Энеолит СССР - Вадим Михайлович Массон

I и другими памятниками, объединяемыми ныне в заманбабинскую культуру (Кузьмина Е.Е., 1958; Гулямов Я., Исламов У., Аскаров А., 1966). Обряд могильника (индивидуальные скорченные погребения в ямах и подбоях) и ряд находок в нем, в том числе керамика (характерные острореберные сосуды), указывают на безусловное сохранение степных традиций, сложившихся в среде древнеямных и катакомбных племен. Вместе с тем другая группа находок отражает совершенно иную традицию, связанную с раннеземледельческой средой и соответствующими культурами юга Средней Азии. Взаимные влияния выражены здесь достаточно четко, причем местные и южные элементы явно преобладают в процессе сложения заманбабинской культуры, в основном оседлой и земледельческой. «Из областей древнейшего в Средней Азии земледелия, — пишет В.М. Массон, — попали в Заманбабинский могильник отдельные предметы; оттуда же, видимо, пришло и знакомство с медью и, скорее всего, оттуда же были доставлены и первые зерна злаковых культур» (Массон В.М., 1964; с. 185). Степные черты знаменуют явно привнесенные элементы, но отражают не единичное вторжение, а достаточно длительные контакты. Здесь можно говорить об одном из ранних этапов таких контактов, которые в дальнейшем неуклонно возрастали и определили как формирование оригинальных культур бронзового века степной Средней Азии (Итина М.А., 1977), так и значительные культурные и этнические сдвиги, происшедшие в Центральной Азии в целом.

Механика и конкретные пути наиболее ранних контактов древнеямных племен со Средней Азией пока еще освещены очень слабо: лишь отдельные находки на Эмбе и в Зауралье (Потемкина Т.М., 1978, с. 273) отмечают движение их к востоку от бассейна Урала, но само это движение несомненно. С ним связаны контакты не только с югом Средней Азии, но и с более восточными участками степной полосы, уходящими в пределы Южной Сибири, вплоть до Алтая, Минусинской котловины, а возможно, даже и монгольских степей. Важнейшим археологическим феноменом, знаменующим развитие этой части степной полосы в энеолитический период, явилась афанасьевская культура, во многом близкая и безусловно синстадиальная древнеямной культурно-исторической области Каспийско-Черноморских степей.

Афанасьевская культура была выделена С.А. Теплоуховым полвека тому назад и явилась первой древнейшей ступенью предложенной им блестящей систематизации памятников бронзового века Минусинской котловины (Теплоухов С.А., 1927; 1929). Именно здесь, под Афанасьевской горой у с. Батени, им были раскопаны первые 25 погребений под небольшими земляными насыпями или каменными выкладками, со скорченными костяками, сопровождавшимися весьма скромным инвентарем. Для последнего наиболее характерны яйцевидные остро- или круглодонные горшки, покрытые часто по всей поверхности резным или штампованным орнаментом. Сразу же бросается в глаза определенное сходство их с керамикой древнеямных погребений, особенно восточных, волжско-уральских групп. Представления об афанасьевской культуре были далее заметно расширены С.В. Киселевым. Им раскопан ряд новых памятников, выделены два территориальных варианта культуры — минусинский и алтайский, обоснованы весьма важные положения о наличии у афанасьевцев производящего хозяйства и об освоении ими металлургии меди. С.В. Киселев впервые поставил вопрос о синхронности и синстадиальности афанасьевских памятников древнеямным (Киселев С.В., 1950). Последнее сразу же получило определенные подтверждения и в антропологическом материале: Г.Ф. Дебецом и другими антропологами была установлена весьма значительная близость антропологических типов, представленных в афанасьевских и древнеямных погребениях (Дебец Г.Ф., 1932; 1948; Алексеев В.П., 1961).

Эти направления исследования получили дальнейшее развитие на материале, многократно умноженном в результате масштабных полевых исследований экспедиций М.П. Грязнова (Грязнов М.П., Вадецкая Э.Б., 1968). Число раскопанных погребений возросло более чем в пять раз. Кроме того, принципиально новым явилось открытие поселений, ранее не известных для афанасьевской культуры. Материалы этих памятников весьма расширили представления о древнейших скотоводах Южной Сибири и подтвердили тезис об общих моментах развития и несомненных связях между западными и восточными степными скотоводческими культурами. Было окончательно установлено наличие у афанасьевцев комплексного производящего хозяйства с безусловным доминантом скотоводства. Остеологическими данными засвидетельствовано разведение всех основных видов домашнего скота. Топография могильников, отдельные из которых располагались в глубинных степных районах, позволяет, как и у древнеямных племен, предполагать начало освоения открытых степных пространств, т. е. формирование подвижных форм скотоводства. Есть свидетельства и земледелия, хотя сколько-нибудь заметного развития оно не получило. Вместе с тем охота и рыболовство сохраняли здесь большую роль, чем в Каспийско-Черноморских степях. Скотоводческому и охотничьему хозяйству соответствовали и небольшие, сравнительно недолговечные поселки, состоявшие из жилищ двух видов — землянок и срубов. Однако в свете новых данных носители афанасьевской культуры не могут уже рассматриваться как разрозненные, маленькие, примитивные коллективы. Этому противоречит, прежде всего, отмеченное выше распространение у них производящих видов экономики.

Не менее важный показатель — овладение афанасьевцами металлообработкой. Наряду с медными и бронзовыми изделиями (украшениями, оковками деревянных сосудов, мелкими орудиями) найдены золотые и серебряные, а в женском погребении у Афанасьевской горы обнаружен браслет из метеоритного железа (Грязнов М.П., Вадецкая Э.Б., 1968, с. 161). Подобное развитие металлообработки с использованием нескольких металлов и некоторых из них в самородном виде характерно для энеолитического периода и полностью согласуется с соответствующими данными по ремеслу древнеямных племен, также применявших названный набор металлов. Многочисленные находки позволяют судить о достаточно высоком уровне развития у афанасьевцев и других ремесел: керамического (производство круглодонных и плоскодонных горшков, вазочек на поддонах — так называемых курильниц), камне- и деревообрабатывающего (в том числе изготовление деревянных сосудов). Практиковались также прядение, выделка кож, резьба по дереву и кости.

Тщательным изучением массовых материалов погребальных комплексов установлены значительная сложность и одновременно поразительное единообразие могильных сооружений и самих обрядов. Это свидетельствует об установлении здесь, как и в Каспийско-Черноморских степях, определенного ритуального единства на значительной территории. С другой стороны, особые проявления обряда (основные и впускные могилы, случаи половозрастной их дифференциации, вторичные захоронения и т. д.) позволяют ставить вопрос об отражении ими зарождавшегося социального неравенства и функциональной дифференциации в афанасьевских коллективах (Грязнов М.П., Вадецкая Э.Б., 1968, с. 164), т. е. о наличии у них тех же процессов, что отмечены у древнеямных племен. Новые подтверждения получила и антропологическая близость афанасьевцев с древнеямными, прежде всего, волжско-уральскими, группами при заметном отличии их от носителей, располагавшихся восточнее культур прибайкальского неолитического типа. Последние характеризуются явно выраженной монголоидностью. Афанасьевское же население и в антропологическом, и в культурном отношениях представляет собой «… крайнюю восточную ветвь европеоидных племен Евразии» (Грязнов М.П., Вадецкая Э.Б., 1968, с. 165). Широкое распространение его в степях было обусловлено теми же, что и на западе, формами скотоводческого хозяйства. Появление того же антропологического типа на территории Монголии позволяет предполагать и далекие вторжения отдельных афанасьевских групп, хотя этот вопрос, как и общая проблема границ афанасьевской культуры, далеко не ясны.

Еще раз подчеркивая многообразные, связывающие древнеямные и афанасьевские племена черты, отметим, что нет все же оснований считать последние простым