Дорога в декабре - Захар Прилепин

— Я не знаю никакого Костыля.

— Правильно. Поэтому Матвей и Яна.

— Я этого не говорил.

— Как же не говорил? Только что сказал.

Саша смотрел в угол комнаты, примораживая движение своей мысли, пытаясь усилием воли отупеть, стать бестолковым, молчаливым, нерефлексирующим. Чтобы запечатать рот и не думать. И тогда все как-нибудь разрешится.

— Мало того, это Яна уже сказала. Она сидит здесь, в соседнем кабинете. Против тебя никто ничего не имеет, тут даже на административку ничего не потянет. Сейчас за пять минут быстренько запишем, что скажешь, и домой поедешь. Ну?

— Я ничего не знаю, я же сказал.

— Блядь! — неожиданно взорвался Паленый. — Вы заебали уже, отсосы! Нас ебут из-за вас, сук драных. Говори короче, надоел уже, гнида. Или я тебя трахну сейчас самого. Где инструмент? — это он уже у Серого спросил. Тот кивнул на шкафчик у двери.

Серый схватил резиновую толстую дубинку и ткнул ее концом Сашу в висок.

— Сейчас в жопу тебе ее засунем, понял? По самую веревочку. И будешь с этой веревочкой ходить, как елочная игрушка. А в камере тебя за эту веревочку будут урки к себе подтягивать. Как тебе?

Саша молчал.

— Ну? — опять спросил Серый.

— Клянусь, что я вообще не при делах! Если вы сами в курсе, вы должны знать об этом. Можно, я схожу в туалет? — спросил он без перерыва.

Саша затылком почувствовал, что Паленый не хочет его отпускать.

— Сейчас все расскажешь и пойдешь, — сказал Серый.

— Я обоссусь сейчас.

— Вернешься и поговорим? — спросил Серый, поглаживая ладонью телефон на столе.

Саша кивнул зачем-то.

— Ну, иди, — Серый неожиданно согласился. — Соберись с мыслями. Не стоит упираться.

И сразу взялся за трубку.

«Ему просто нужно позвонить без меня, — понял Саша, — так бы не отпустил…»

Паленый проводил Сашу до туалета в конце коридора. Маленькая обшарпанная комнатка, без зеркала, без всего вообще. Только унитаз.

Саша отлил и несколько секунд стоял, раздумывая. В голову ничего не шло.

«Сейчас меня угробят здесь… Интересно, что у меня сейчас на морде написано… Что я боюсь или?..»

Саша неожиданно для самого себя поднял крышку сливника и посмотрелся в воду. В подрагивающей воде отразилось лицо. Никакое — не испуганное, не гордое. Просто лицо.

И вышел…

— Ты когда приехал в Москву? — Серый смотрел внимательно и постукивал костяшками пальцев по столу.

— Дня четыре назад.

— Зачем?

— Я постоянно сюда езжу. Погулять. Красивый город.

— Когда гулял, встретился с Яной и Матвеем. И вы стали обсуждать одно дело.

— Мы ничего с ними не обсуждали.

— Значит, все-таки встречались, но ничего не обсуждали. Так и запишем.

— Я неправильно выразился…

— Ты очень правильно выразился.

— Нет.

— Вы ничего не обсуждали, но Яна двадцать минут назад тебе позвонила и сказала, что башню взяли.

Саша снова замолчал.

«Тупо, тупо, сиди тупо, молча, тупо, тупо, — повторял себе Саша, злясь на свои бестолковые ответы, — тупо, тупо, — говорил он, — тупотупотупотупо…»

— Ну, давай, давай, голубчик, говори уже, короче, — Серый явно торопился. — Я тебе честно скажу, ничего скрывать не буду: нам дали три часа на то, чтоб мы с вами разобрались. Потому что вы устроили международный скандал, — слово «международный» он произнес по слогам. — И подставили нашего с вами президента, — на словах «нашего с вами» Серый сделал ударение. — Но это не самое главное. Нам дали полную свободу действий. Знаешь, о чем я говорю? Вот мы можем тебя сейчас выбросить из окна, а потом тебя найдут на дороге, сбитым неизвестным автомобилем, скрывшимся с места происшествия. И никто даже не удивится, что у тебя в каждом глазу по бычку, а в жопе резиновая палка. Веришь мне?

— Верю. Если бы я что-то знал, я бы сказал, — ответил Саша тихо, голосом, лишенным каких бы то ни было эмоций.

— Как хочешь, — сказал Серый. — Мне кажется, ты мне все-таки не веришь.

— Верю.

— Не веришь. Но мы сейчас тебе все докажем.

Саша даже не успел заметить, как голова его оказалась в целлофановом пакете — Паленый набросил.

Вдохнул раз, и воздух кончился. Серый смотрел на Сашу пристально, словно первый раз увидел.

Показалось, что голова вздулась и наполнилась теплой кровью. Веки стали тяжелыми, набрякшими. Саша открывал и закрывал глаза, словно пытаясь дышать ими. Крутил головой, как глупое животное.

Сняли пакет, и Саша, с хрипом вздохнув, на выдохе в ярости заорал, не подбирая слов, что — надоели, что — беспредельные твари, что — не знает ничего, не знает!

Вошел Сальный, не обращая внимания на Сашу, попросил у Серого какую-то бумагу, уселся, стал читать, невозмутимо играя ноздрей, словно туда попала пушинка.

Саша даже замолчал от удивления.

— Как дела? — спросил Сальный у Серого так, будто тут никто и не орал от ужаса, когда он явился.

Серый неопределенно пожал плечами.

Отложив бумагу, Сальный набрал номер на телефоне, кого-то радостно поприветствовал, судя по теплоте голоса, бабенку какую-то. Довольно защебетал с ней.

Сашу вновь начали теребить. О чем говорили Яна и Матвей? Ни о чем не говорили. О чем говорили? Я их не видел. Заколебал, придурок. Я не придурок. Я их не видел.

Паленый, как в клещах, зажал болезненную мышцу над Сашкиной ключицей.

Саша снова заорал.

Сальный на секунду прикрыл трубку, сделал грозное лицо и злобно зашептал:

— Прикрой рот, сученок, — и тут же, сменив тон, вернулся к собеседнице, забубнив игриво: — Нет, а когда мы это выясним? — допытывался он до нее. — Давай я заеду к тебе? Нет? А ты ко мне?

Паленый все давил мышцу, и Саша не послушался Сального, заверещал изо всех сил и спустя мгновение вновь оказался в пакете.

Но на этот раз он уже вспомнил, что пакет можно прокусить, главное — не выдыхать, когда за целлофановой стеной находишься.

Саша втянул в себя, в свой рот повлажневшую, тонкую, прозрачную кожу пакета, цапнул ее зубами, бодаясь и, кажется, рыча.

Вдохнул счастливо и принялся сплевывать налипший на горячий язык целлофан. Тут же получил тяжелую, раздраженную оплеуху от Паленого. Неожиданно для себя самого дернулся резко вперед, грохнулся на пол вместе со стулом и, уже лежа на полу, плюнул в эту гниду, на ботинок его. Этим ботинком и получил Саша в лицо, куда-то в переносицу, и, почувствовав мгновенное блаженство, вырубился. Только о том и мечтал.

Очнулся до обидного быстро — на лицо полили из графина. Такая хорошая вода, хотя, наверное, протухшая уже. Но очень хорошая, сырая.

— Кровищи-то. Ты ему нос, что ли, сломал?

Это, кажется, Серый. Так думал Саша, смаргивая воду, заливавшую глаза. Какая-то она густая, вода.

— Хули ему будет, — не очень уверенно сказал Паленый.

— Мля, я думал, он сдох тут у вас. Поехали в лесок… — сказал третий. — А то сейчас Виталич опять прибежит.

— А чего он прибежит? Он в курсе.

— Он в курсе, но ему-то по фигу. Это его не касается.

Саша уже не разбирал голосов. Зато понял, что густая вода — это его кровь из носа. Хотя, странно, боли пока не чувствовалось. Сашу резко подняли вместе со стулом, и в переносицу так екнуло, что он застонал почти по-детски: «Ай-ааай…»

По лицу текло. Опустил глаза — увидел собственный пах весь в крови, куда капало часто сверху. Часто, тяжелыми длинными каплями.

Сашку отстегнули от стула — и снова защелкнули браслеты на руках.

— Пошли, — толкнул кто-то.

Саша, покачиваясь, пошел. Сейчас уже получалось — идти тупо, быть тупым, фокусироваться лишь на том, как тяжело, хлюпая, стекает кровь.

У двери остановили.

— Что, мы так и поведем его? — спросил кто-то.

Подняли прямо с пола тряпку, быстро вытерли морду, но только кинули эту тряпку на пол, Саша опять со злобой и старанием шмыгнул носом, выдувая кровь, чтоб — погаже выглядеть, чтоб текло не переставая. В голове мутно полыхнуло от этого. Но сразу как-то по-звериному радостно стало, когда на него заорали:

— Заколебал, мудило! Ну ты мудило, а…

Заставили нагнуться так низко, чтоб не было видно лица, и гнали по коридору, а он нарочно громко дышал, оставляя кровавый следок, словно играя, словно всерьез веря, что его по этому следку отыщут и спасут.

В машине обернули голову, почти до самых глаз, той самой половой тряпкой — ее, оказывается, прихватили с собой. Чтоб машину не испачкал, понял Саша.

Тряпка была немного сырая, от старой, непросохшей воды, которой мыли пол, — Саша вяло жевал губами эту влагу, ни о чем не думая. Везут куда-то. Пусть везут. Даже на улицу не смотрел, на машины. Отдыхал.

А эти курили. Потом один из них сказал что-то, нерасслышанное Сашей, и они стали хохотать.

От смеха, без паузы, перешли к Саше. Начали бить и спрашивать все о том же.