В начале перемен - Михаил Давидович Харит

оценили выдающегося текста. Заморские штаны стоили зарплаты мамы, а денег катастрофически не хватало.

Подросток менялся. Только что был нежный росток, а уже появились первые листья и шипы. Бродят юные соки, бутоны превращаются в прыщи, расцветают на щеках. Пестики и тычинки назойливо предлагают себя первым встречным пчёлам.

В восьмом классе Андрея принимали в комсомол.

В те далёкие времена в каждой школе работал человек, отвечавший за идеологическое воспитание молодёжи, – комсорг. Крайне ответственная должность, входившая в особую номенклатуру. Обычно это была разведённая женщина среднего возраста, со стальным характером и горячим сердцем. Перед ней трепетали не только ученики, но и учителя.

В школе Андрея эту должность занимала Ольга Владимировна, женщина тридцати лет, пышная чернобровая казачка. Её звали уважительно и просто: «Комиссар». Она-то и задала Андрею главный вопрос:

- Почему ты хочешь стать комсомольцем?

Конечно, Андрей заранее вызубрил ответ:

- Потому что хочу стать строителем коммунизма. – Но слова неожиданно застряли в горле.

Он глядел на пышную грудь, натянувшую тесное платье. На полные красные губы, будто она только что ела арбуз. Он почувствовал, как бешено колотится сердце. Кровь прилила к лицу.

- Ну же, – повторила Ольга Владимировна.

Как красиво она подняла руку.

- Не бойся, мы не кусаемся.

Андрей понял, что от него что-то ждут. Но не мог сообразить что именно.

Наконец удалось сглотнуть слюну.

- Люблю, – прошептал он, уставившись в глаза комсорга.

- Громче! Что ты любишь?

- Строить коммунизм, – совсем сник Андрей.

Глаза девушки смеялись.

- Хорошо! Дадим тебе такую возможность. Когда получишь комсомольский билет, зайди ко мне. Решу, чем будешь заниматься по общественной линии.

Андрей несколько дней подглядывал за Ольгой Владимировной издалека. Прятался за колонной.

Наконец решился. Кабинет комсорга школы был украшен красными знамёнами и плакатами, призывающими «догнать и перегнать…», «быть верным ленинцем…» и «высоко нести…».

Ольга Владимировна сидела за чистым столом и понимающе разглядывала толстоватую фигуру подростка.

- Запри-ка дверь, – вдруг велела она. – Есть разговор.

Андрей повернул ключ в замке. Сразу в комнате что-то изменилось. Они были вдвоём.

- Садись!

Он сел.

Комиссар вышла из-за стола. В глаза бросились её высокие кожаные сапоги.

- У тебя бабка в Израиле? – неожиданно спросила она, делая ударение на последнем слоге.

- Да, но я точно не знаю.

- Небось и сам мечтаешь драпануть из страны?

- Нет-нет.

- Все вы хотите уехать. Особенно талантливые. А ты, говорят, художник. Или скульптор?

Она подошла вплотную. И провела острым ногтем по лбу парня. Потом вдруг села к нему на колени.

Она была страшно тяжёлой. Андрей не знал, куда девать руки. Когда понял, что Ольга Владимировна вот-вот упадёт, обнял её.

Та словно ждала этого.

- Из молодых да ранних? Привык девок мять? Говорят, баб голых рисуешь. А это статья. Порнография. Три года как минимум.

Женщина не делала попытки освободиться. Наоборот, теснее прижималась.

Андрей промычал что-то невразумительное.

Неожиданно Комиссар поцеловала его. Словно укусила.

Андрей совсем потерял голову и сжал пышное девичье тело. Под ладонью оказалась мягкая грудь.

- Ну-ну. Остынь.

Она вскочила. Огладила руками бёдра.

- А меня голую нарисуешь?

- Конечно, как скажете.

- Как скажу? Это ты правильно понял. Будешь делать всё, что я прикажу, талантливый мальчик. Вот мой адрес. – Она протянула клочок бумаги. – Приходи в субботу в час. В шаббат, по-вашему.

Андрей сходил с ума в ожидании назначенного дня. Голова пухла от неопределённости.

Что же будет?

Что-то случится.

Ольга Владимировна жила в обычной пятиэтажке на четвёртом этаже. Звонок тренькнул беспомощно. Но дверь открылась сразу.

- Ты точен. Проходи.

Она была одета в пёстрый халат, разукрашенный птицами с длинными сиреневыми хвостами.

Андрей робко поставил этюдник и выпрямился.

Квартирка оказалась убога. Он ожидал увидеть величие правительственных хором. Просторный кабинет с портретами вождей, стол с зеленым сукном, бронзовой лампой со стеклянным абажуром и массивными письменными приборами.

Действительность не вписывалась в придуманный им образ. Одну стену закрывал громоздкий полированный шкаф, где на полках равнялись спортивные кубки. Там же виднелась фарфоровая статуэтка зайца, нежно прижимающего к груди морковь. Сбоку выстроились несколько книжных серий.

Другая стена была голая, прикрытая от стыда гигантской политической картой СССР. У окна стоял раскоряченный диван, рядом с которым лежали гантели.

- Комсомолец должен быть сильным, – неожиданно заявила Ольга Владимировна, поймав взгляд гостя.

Андрей подумал, вдруг это маскировка и за закрытой дверью прячутся настоящие комнаты. Но додумать эту гипотезу не успел.

- Сколько раз отжимаешься? – услышал строгий вопрос.

- Раз пять, наверное, – признался Андрей, который не злоупотреблял спортом.

- Слабак! Очень плохо. Я могу пятьдесят. В десантных войсках для мужчин норматив семьдесят. Буду тебя воспитывать. Снимай рубашку и отжимайся.

Андрей отжался шесть раз. И, обессиленный, лежал лицом вниз.

Неожиданно почувствовал, как Комиссар села верхом на его плечи:

- А теперь со мной.

Она елозила животом по его спине. Андрей понял, что под халатом Ольга Владимировна голая.

- Перевернись, – приказала она.

То, что было потом, изменило все представления парня о сексе. Комиссар скакала на его теле, словно на мустанге. Делала это грубо и исступлённо. Сладкая боль охватила тело мальчика. Ощущение росло и ширилось, пока не взорвалось бомбой.

Он очнулся, потому что Ольга Владимировна закатила ему пощёчину. Потом ещё.

- Это только начало, – орала она. – Мы красные кавалеристы. Вся наша жизнь – борьба. Давай, Соркис, оживай. Приказ: «Голову не вешать!»

Новые и новые пощёчины сыпались на щеки, но неожиданно Андрей понял, что возбуждается. Лобовая атака в сексе начинается с другого конца.

- Ага! С нами Ворошилов – красный офицер. Сумеем кровь пролить мы за СССР!

Андрей уже не понимал, что происходит. Наслаждение захлестнуло его.

Ольга Владимировна мчалась туда, где был виден враг. И в битве упоительной лавиною стремительной врезалась в Крым, расположенный на карте прямо напротив её головы.

Кажется, он потерял сознание.

Очнулся оттого, что Комиссар окатила его лицо водой из чайника.

Вода потекла под спину, холодила лопатки. Он, как дурак, улыбался, плавая в остатках наслаждения.

- Нечего лыбиться. Одевайся и уходи. Придёшь в следующую субботу в это же время. Кому расскажешь – шкуру на ремни располосую.

Неделя прошла в дурмане. Не мог ни есть, ни спать. В школе украдкой разглядывал высокую, красивую и такую взрослую Ольгу Владимировну. Сознание, что эта эффектная женщина – его любовница, кипятило мозг так, что глаза вспучивались.

В субботу вновь стоял перед знакомой дверью.

В этот раз Комиссар накрыла стол. Бутылка водки, а на закуску чёрный хлеб и сало.

- Попробуешь нашего русского причастия. Дома небось свою мацу ешь? – И она налила треть стакана: – Пей.

Андрей послушно выпил. Водка обожгла гортань. Он задохнулся. Взял протянутый кусок