ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ЗВЕРЯ - Василий Головачев Головачев

— Евстигней вязал руны и, по свидетельству Георгия, изготовил володарь — доску с Руной Света для вызова Белобога. Кстати, эту доску искали и хха вместе с колдуном храма. Вот почему они взялись за нас: хотят, во-первых, выйти на след володаря, во-вторых, нас нейтрализовать. От Серафима они ничего не добились, да и не знал он о существовании Руны Света, вот они его и убили. Теперь примутся за остальных.

— Те, в машине, ты думаешь — храмовники?

— Честно говоря, не очень верится. Колдун может следить за нами иным способом, через внедрение и вселение, через вещи и через людей, не подозревающих об этом. А наблюдатели в «двенадцатой» — это другой уровень. Хотя кто знает? Ничего и никого нельзя сбрасывать со счетов.

Они дошли до подъезда, осмотрели двор, машины, стены домов, но ничего подозрительного не заметили.

— Итак, ты все понял?

Антон пожал плечами.

— Я понял, что начинается война.

Илья сделался грустным.

— Страшно не хочется ее начинать! Так нам со Славой этот год хорошо жилось — не передать!

— Мне с Леркой тоже. До сих пор удивляюсь, что она моя жена. Что она во мне нашла?

— Мужчину, — усмехнулся Илья. — Береги ее, такие женщины, как наши жены, — это дар небес. В глубине души я понимал, что нас не оставят в покое, но все же хотелось оттянуть этот миг. Теперь пришла пора покончить с Мороком раз и навсегда. Чтобы и духу его не было на земле! Чтобы он никогда не смог сюда вернуться.

Илья вынул из-под рубашки сверкнувший серебряный кругляш на цепочке, поцеловал его и спрятал обратно.

— Что это?

— Цата, старославянский амулет Рука Бога, символ Свентовита. Мне передал его Георгий. Когда-то он принадлежал Евстигнею.

— Значит, ты теперь его преемник?

Илья покачал головой, скривил губы.

— Я всего лишь имаго Витязя, куколка или предреченник, как сказал Георгий. Но сделаю все, что в моих силах, чтобы очистить нашу землю от нечисти.

Антон молча сунул ему ладонь. Илья пожал ее.

— Женщинам все говорить не обязательно.

— Ясное дело.

— Кстати, почему бы нам не сходить послезавтра вместе в ресторан? Или ты занят?

— Как раз на ближайшие два дня я свободен, мы с напарником работаем через двое суток.

— Тогда заметано. Я знаю одно место — клуб «Европа», у него прекрасная кухня. Завтра вечером созвонимся.

Они вернулись в квартиру, где женщины с увлечением рассматривали журналы мод, которых у Валерии было несметное количество. Посидели еще немного, выпили по чашке чаю, и супруги Пашины ушли. Антон и Валерия, проводив их,

 ГЛАВА 11

Дорогой ресторан

Ратников выслушал доклад подчиненных внешне спокойно. Думал он не о разбитом стекле машины, а о последствиях случившегося. Объект заподозрил, что за ним следят, и почти вычислил наблюдателей, а это означало, что группа едва не провалила задание и потеряла возможность вести объект и дальше.

— Это я виноват, — шмыгнул носом Федор — сержант Паламарчук. — Я настоял на том, чтобы сидеть у него на хвосте плотно. Анна ни при чем.

— Громов оказался опытнее нас, — виновато проговорила Анна — сержант Талий. — Мы этого не учли. Наверное, придется снимать меня с дела.

— Придется привлекать «наружку» Завьялова, — подвел итог своим размышлениям Ратников. — Нам нужен не сам Громов, а его связи и встречи. Вы с Анной полностью переключаетесь на ВВЦ.

— Есть, командир! — воскликнули Паламарчук и Анна, допустившие непростительный промах при наблюдении за Антоном Громовым и ждавшие выволочки.

Однако ее не последовало. Ратников еще не докладывал генералу о результатах бдения группы на ВВЦ и мнения вышестоящих начальников на сей счет не знал, хотя оценивал деятельность своих подчиненных и себя лично на троечку.

— Идите. И чтобы проколов больше не было!

— Есть, командир! — Обрадованные члены группы выскочили за дверь помещения; для оперативного управления всеми приданными Ратникову подразделениями он нашел пустующую комнату в недрах двадцатого павильона (с помощью генерала, имеющего на ВВЦ доверенных людей) и мог теперь не мучиться в тесном салоне машины техобеспечения.

Вошел Славик, принял официальную позу.

— Разрешите, товарищ капитан?

— Садись, — кивнул на стул Ратников, не обратив внимания на тон лейтенанта.

В комнате стояли стол, три стула и тумбочка с телефоном. Комната была чистая, маленькая, без окон, на стенах висели странные картины, и, вполне возможно, это был запасник какого-то музея или художественной выставки. Ратников подолгу рассматривал картины, напоминающие мандалы, но с русской символикой и древнеславянскими письменами, и ловил себя на мысли, что картины навевают грустные размышления об ушедших временах.

— Докладывай, — спохватился Терентий, ощутив затянувшуюся паузу.

Славик расслабился, сел, начал рассказывать о своих похождениях, а Терентий снова отвлекся, вспомнив свое знакомство с Ириной Хвостовой и ее семейством.

В тот же вечер после попытки захвата Ирины неизвестными похитителями (найти их так и не удалось, несмотря на все принятые меры) Ратников заявился к ней домой и был встречен так тепло, что у него до сих пор голова шла кругом. Хотя никаких намеков на развитие отношений Ирина не делала и вела себя как примерное любознательное дитя, продукт классического гимназического воспитания, но ее взгляды на гостя к концу беседы прошли гамму оценок от благодарно-вежливой до заинтересованно-озадаченной, и Терентий поблагодарил в душе отца и маму, вложивших в сына тягу к знаниям и любовь к стихам и философскому осмыслению жизни.

Ратников просидел у Хвостовых до позднего вечера, сначала с Ирой, потом с ней и с матерью — Надеждой Петровной, изумительно похожей на дочь и почти такой же молодой, и наконец в компании с отцом Иры, задумчиво-рассеянным, лысоватым, молчаливым, любившим слушать, а не говорить. Дочь рассказала родителям, при каких обстоятельствах она познакомилась с капитаном Федеральной службы безопасности, но если Надежда Петровна отреагировала на это соответствующим образом, всплеснув руками, с испугом глядя на дочь, и долго не могла успокоиться, то старший Хвостов выслушал историю спокойно, лишь меланхолически заметив, что существующая система защиты граждан не справляется с криминалом и что ее надо менять.

С заявлением Дементия Романовича — насчет «менять» — Ратников был согласен, так же, как и с тем, что случай с похищением девушек на ВВЦ явно выбивается из ряда обычных криминальных намерений. Но свои умозаключения он с хозяевами обсуждать не стал. С трудом ему удалось перевести разговор в другое русло — о работе матери Иры, и опасная тема о преступниках и о тех, кто с ними борется, отошла на второй план.