Чоновцы на Осколе - Владимир Долин (Белоусов)

— Оказывается, действительно здесь водятся неплохие сазаны...

Ни в голосе, ни в глазах его не было заметно ни злобы, ни раздражения, и только на пухлых, слегка дрожавших губах выступала добродушная улыбка.

— Ну вот, а ты не верил... Золотое местечко! — воскликнул Женька, бросившись сматывать удочки.

Когда братья торопились домой, перед садом на огородах Женьку окликнули школьные товарищи.

— Эй, Рыжик, постой! Куда так скачешь? Боишься, улов протухнет?

— А вы за горохом пришли? Его еще не сеяли. — Подковырнул, в свою очередь, Женька товарищей.

— Пришли посмотреть... Тут наши патрули ночью бандюгу одного подстрелили, — ответил длинный худой парнишка, настороженно покосившись на Василия.

— Это брат мой, — заметил Женька, — давай рассказывай!

— А чего рассказывать? Вот видишь, — кивнул парень головой на примятую сырую землю с оранжевым большим пятном, — тут, видно, его и стукнули. А второй ускакал. Ночью Шорников сам с ребятами ходил. Вздумалось ему по огородам слободу обойти, идут, слышат от реки конский топот. Притаились. Всадники прямо на них. Шорников им: «Стой, пропуск!» А бандюги — стрелять. Ну, ребята залпом из винтовок. Одного насмерть, другой ускакал. Говорят, вплавь они сюда через Оскол перебрались. На переправе ночью с двух сторон наши заставы стоят.

Женька вопросительно посмотрел на Василия.

— Пошли, после купанья как бы мне не простудиться, — Василий дернул братишку за рукав. — Какое нам дело до всего этого...

— Приходи, Рыжик, в клуб, репетицию посмотрим, наши ребята к Первому мая веселый концерт готовят!

— Приду, — крикнул в ответ Женька, поспешая за братом.

ГЛАВА VI

В гостиной мать накрывала стол.

Когда сели обедать, Антонина заметила матери:

— Василия надо как следует кормить, чтобы он скорей поправился. А еще лучше, — обратилась она к брату, — если ты согласишься погостить у свекра в деревне. Помочь бы ему надо в хозяйстве... Понимаешь, старик один не справляется, а сейчас весна. Нужно землю вспахать, о скотине побеспокоиться. А свекор один, с двумя дочками. Природа там изумительная: сады, речка, лес... Вот где ты мог бы хорошо поправиться...

— Ну что ж, — стараясь быть как можно спокойнее, сказал Василий, — я об этом подумаю.

— Вот и Евгений занятия в школе закончит — и тоже туда, в Борки, скотину пасти...

После обеда, когда Василий остался в гостиной вдвоем с сестрой, он спросил ее:

— Что у вас в больнице случилось? Почему ты так долго задержалась?

— Неспокойно у нас в слободе. Сегодня в морг привезли какого-то убитого бандита. А за мной чуть свет приехали на бричке из Заречья к роженице. Приезжаем, а мне хозяин, мельник тамошний, говорит, что роженица ушла на хутор к родственникам, у нее оказалась «ложная тревога», и просит меня оказать помощь своему работнику. Захожу в горницу, на лавке лежит здоровенный молодой парень и стонет, правая рука его обмотана до плеча полотенцами. Сняла я их и вижу, у него в бицепсе сквозное пулевое ранение.

«Где это тебя?» — спрашиваю.

«С амбара, — говорит, — свалился, железными вилами насквозь пропорол».

«Вилами так вилами, — думаю, — мне какое дело». Обработала я, как полагается, рану, сделала перевязку и говорю хозяину, что нужно больного срочно везти в больницу, иначе руку отнимать придется. Но ни хозяин, ни больной не поддаются моим уговорам.

«Лечите тут, — говорят, — что хотите берите, хорошо заплатим...»

Еле растолковала им, что без больницы обойтись нельзя, гангрена может начаться.

— И что же?

— Уговорила в конце концов. Вместе и приехали. Я слезла у дома, а раненого в больницу повезли... Что творится кругом, не поймешь! Вот и думаю: в Борках у свекра тебе будет хорошо. Борки далеко от слободы, там тихо, спокойно, отдохнешь, поправишься...

Ночная стрельба на огородах, убитый патрулями бандит и раненный в руку парень, отправленный сестрой в больницу, — все это в мыслях Василия имело прямое отношение друг к другу и связывалось в одно целое. «Видно, бандиты направлялись за спрятанным в беседке оружием и налетели на засаду наших товарищей, посланных Стрижовым...»

Разговор с сестрой напомнил Василию об Афоне Горобцове, и он решил тут же его проведать. Он зашел на кухню, где мать мыла посуду.

— Мама, я с Женей ненадолго схожу в больницу навестить Афоню Горобцова.

— Сходите проведайте. Только почему с пустыми руками? Так к больному другу не ходят. Минутку подождите, я вам сейчас чего-нибудь соберу.

Мать принесла из кладовки кусок ветчины, отрезала полбуханки пшеничного ситника, завернула в чистую холстину и протянула Василию.

— Вот снесите ему гостинчика, пусть хлопчик поправляется. В больнице не очень-то сладко кормят.

В больнице молоденькая палатная сестра, стараясь выглядеть как можно старше, строго спросила:

— Что-то вы, ребята, зачастили к Горобцову? Уж все бы вместе приходили... Только что Катюша Буланова приходила,теперь вы.

— Мы, Маруся, к нему ненадолго. Продукты передадим и уйдем, — выступая вперед, ответил Женька. — Это мой брат из армии на побывку приехал. — И, обращаясь к Василию, добавил: — Ты не стесняйся, Вася, это наша комсомолка Маруся Ткаченко, дочка директора нашей школы. Она, вроде тебя, в Красную Армию собиралась уйти. В солдаты ее не взяли, так она сейчас тут на сестру медицинскую обучается, чтоб все-таки на фронт удрать, — скороговоркой, тоном взрослого объяснял Женька,

Василий мельком окинул взглядом стройную фигуру девушки в белом халате и пожал протянутую ему маленькую смуглую руку.

— Что же с вами, товарищи, делать? Проходите, только без шума. К нам сегодня новый больной поступил, очень беспокойный и странный парень. Руку ему ампутировали, спит сейчас после наркоза.

Василий насторожился.

— А что у него с рукой?

— Правая рука пробита разрывной пулей. Большая рваная рана, порваны сухожилия, раздроблена кость, начиналась гангрена. Вопил, ругался, уверял, что руку напорол на вилы, пытался убежать из больницы. Но с хирургом нашим Леонидом Францевичем Османовским много не поговоришь. Позвал санитаров, положили парня на операционный стол, на лицо — хлороформовую маску, и руки у парня как не бывало. Сейчас после операции спит.

— Мы на одну минутку. Будем вести себя тише воды, ниже травы, — заверил сестру Василий, открывая в палату дверь.

В просторной, залитой солнечным светом комнате стояли шесть коек. На четырех из них лежали больные.

Афоня Горобцов лежал на койке у окна, против входной двери. Забинтованная по колено нога его покоилась поверх одеяла на подложенной подушке. Афоня сразу узнал Василия и встретил его как старого знакомого счастливой мальчишеской улыбкой.