Чоновцы на Осколе - Владимир Долин (Белоусов)

Лицо Василия просветлело.

— Ну, раз так, могу тебя поздравить с удачей: и второй бандит не ушел. Он ранен в руку разрывной пулей и доставлен из Заречья в больницу. Жаль, что нет товарища Стрижова. Нужно установить личность бандита и произвести допрос. От парня можем получить ценные сведения о главарях банды. Меры должны быть приняты срочно. Он уже пытался бежать из больницы. Да и бандиты могут его выкрасть, охрану нужно организовать.

— Допросить мы сможем и без Виктора Григорьевича, — сказал Шорников. — С охраной вот не знаю... Сейчас столько народу надо отправлять по селам. Впрочем, в больнице лежат наши товарищи, раненные бандитами, поговорим с ними. Может, их вооружить?.. Только вот больницу у нас возглавляет не очень надежный человек, хотя и большой специалист, бывший эсер...

— Хирург Османовский?

— Да, он.

Терехов и Шорников вошли в палату. Увидев их, парень с ампутированной рукой, лежавший навзничь, со стоном повернулся набок, лицом к стене. Шорников, успевший мельком взглянуть в лицо парня, молча чуть заметным кивком головы спросил у Василия: «Этот?»

Василий так же кивком подтвердил.

На лице Шорникова отразилось недоумение. Он подошел к раненому парню.

— Сивачов! Ты это?.. Как ты сюда попал?

В ответ послышались сдерживаемые рыдания.

— Ну, ну, горю слезами не поможешь! — склонился над раненым Шорников. Он заботливо натянул на парня спустившееся на пол одеяло и сел против него на свободную койку. Рыдания скоро утихли. Парень повернулся и лег на спину.

— Когда тебя успели покалечить? — спросил Шорников. — И месяц не прошел, как тебя проводили в армию, а ты уж без руки?

Парень ребром широкой ладони вытер слезы, хотел что-то сказать, но, окинув взглядом уставившихся на него всех присутствующих в палате, промолчал.

«Глупо получилось, — решил Василий, — парень при всех ничего не расскажет». Он вышел в коридор и обратился к дежурной сестре:

— Маруся, нельзя ли раненого вынести в отдельную палату?

— Отдельных палат у нас нет. А почему вынести? Он сам выходит в коридор курить. Можно его вызвать ко мне в дежурку и там поговорить.

— Сделайте это, пожалуйста, — попросил Василий.

Через несколько минут раненый парень в сопровождении сестры и Шорникова вошел в дежурку.

Сев за стол, парень попросил у ребят закурить.

— Это Иван Сивачов, — обращаясь к Василию, сказал Шорников. — Приемный сын зареченского мельника Щербатенко, работал у него батраком...

Василий свернул парню цигарку.

— Здесь нельзя курить! — запротестовала сестра.

Но Шорников, зажигая спичку, ответил:

— Ничего, Маруся, пусть покурит, успокоится. Сейчас не зима, окна откроем, комната проветрится.

Сестра вышла в коридор.

— Ну, рассказывай, Ваня, на каком фронте руку потерял? — спросил Шорников, свертывая себе цигарку.

Сивачов молчал. Широкие ноздри его грушевидного носа при каждом вдохе раздувались; под глазами виднелись следы невысохших слез.

Шорников хорошо знал Сивачова. Сиротой, еще до империалистической войны его привез мельник Щербатенко из Харькова. Поначалу пас у мельника скотину, помогал по хозяйству. За это мельник его кормил и одевал. А когда парень подрос, положил ему небольшое жалованье.

Несколько недель назад Ивана вместе с сыном мельника, Павлом, вернувшимся домой из царской армии после Февральской революции в чине подпоручика, мобилизовали в Красную Армию.

— Ну как, будем говорить начистоту, по-дружески или в Чека тебя придется для разговора отправить? — спросил Шорников упорно молчавшего парня. — Где твои документы? Почему ты поступил в больницу под чужой фамилией? Не будешь говорить, мы и без тебя все узнаем. Но тогда пеняй на себя...

Сивачов, затянувшись цигаркой, тяжело вздохнул.

— Эх, жизнь, — сказал он, вытирая ладонью вновь выступившие из глаз слезы. — Что мне рассказывать? Гнали нас на фронт... Боялся я, что там убьют. Вот и сбежал. А руку на вилы...

Шорников резко оборвал его:

— Говори правду, не морочь нам голову! С кем и зачем переправлялся ночью через Оскол? Чего тянешь? Кого выручаешь? В кулаке-мельнике отца родного себе сыскал? Эх, ты! Он тебе даже церковной школы не дал окончить. Темным, неграмотным тебя оставил. А родного сына Пашку на коммерсанта выучил, офицером сделал за счет твоей темноты...

Поняв, что Шорников почти все уже знает о нем, Сивачов признался, что его ранили ночью, что он бежал из армии в составе целого взвода мобилизованных крестьян Валуйского уезда во главе с командиром взвода Пащенко, что все дезертиры примкнули к банде белого офицера Булатникова и скрываются в Думском лесу.

— А где Пашка Щербатенко? — спросил Шорников.

— Эх, — вздохнул Сивачов, — пропала моя бедная головушка. Попал я между двух жерновов...

— Сам виноват... Не хотел с нами идти — попал на сторону наших врагов... Ну, об этом после поговорим. Давай выкладывай о бандитах все, что знаешь. Где Пашка Щербатенко?

— Мельник пригрозил меня убить, если я что-либо расскажу о нем. Он ни за что не хотел отпускать меня в больницу. А я боялся остаться у него...

— Знаем об этом. Теперь не убьет. Руки коротки. Говори: где Пашка скрывается?

— Павел тоже в лесу, он еще до меня сбежал, когда нас на формирование в Острогожск гнали.

— А с кем ты ночью переправлялся через Оскол? Быстрей, быстрей вспоминай, — торопил парня Шорников.

— С Зипуновым, из банды Булатникова... А откуда он, кто такой — не знаю. Зипунов должен был увидеться с матерью Булатникова, передать кому-то оружие, спрятанное у них в саду...

Ни о планах действия банды, ни о численности и вооружении банды Сивачов не знал. В лесу он был всего лишь один день и почти ни с кем, кроме дезертиров, бежавших с ним из армии, не разговаривал.

Успокоив парня и пообещав ему за чистосердечное признание и раскаяние добиться амнистии, Шорников и Василий вышли из больницы.

Шорников был готов пойти и арестовать тут же мать бандита Булатникова, но Василий уговорил его оставить это дело до возвращения из Валуек Стрижова.

ГЛАВА IX

У ворот дома Василий в недоумении остановился.

Тяжелая дубовая калитка исчезла, вход во двор Булатниковых был свободен.

«Неужели Женька свалял дурака? Это скандал! Хозяйка с ума сойдет», — подумал Василий.

С улицы и со двора все окна первого этажа хозяйской квартиры закрывались ставнями, и так плотно, что ни одного лучика света не пробивалось ни в одном окне. Дома ли хозяйка? Есть ли кто у нее?

Поднимаясь к себе на крыльцо, Василий услышал донесшийся от сарая стук ведра и хриплый мужской голос: