100 знаменитых харьковчан - Владислав Карнацевич

В своей вышеупомянутой статье Эренбург уже отметил многие характерные черты творчества Слуцкого: «Конечно, стих Слуцкого помечен нашим временем — после Блока, после Маяковского, но если бы меня спросили, чью музу вспоминаешь, читая стихи Слуцкого, я бы, не колеблясь, ответил — музу Некрасова». Слуцкого роднило с Некрасовым многое: проза, выраженная стихами, острая гражданская направленность поэзии; будничный язык; умение находить поэтическое в самых обыденных предметах и явлениях.

Борис Абрамович использовал перебои ритма, недосказанную, оборванную или намеренно нескладную фразу, повторение какого-нибудь характерного словечка. В его стихах есть и канцеляризмы, военные команды. Однако угловатость стихов Слуцкого обманчива. В них есть энергия, взрывающая гладкость классического стиля, но производящая большое впечатление, усиливающая эффект от содержания.

Как к медсестринской гимнастерке брошка,Метафора к моей строке нейдет.Любитель порезвиться понарошкуОсобого профиту не найдет.Но все-таки высказываю кое-что,Чем отличались наши временаВ моем стихе, как на больничной коечке,К примеру, долго корчилась война.

Темой стихов Слуцкого становились самые обычные люди — посетители бани, соседи по коммунальной квартире, но, как отмечалось многими исследователями, Борис Абрамович при этом смотрит на любую ситуацию через призму эпохи. Он мыслит большими временными категориями, рассматривает только что прошедшие события как через перевернутый бинокль — большое-то видится на расстоянии, а маленького для Слуцкого не существует. У Бориса Абрамовича особое чувство времени — обратите внимание, какие названия носят сборники его стихов.

Великая Отечественная война, естественно, заняла в творчестве Слуцкого совершенно особое место. Константин Симонов искренне восхищался тем, что Слуцкий умеет сказать то, что хотят выразить многие военные литераторы, но у них не хватает слов. Во всем своем облике Борис Абрамович сохранил облик офицера. Высокий, прямой, с седыми, аккуратно постриженными усами — поэт часто ходил в полувоенном френче, застегнутом на все пуговицы. Стихи он не читал, а рубил, особо акцентируя главную мысль. Редко кто видел Слуцкого смеющимся, его суждения были категоричны.

Еще одна тема, которая не могла обойти стороной Бориса Абрамовича Слуцкого стороной, — его еврейство. Поэт активно высказывался против антисемитизма, не выносил дурацких намеков и шуток.

Евреи хлеба не сеют,Евреи в лавках торгуют,Евреи раньше лысеют,Евреи больше воруют.Евреи — люди лихие,Они солдаты плохие:Иван воюет в окопе,Абрам торгует в рабкопе.Я это слышал с детства,Скоро совсем постарею,Но все никуда не детьсяОт крика: «Евреи, евреи!»Не торговавши ни разу,Не воровавши ни разу,Ношу в себе, как заразу,Проклятую эту расу.Пуля меня миновала,Чтоб говорилось нелживо:«Евреев не убивало!Все воротились живы!»

Тесно связан с характером поэта, его поэтическим стилем тот факт, что долгое время у него не было никаких стихов на любовную тему, а пейзажных стихотворений он вообще не писал.

Солдатская наша породаЗдесь как на ладони видна.Солдату нужна не природа.Солдату погода нужна.

Прочно войдя в когорту ведущих советских поэтов, Слуцкий, однако, остался и «непечатным автором». Очень, очень многие его стихотворения не могли быть опубликованы ни при Сталине, ни при Хрущеве, ни при Брежневе. Еще до XX съезда партии в рукописях ходили стихи Слуцкого о Сталине.

Мы все ходили под богом,У бога под самым боком.Он жил не в небесной дали,Его иногда видали,Стоя на мавзолее.Он был умнее, злееТого — иного, другого,Которого он низринул?

Да и после находились темы, которые не принято было поднимать. Даже, пожалуй, не темы, а способ их изложения, некоторые детали. Это касалось и мирного времени, и, тем более, войны. А Слуцкий писал, как правило, честно, прямо, неудобно.

Ежели увижу — опишуто, что вижу, так, как вижу.То, что не увижу, — опущу.Домалевыванья ненавижу.

Вот он и описывал. И складывал в стол? Печатали его стихи и в самиздате, и в «тамиздате». Большой резонанс и долгую дискуссию по всей стране приобрели стихи Слуцкого о физиках и лириках. Его слова «Что-то физики в почете, что-то лирики в загоне» стали крылатыми.

Для того чтобы иметь постоянный заработок, приходилось заниматься переводами — с немецкого, польского (тут переводы Тувима, Ружевича, Словацкого были очень достойными), английского и даже других вовсе неизвестных поэту языков. (Для этого использовались подстрочники. Таким образом зарабатывали многие советские поэты.) Было и много других дел — например, работа с молодежью. Слуцкий любил покровительствовать. Он охотно раздавал рекомендации, подолгу беседовал (в том числе по телефону), советовал. Более того, частенько молодые коллеги просили Слуцкого оказать им материальную помощь, и он не отказывал. Среди поэтов, на которых так или иначе повлиял Слуцкий, Окуджава, Евтушенко, Рубцов, Рейн, наконец Бродский. Нобелевский лауреат называл Слуцкого Барухом и признавал его «самым значительным из ныне живущих русских поэтов». Евтушенко после смерти Бориса Абрамовича также сказал: «Теперь можно сказать то, что почему-то не принято говорить при жизни. Да, я убежден: Слуцкий был одним из великих поэтов нашего времени».

Один из самых трагических эпизодов в жизни Слуцкого произошел в 1959 году. Именно в том году в Союзе писателей на заседании в Доме кино был поставлен на повестку дня вопрос об авторе «Доктора Живаго» — Борисе Пастернаке. А вернее «О действиях Б. Пастернака, не совместимых со званием советского писателя». Выдающегося литератора исключали из Союза. И в этот самый момент Слуцкий послушно поднял руку, стал участником позорного спектакля. В нем участвовали и другие известные поэты и писатели: Шкловский, Мартынов, Тихонов, Панова, Баруздин. Но, пожалуй, только Борис Абрамович так сильно и так быстро ощутил весь ужас своего нравственного падения. До сих пор именно Слуцкому многие не могут простить Пастернака, настолько неожиданно он оказался среди гонителей. Он сам уже через три дня после заседания пытался что-то объяснить, просил прощения у друзей?

Где-то струсил. И этот случай,Как его там ни назови,Солью самою злой, колючейОседает в твоей крови.

Многие знакомые поэта рассказывают, что Слуцкий мучался, переживал тот день до конца жизни. Когда Борису Слуцкому было уже за 40, он женился на молодой женщине — Татьяне Дашковской. Жену он очень любил, хотя не в период ухаживания, недолгое время потом не любил открыто выражать своих чувств. Рассказывают, что когда еще до брака Татьяна приходила к нему, он провожал ее, уже почти ночью, только до входной двери. Он посвятил Тане сборник «Работа», но любовную поэзию не чествовал. Жена, однако же, стала действительно боевой и надежной подругой Слуцкого, печатала на машинке, утешала в случае неудач. А в середине 70-х у нее обнаружился рак лимфатических желез. Борис Абрамович делал все, что мог, — доставал какие-то лекарства, водил к врачам, наконец нашел способ отправить ее в парижскую клинику. Все без толку. Татьяна умерла в феврале 1977 года, а Слуцкий был совершенно разбит горем. Вот тут-то он и начал писать любовную лирику. Буквально за три месяца после смерти жены поэт написал 80 лирических стихотворений, как бы стремясь высказать Тане все, что не успел, стеснялся сказать при жизни.

Я был кругом виноват, а Таня мневсе же нежно сказала: Прости! —почти в последней точке скитанияпо долгому мучающему пути.Преодолевая страшную связьбольничной койки и бедного тела,она мучительно приподнялась —прощенья попросить захотела.А я ничего не видел кругом —слеза горела, не перегорала,поскольку был виноват кругом,и я был жив,а она умирала.

А затем он писать перестал. Совсем. Биографы говорят о тяжелейшей депрессии поэта. (Хотя приходилось читать и о просто помешательстве. Сам Слуцкий, кстати, отмечал в одном из писем: «Написал двести стихотворений и сошел с ума».) Он долго лежал в больнице, затем переехал в Тулу к брату. Психическое расстройство поэта только усугублялось, он категорически отказывался общаться со старыми друзьями и коллегами, пытался броситься под трамвай.

В Туле Слуцкий и умер 22 февраля 1986 года. За два года до смерти был издан последний прижизненный сборник его стихов — «Сроки».