть откликается на народные беды.

— Да. И не надо иронии. Это действительно так, и это очень важно. Нам нужно создавать легенду, если хотите, что Император помнит о людских бедах и нуждах. В нашем государстве существует чудовищная отстраненность людей от власти. Нам необходимо изменить это положение!

— Простите, нам – это кому? Нам или вам?

— Скажем так, нам с вами.

Кэноэ несколько секунд изучающе смотрел на Суорда.

— Согласен. Значит, вы предлагаете мне стать неким Рыцарем Справедливости? Но у меня, между прочим, несколько специфическое положение…

— Вы имеете в виду возможные проблемы с вашими выездами? Вы можете сослаться на Императорский Указ о наследниках за номером 0-97-К-62 от одиннадцатого седьмого 3397-го, он должен быть в вашем архиве. Вас не должно смущать, что с тех пор прошло больше четырехсот лет. Нынешний глава Совета Пятнадцати Оонк – законник, он уважает указы и кодексы, по крайней мере, официально. Кстати, по тому же указу вам положена собственная канцелярия и солидный денежный фонд.

— Ну, насчет этого я в курсе. Похоже, у вас есть на примете и кандидатуры моих советников и секретарей.

— Не буду скрывать, есть. Но не буду и настаивать. Живите, как вам подсказывают ваше сердце и ваш разум. Женитесь на Кээрт – она хорошая девочка.

— Вы и ее знаете?!

— Да нет, только что познакомился. Просто я очень хорошо знаю ее мать. Когда-то мы вместе учились.

— А…

Кэноэ оборвал себя. Он вспомнил, что отец Кээрт, действительно, женился то ли на помощнице, то ли на секретарше. Из-за этого, Кээрт, кстати, стала принцессой второго ранга только после ее официального признания его невестой, хотя она могла бы иметь этот титул по праву рождения.

— И еще, — Суорд вынул из кармана небольшой пакетик. — Это меня просил передать вам ваш наставник в качестве подарка своему самому прилежному ученику. И запомните, любой дворец имеет больше одного тайного выхода. А теперь, я с вашего позволения, откланяюсь. Может быть, мы еще встретимся.

— Может быть, — растерянно пробормотал Кэноэ. — Желаю удачи.

Но говорил он уже в пустоту. Суорд, отойдя от него на несколько шагов, словно растворился в воздухе.

В маленькой, но очень удобной кабинке туалета Кэноэ, закрывая корпусом камеру, осторожно открыл пакетик. Там оказалась личная карточка с широкой синей полосой "облеченного доверием", его стереофотографиями в анфас и профиль и именем Тви не-Кэно, а также сложенный вчетверо листик тонкой бумаги с нарисованной на нем схемой. Не разворачивая, Кэноэ отправил схему обратно в карман. Ее стоило рассмотреть повнимательнее и подальше от следящих камер.