Страна, которой нет - Kriptilia

борьбу с враждебным влиянием на формирование общественного мнения, то есть, на все эти сетевые автоматические штучки, предназначенные обезвреживать атлантистских и реакционерских роботов-пропагандистов, Народная Армия использовала на свое материальное перевооружение. Я, признаюсь вам всем, консерватор и не такой уж завсегдатай виртуальной реальности, поэтому даже согласен с нашумевшим высказыванием уважаемого Хасана Эбади, мол, лучшее средство формирования общественного мнения – сплит-пуля в голову вражеского пропагандиста. Но необходимо помнить, что эта голова может скрываться за океаном. Нам теперь придется долго разбираться, что в инциденте с поголовным перевооружением Народной Армии и распродажей старого парка было добросовестной попыткой снабдить наши героические добровольческие части более современными огневыми средствами, что - головотяпством, что обыкновенным воровством, а что - антиправительственной деятельностью. В одном могу вас заверить, наша идеологическая безопасность не пострадает. Народная Армия уже пообещала скинуться и возместить грант, выделенный на создание роботов, вскладчину (смех).

Нет, ошибся, могу заверить вас еще в одном - заменять роботов живыми людьми мы в этом деле не собираемся. Травить наших граждан - не наш путь.

Выступление Эмирхана Алтына в связи с шумихой по поводу нецелевого использования Народной Армией средств, выделенных на создание сети роботов идеологической защиты, 21 мая 2038 года.

Интермедия: Северо-запад Турции год 2025, перекресток посреди нигде

Дорога оставалась пустынной. Где-то позади вчера взорвали мост и движение (в основном, из Балыкесира куда подальше) прекратилось. И то сказать: мало кому хотелось там оставаться, особенно когда в городе беспрерывно шли столкновения, иной раз и все чаще – со стрельбой. А мятежники нависали над столицей провинции уже с трёх сторон. Это грозило не просто погромами или стычками, а полноценными уличными боями – как в Бурсе. Наверное, эти мысли должны были что-то вызывать – гнев, панику. Но даже паника у него получалась какой-то вялой. И у беженцев, пока они еще шли, катили, катились – тоже. Наверное, потому что не первый раз. Наверное, потому что все слишком устали. На отчаяние тоже нужны силы.

Последние сутки на перекрёстке было тихо. Смертная тоска.

«Смертная – очень подходящее слово», - подумал Рахим, глядя на опустевшую дорогу. Четырнадцать часов назад ему сбросили спутниковый снимок: из Кепсута выдвигалась колонна техники, по меньшей мере, восемь танков и три десятка автомобилей. И кажется именно сюда. Он ждал появления противника всю ночь, и не выспался, его люди тоже. Но мятежники не торопились. Или заблудились. Или встретили кого-то еще – хотя это Рахим бы услышал, а, может быть, даже увидел бы, если бы в Балыкесире опять подсуетились со спутниковой съемкой. Встретили кого-то. Или упали с края мира. Где-то тут он должен был быть. Или ушли собирать ромашки. Невозможно, скажете? А все остальное, значит, возможно?

Застава на дороге представляла собой сборную солянку – батарея из четырёх устаревших орудий, да рота солдат с автоматами и гранатомётами. Позиция, хоть и лучшая в окрестностях – всё равно, мягко говоря, не подарок. Если на той стороне мало-мальски грамотные командиры, они сначала раздолбают заставу из танковых пушек, находясь на дистанции, с которой по танкам почти невозможно вести эффективный огонь, а потом намотают на гусеницы то, что от неё останется. Впрочем, если даже они дураки, что сомнительно, и решатся на лобовую танковую атаку, шансов у заставы всё равно примерно один из ста.

А если пролетевший утром беспилотник принадлежал мятежникам – они не просто не дураки, у них и воздушная разведка есть.

С того самого утреннего часа у Рахима разболелась голова. В затылок будто ввинчивали тупой штопор. Он проглотил несколько таблеток и теперь вслушивался, ожидая, что вот-вот боль и муторное раздражение пройдут, сменившись, как обычно, легким головокружением и непродолжительной эйфорией. Лекарство не действовало, словно подчинившись всеобщей окрестной апатии и безнадеге.

Город за спиной иногда давал обстановку, но на деловые вопросы толком не отвечал, отмалчивался. Мост, допустим, взорвали – но какой-то «воздух» у округа еще был, натовцы Балыкесир почти не долбали, сельскохозяйственный район, дыра... «Воздух» был, но Рахим на него не рассчитывал. Развал, разор, немного страха перед натовскими беспилотниками, регулярно валившими военную технику всех сторон без тени избирательности, но главное – апатия. И тупой усталый испуг, не позволяющий ни сдать город, ни обороняться всерьез. Разозлишь ведь сопротивлением, будет хуже. В такие минуты Рахим почти понимал мятежников.

Показавшаяся машина была полицейской легковушкой, должно быть захваченной повстанцами в Кепсуте. Вряд ли там прятался смертник, но мало ли что? Когда поблескивающая новенькой краской из-под слоя пыли машина приблизилась на сотню метров, офицер поднял вверх автомат, приказывая остановиться. Нет, по всем приметам за рулем не смертник. Могли, конечно, выманивать под снайпера, но это вряд ли – откуда им знать, что говорить с ними будет именно командир заставы? Рахим, кажется, не возражал бы и против снайпера. Только чтоб побыстрее.

Человек, который вылез из машины, и теперь быстрым решительным шагом направлялся к Рахиму, ни фанатика-самоубийцу, ни приманку собой совершенно не напоминал. Невысокий, жилистый, пыльный и какой-то излишне обыкновенный. Если бы этот тип не был в штатском… впрочем, перебежчики из «полиции безопасности» у мятежников тоже имелись наверняка. В последнее время, к ним как-то вообще много бежали. Какая теперь разница? Разница, впрочем, была: в условиях сдачи. Надо было собраться, встряхнуться и думать о деле, а не получалось перешагнуть через усталость и сверло в затылке.