Том 6. Остров Пингвинов ; Рассказы Жака Турнеброша ; Семь жен Синей Бороды ; Боги жаждут - Анатоль Франс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как антиклерикальная и антирелигиозная сатира, «Остров пингвинов» закономерно вытекает из предыдущего творчества Франса, из его постоянной борьбы против католицизма, начатой еще во времена «Коринфской свадьбы» и продолженной в «Таис» и «Аметистовом перстне». Но в окончательной редакции это произведение значительно переросло рамки первичного замысла. Антиклерикальная тема приобрела подчиненное значение, а произведение в целом превратилось в беспощадный памфлет против всей цивилизации классового общества, в особенности буржуазной цивилизации.
«Остров пингвинов» стоит в том же ряду, что «Путешествия Гулливера» Свифта, «История одного города» Салтыкова-Щедрина. Подобно Щедрину, Франс выдает «Остров пингвинов» за историческое исследование; при этом он высмеивает буржуазную историографию. Сама композиция книги пародирует официальные учебники истории Франции. Для вящей научности в ней сохранена даже общепринятая историческая периодизация: Древние времена, Средние века и Возрождение, Новое время, Новейшее время; в книге распознаются многие персонажи и события французской истории — древняя королевская династия Меровингов (династия Драконидов), Карл Великий (Дракон Великий), Столетняя война с Англией (война королевы Крюша́ с дельфинами), французская революция конца XVIII в., Наполеон (Тринко) и т. д. Наконец, постоянные ссылки на «документы» (часто вымышленные) и «теоретическое» введение к истории пингвинов довершают пародию.
На рубеже XIX и XX вв. Франс обратился к жанру социального романа из современной жизни, но его интерес к исторической тематике не ослабел; долгие годы работает он над «Жизнью Жанны д’Арк» (1904—1908), создает множество рассказов на исторические сюжеты, обдумывает роман о Наполеоне, о французской революции конца XVIII в. и т. д. Взгляд писателя на исторический жанр в литературе меняется. В 80—90-е гг. XIX в., в период написания «Таис» и «Прокуратора Иудеи», А. Франс вслед за релятивистом Ренаном отрицал историческую науку как таковую, считал бессмысленными всякие попытки толковать исторические факты и устанавливать закономерности в истории. Он утверждал, что поэт скорее, чем ученый, может проникнуть в историю и воскресить прошлое силой своего воображения. Единственной задачей исторического жанра в литературе он считал воссоздание психологии, страстей, деталей быта отдаленных эпох. Теперь же, в произведениях девятисотых годов, Франс стремится обобщить исторические факты, установить причины и следствия событий и даже ставит вопрос о перспективах исторического развития («На белом камне», «Остров пингвинов»). В «Острове пингвинов» Франс пародирует не историческую науку вообще, а эмпирический метод буржуазных историков, бессмысленное собирание мертвых фактов. «Разве мы стремимся извлечь из текста, из документа хотя бы крупицу жизни или правды? Мы попросту, не мудрствуя лукаво, издаем тексты. Мы во всем придерживаемся буквы»,— иронически пишет он в «Предисловии».
Дружелюбная усмешка над оторванными от жизни учеными с их бесполезной эрудицией (Сильвестр Боннар, г-н Пижоно) сменяется теперь в творчестве Франса беспощадным осмеянием мертвой науки. В «Острове пингвинов» появляется гротескный образ историка Фульгенция Тапира, тонущего в море никому не нужных исторических документов, а в «Восстании ангелов» (1913) — образ полусумасшедшего маньяка библиотекаря Сарьетта, который не дает людям дотронуться до книг и тратит долгие годы на составление каталогов, в которых никто, кроме него, не в состоянии разобраться.
Более того, Франс, автор «Острова пингвинов», ясно видит классовый характер буржуазной исторической науки и направляет острие своей сатиры именно против тех историков, которые, «списывая друг у друга», потакают обывательским вкусам и являются апологетами ненавистного писателю буржуазного общества,
«Если вы хотите, чтобы ваша книга была хорошо принята,— пишет он в «Предисловии»,— не упускайте в ней ни малейшего повода прославить добродетели, составляющие основу всякого общества: почитание богатых, благочестие и особенно смирение бедняков — этот краеугольный камень общественного порядка. Заверьте читателей, что происхождение собственности, благородного сословия и жандармерии будет рассмотрено в вашем труде с подобающим уважением».
Этой иронической декларацией А. Франс заранее отвергал нападки на «Остров пингвинов», которые он справедливо предвидел (виднейшие французские критики — Мишо, Виктор Жиро — враждебно встретили книгу), а также отвечал на неодобрительные отзывы буржуазных историков о незадолго до того опубликованной «Жизни Жанны д’Арк»,
Полемика с буржуазной историографией пронизывает все связанные с историей произведения Франса тех лет и прежде всего «Остров пингвинов», в котором перед автором не столько историческая, сколько сатирическая задача. Бесполезно искать в этом произведении, как в других книгах Франса, историческую экзотику, полнокровные образы, последовательное изложение исторических событий. Центральное место здесь (даже по количеству страниц) занимает сатира на буржуазную Францию, чуть прикрытая прозрачной аллегорией; все предыдущие главы книги только подводят к этой главной теме; фантастическая история пингвинов нужна Франсу для того, чтобы осмеять идею разумности и незыблемости буржуазного общества, показать истоки собственнического строя и его историческую обреченность.
В оценке феодального прошлого Франс перекликается с гуманистами и просветителями. Перефразируя Вольтера, он пишет: «Как сказал один из великих писателей Альки, жизнь народа соткана из преступлений, бедствий и безумств»; подобно Вольтеру и Рабле, он высмеивает теорию божественного происхождения королевской власти (первый король пингвинов, основатель династии — сын разбойника и вора Кракена), развенчивает восхваляемых историками монархов (Дракон Великий, королева Крюша́ и др.), обличает феодальные войны, церковные чудеса. Антирелигиозные страницы «Острова пингвинов» не раз заставляют вспомнить «Орлеанскую девственницу» Вольтера. В главах «Марбод» и «Знаки на луне» А. Франс противопоставляет феодальному средневековью античность и прославляет прогрессивную культуру Возрождения. Но прошлое интересует его в свете основной задачи книги — сатиры на современность; этим объясняется фрагментарность ее композиции и беглость некоторых разделов, отмеченная самим автором. (Так лишь несколько строк посвящено революции 1789 г.)
Изображение пингвинской буржуазной республики преемственно связано с «Современной историей» и также представляет собой острый политический памфлет. Здесь те же события, сходные образы, эпизоды, порой та же авторская интонация. С гневом и сарказмом рисует Франс насквозь прогнивший государственный строй, всеобщую продажность, алчность и разложение. Прикрываясь видимостью демократии, в Пингвинии фактически хозяйничает финансовая олигархия. Автор язвительно замечает, что слово «республиканцы» стало в буржуазной республике синонимом слов «поддельщики» или «плуты». Перед читателем проходит галерея стоящих у власти авантюристов, спекулянтов, бездарностей и пройдох. Политическое лицо буржуазной демократии художественно обобщено в гротескном образе министерства Визира, о котором в специальном авторском примечании сказано, что оно «оказало значительное воздействие на судьбы страны и всего мира».
Но даже такая республика в опасности: ее хозяевам-финансистам по существу безразлично, какой политический строй в их стране, так как они уверены, «что могут беспрепятственно действовать при любом правлении»; но они в любую минуту готовы продать республику ради монархии, «лучше всего вооруженной против социалистов». Как и в «Современной истории», Франс показывает заговор против республики, в котором объединились финансисты, аристократы, церковь и военщина. Благочестивый Агарик, князь де Босено, виконтесса Олив, интригующие для восстановления на престоле последнего потомка драконидов — принца Крюшо,— достойные собратья Жозефа Лакриса, баронессы де Бомон, стремящихся возвратить на французский престол Орлеанскую династию, свергнутую революцией 1848 г. Заговор эмирала Шатильона воспроизводит перипетии провалившейся в конце 80-х гг. попытки генерала Буланже произвести во Франции государственный переворот.
Блестящий образец сатирического мастерства Франса — эпизод «Дело о восьмидесяти тысячах копен сена», с вольтеровским остроумием высмеивающий буржуазное правосудие. Основой для этого сюжета послужил нашумевший в 90-е годы судебный процесс французского офицера Дрейфуса, ложно обвиненного в государственной измене, процесс, явившийся поводом к ожесточенной борьбе реакционных и прогрессивных сил страны. В свое время А. Франс, так же как Эмиль Золя, принял активное участие в этой борьбе на стороне демократии и затем, по свежим следам событий, рассказал о них в «Современной истории». В «Острове пингвинов», вновь возвращаясь к этому эпизоду из политической жизни Франции, Франс ставит перед собой задачу на единичном примере показать гнилость всей нравственно-политической системы буржуазного общества.