Покуда я тебя не обрету - Джон Ирвинг

– У них был человек, который настраивал орган перед концертами, но твой папа настоял, чтобы взяли еще одного, и этот второй настраивал инструмент каждый день, – добавила Ритва.

– Каждую ночь, – поправила ее Ханнеле.

Тут-то Джек и понял, кто был этот «дополнительный» настройщик – тот самый толстощекий юноша по имени Франс Донкер, «вундеркинд», как говорила мама, который посыпал пудрой мануальную скамью, чтобы легче было по ней ездить (она, как и орган, была гигантская). Тот самый, который однажды ночью играл Джеку, маме и прочим шлюхам, страдающим от бессонницы, а должен был настраивать орган.

– Говорят, что тот, кто играет в Аудекерк, играет для двух типов людей – для туристов и для проституток! – сказал Кари Ваара Алисе с Джеком. Ваара очень гордился Уильямом, поведали Джеку Ритва и Ханнеле, говорил, что Уильям его лучший ученик за всю жизнь.

Но Алиса хотела, чтобы в глазах Джека отец был ничтожеством, простым настройщиком; она целенаправленно унижала и очерняла отца в глазах Уильяма.

– Но в Амстердаме что-то произошло, – сказал Джек. – Отец больше не переезжал за нами из города в город. Значит, что-то случилось.

Ханнеле снова покачала головой.

– Какой-то адвокат заключил с твоей мамашей сделку, Джек, – сказала Ритва. – Условия были жестокие, но кто-то должен был остановить ее.

– Это не сделка, это черт-те что! Бедный Уильям, как только он на это пошел! – в ярости закричала Ханнеле.

– Ханнеле, для Джека это была неплохая сделка, – возразила Ритва.

– Я не помню никаких адвокатов, – сказал Джек.

– Это была женщина, фамилия, кажется, Фемке, а может, это ее имя. Знаменитый специалист по бракоразводным делам, сама когда-то прошла через чудовищный развод.

Боже мой, ну это уже просто смешно! Джек думал, что Фемке проститутка, а она адвокат! Господи, как мама только выдумала эту идиотскую, шитую белыми нитками историю про то, как Фемке стала проституткой, чтобы утереть нос бывшему мужу! Джек помнил, мать внушила ему, что Фемке была очень богата, но пошла на панель! Впрочем, чему только не поверишь, если тебе четыре года, а мама кормит тебя дезинформацией не хуже иностранной разведки? Когда у тебя не память, а сплошная подделка?

– Джек, тебе нужно все разузнать самому. Начни с полицейского, в этой истории фигурировал какой-то человек из полиции, лучший друг твоего отца, – посоветовала Ритва.

– Более того, он был твой лучший друг, Джек, – именно он тебя спас, – сказала Ханнеле.

– Да, его я помню, – сказал Джек.

Отличный был, в самом деле, парень этот Нико Аудеянс – голубые глаза, шрам в виде перевернутой буквы «Г» на скуле.

– Я, конечно, думал, что он лучший друг мамы, – объяснил Джек девушкам. – А еще я думал, что Фемке – шлюха!

Они сидели на кожаном диване в гостиной, тьма объяла уже и купол Церкви в скале. Девушки сели по разные стороны от Джека и обняли его.

– Джек, шлюхой была твоя мамаша, а Фемке просто адвокат, – сказала Ханнеле.

– Мама стала проституткой только на одну ночь! – в ужасе, едва не поперхнувшись, возразил Джек. – Она приняла единственного клиента – молодого, совсем юношу, девственника, по ее словам.

Девушки обняли его покрепче.

– Джек, никто не становится шлюхой на одну ночь, – заметила Ритва.

– Кроме того, проститутка не может принять единственного клиента, не говоря уже о том, чтобы это оказался девственник, – сказала Ханнеле.

– Я придумала – нам надо сегодня поужинать вместе! – воскликнула Ритва.

– Только если у Джека нет других планов, – сказала Ханнеле, дразня его. – Я не буду делить Джека Бернса с другой женщиной!

Он сидел на диване, смотрел во тьму за окном.

– Кажется, у него как раз другие планы, – сказала Ритва.

– Да, точно. Я вижу это по глазам, – подтвердила Ханнеле.

– Простите меня, – сказал им Джек. Он и не подозревал, что в ту ночь ему придется извиняться еще раз.

Тренерша по аэробике была на тридцать первой неделе беременности, ждала второго ребенка.

– Что, от того же анонимного донора? – беспечно, насколько позволяли обстоятельства, спросил Джек. Они оба лежали в постели обнаженные, в его номере в «Торни», Мария-Лиза прижимала голову Джека себе к животу, чтобы он почувствовал, как там двигается плод.

– Мой муж умер, – объяснила она. – Мы хотели завести второго ребенка, но я три года не могла собраться с духом родить его одна.

– У тебя мальчик или девочка?

– Мальчик, четыре года.

В контексте «материала», который собирал по портам Северного моря и Балтики Джек, его интересовало все, что связано с мальчиками четырех лет от роду, но он решил, что сейчас не время говорить Марии-Лизе, как ему жаль, что он не сможет увидеть ее сына (у него наутро самолет в Амстердам).

Она сказала ему, что с ребенком сидит подруга, она накормит мальчика и уложит его спать. Мария-Лиза сказала также, что не сможет остаться с Джеком на ночь – она нечасто приходит домой после того, как сын ложится, и он в любом случае привык, чтобы она его будила утром.

Джек был восхищен, какие физические способности у 31-недельного плода – тот брыкался изо всех сил; постельное мастерство тренерши впечатлило его не так сильно. Впрочем, Джек никогда не спал с беременной женщиной и не знал, чего ему ждать; его передергивало – она слишком страстная, слишком активная, впрочем, если бы он задумался, то понял, что беспокоиться не о чем, она же, в конце концов, каждый день занимается растяжками и прочим в спортзале, плюс, разумеется, все позы, которые он видел в немецком журнале, подлинные (такое фотомонтажом не получить).

Лишь позднее он понял, что хотел не заниматься с ней любовью, а просто обнять ее и заснуть. Он хотел лишь положить руку на ее огромный живот и воображать, что рядом с ним два любимых человека – не только женщина, но и ребенок, которого она вскоре родит. Как замечательно так засыпать!

В дверь постучали, сначала тихо, потом все громче и настойчивее. Конечно, Сами Сало стучал по-другому, но Джек отлично вписал стук в свой сон, где был счастливым отцом.

– Мария-Лиза, ты здесь? – раздался из коридора мужской голос. Потом мужчина произнес фразу, которую Джек не понял – видимо, по-фински.

Беременной тренерши и след простыл. Джек проснулся, он лежал в постели один; он пошел в ванную и обвязал бедра полотенцем. К зеркалу кто-то приклеил зубной пастой (Джековой) конверт с фирменным знаком отеля «Торни», как изобретательно! Это же ее записка. Наверное, Джек говорил во сне, потому что текст записки был следующий:

Меня зовут Мария-Лиза, а не Мишель. Кто такая эта Мишель?

Джек смял конверт, выкинул его в мусорное ведро в ванной и, придерживая полотенце, пошел открывать; он почему-то думал, что знает, кто рвется к нему в номер.

– Мария-Лиза, я знаю, что ты тут, – произнес мужчина несколько громче.

Джек, конечно, не подозревал, что мужчина взял с собой ребенка. Но что несчастному оставалось делать? Если ты хороший отец, ты не оставишь четырехлетнего сына одного.

Джек даже сомневаться не стал, что перед ним муж Марии-Лизы – а никакой не призрак ее покойного мужа либо анонимный донор спермы. Если у Джека и были задние мысли, ребенок их тут же развеял – у мальчика такие же темно-русые волосы, как у мужчины, и такое же овальное лицо и миндалевидные глаза, как у матери.

– Я знал, я знал! – воскликнул муж Марии-Лизы. – Вы Джек Бернс. Мария-Лиза сказала, что видела вас в спортзале.

– Ее здесь нет, – сказал Джек.

Несчастный муж заглянул через его плечо внутрь. Мальчик попросил папу взять его на руки, он был в пижаме с горнолыжной курткой поверх и детских мягких тапочках с вышитыми оленями. Джек сделал шаг назад и пустил обоих в номер. На кровати кучей лежали покрывала, одеяла и подушки; молодой муж смотрел на нее, словно старался опознать в форме белья очертания беременной жены.

Мария-Лиза сказала ему, что у нее занятия в спортзале допоздна, но, уложив мальчика спать, он нашел в шкафу ее спортивную сумку, случайно, – убирал в квартире и заглянул в шкаф за какой-то мелочью.

Он показал Джеку листок бумаги, который нашел в сумке – «Джимми Стронах, отель «Торни». Муж, впрочем, сразу догадался, что она пошла к Джеку Бернсу.

– Она мне весь день говорила: «В спортзал пришла кинозвезда, а я хожу там, как бегемот!» А ведь вы даже не самый ее любимый актер, впрочем, я думаю, это не важно, – сказал муж.

Мальчишка попросил папу поставить его на пол и сразу полез на кровать, папа явно был этим ошарашен и недоволен. Мальчик тем временем стал рыть ходы под подушками и одеялами.

– Она не хотела второго ребенка, – сказал мужчина Джеку, – а забеременела случайно и все считает меня виноватым, потому что я-то хотел еще детей.

Мальчик хотел спать, но желание побеситься с подушками и покрывалом перевесило, он бегал по кровати на четвереньках, как зверек, собирающийся зарыться в землю. Джек решил, что мальчик не знает английского, а стало быть, не понимает, о чем они говорят с его папой. Впрочем, даже говори Джек и папа по-фински, он не стал бы обращать на них ни малейшего внимания.