Звенья одной цепи - Иванова Вероника Евгеньевна

Талант нельзя купить или выпестовать на пустом месте, это женщина усвоила твёрдо. И всё же, каждый вечер старательно отводя взгляд от грифа-искусителя, не понимала, почему так до сих пор и не оставила надежд.

Семь лет назад, отчаявшись воплотить в жизнь детские мечты, Лодия отправилась туда, где собирались все молодые девушки, не желающие несолоно хлебавши возвращаться к родительскому очагу — в Дом знакомств. Подобные заведения существовали лишь в больших городах, исполняя ту же самую роль, с которой счастливо и успешно справляется любая деревенская сваха. Мелкий чиновный и мастеровой люд, коему по цеховым уложениям и прочим условиям нужно было обзаводиться супругой, отправлялись в означенный Дом, чтобы уйти оттуда уже с аленной. Временной, или, как ещё её называли за глаза, походной женой.

Такие браки хоть и были подтверждены соответствующими бумагами, но вроде их и не существовало, потому что в любой день и час муж был вправе отказаться от продолжения временного супружества, а женщина возвращалась в давно покинутое прошлое, если… Если не успевала использовать дарованный судьбой шанс. Лодия с уверенностью могла сказать, что свой шанс не проворонила.

Приглядывая за соседскими детьми, она время от времени наигрывала им на лютне напевы своей родины, непривычные уху столичного жителя, и неудивительно, что, когда в дом к Медному звену Цепи сообщений заглянула, дабы в личной беседе осведомиться о кое-каких подробностях, сопровождающих переписку, одна благородная дама, домашние уроки не прошли втуне. Тоненькая, словно высушенная солнцем и ветром молодая женщина с гладко уложенными блестящими чёрными волосами и глазами, горящими как угольки, но чей взгляд было очень трудно уловить под смиренно опущенными ресницами, приглянулась посетительнице. В первую очередь тем, что не подходила ни под один столичный канон красоты. Скромная, неприметная, послушная, знающая своё место — что может быть лучше? Детей у благородной дамы, правда, не народилось, зато имелись многочисленные подруги, обожающие проводить полуденные часы в разговорах под тихую музыку…

Лодия не выдержала и провела кончиками пальцев по гладкой полировке грифа. Следовало бы ещё хоть раз повторить ту пьесу, ведь завтра у хозяйки ожидается какой-то важный гость, как говорят, ценитель хорошей музыки и музыкантов. Если бы только удалось завладеть его вниманием! Но играть уже поздно, к тому же, не ровен час, муж всё же вернётся, а он ничего не смыслит в музицировании и только морщится, когда слышит звуки лютни.

Семь лет назад Лодия не выбирала — выбирали её, но, можно сказать, и тут ей повезло. Мужчина, пожелавший назвать южанку аленной, тогда ещё совсем молодой, но удивительно бесстрастный для своего возраста, оказался не таким уж плохим супругом. По крайней мере, не поколотил ни разу, как поколачивали многих её подруг. Она даже могла бы его полюбить… Если бы он хоть чуточку больше минут смотрел в её сторону. Но нет, для Ханнера Мори со-Веента временная жена была чем-то вроде коровы или лошади, без которых в хозяйстве не обойтись, но которые не заслуживают лишнего тёплого слова. Впрочем, Лодия не осуждала супруга, ведь она и сама видела в нём только возможность оставаться в столице. Видела поначалу. А когда вдруг решила, что временный брак вполне мог бы стать и постоянным, сразу же поняла: опоздала. Ханнер, и до того не особенно разговорчивый, вовсе замкнулся в себе, на любой вопрос лишь рассеянно или недовольно приподнимая брови.

Очень скоро её нехитрое счастье закончится, и надо будет что-то предпринимать. Если бы только завтра утром всё получилось! Но сможет ли она? Наберётся ли достаточной смелости и страсти, чтобы родные напевы обожгли души слушателей тем самым степным жаром, что приходит в Кейхану каждую осень?

Жар… Здесь тоже бывает тепло, но совсем не такое. Уже наступила весна, а по утрам мостовая и стены домов всё ещё покрываются инеем. Сверкающим, прекрасным, но обжигающе холодным и колким. Да и прямо сейчас что-то серебрится на подоконнике. Словно капля воды упала откуда-то с крыши и застыла драгоценным камнем.

Лодия подошла к окну и вгляделась в мерцающее пятнышко. При близком рассмотрении у искорки не нашлось граней, как у бриллианта, наоборот, края странного светлячка казались пушистыми и манили не хуже грифа…

Пальцы наткнулись на оконное стекло, и женщина зябко отдёрнула руку.

Холодно. Слишком тут холодно. И люди холодные как лёд. Они не желают слышать музыку, которая звучит в душе южанки, и с каждым днём звуки из далёкого детства становится всё тише. Скоро я и сама не услышу себя, вдруг подумала Лодия. Так, может быть, чем скорее, тем лучше? Не будет больше бессонных ночей и безотчётной тяги к лоснящемуся грифу. Не будет стремлений, но не будет и терзаний. Останется один лишь холодный морозный узор, в центре которого пульсирует синеватый огонёк. Раньше Лодия не замечала этого странного оттенка. Он словно бы стал сильнее? Быть того не может.

Пальцы сами потянули щеколду вниз.

За окном не чувствовалось ни дуновения, словно воздух остановился, чем-то напуганный, а может быть, восхищённый. Молчаливая ночь, самая верная подружка из всех, сколько раз они были вместе! Сколько раз слушали тихое дыхание друг друга, надеясь найти в нём упокоение, чтобы забыться сном…

Лодия вдохнула морозную сырость так глубоко, как только смогла, и сразу же ощутила то, что сначала полагала подарком судьбы, а потом нарекла проклятием.

Музыка. Она снова раскрывала свой бутон где-то в костяной клетке рёбер. Протяжная, гулкая, еле слышная, а потом неуклонно набирающая силу. Можно было взять в руки лютню и попробовать сыграть то, что рвётся наружу, но Лодия знала наверняка: не получится. Все звуки, извлекаемые её пальцами, всегда появлялись на свет уже лишёнными жизни. Как будто она боялась отпустить на свободу дитя своей души и собственноручно раз за разом… убивала.

Только она больше не хотела становиться убийцей. Будь что будет, но этот младенец, самый выстраданный из всех, заслуживает рождения! Нужно лишь набраться смелости для первого удара по струнам. Или не смелости, а… Да. Ощущения холода затянувшейся весны. Пальцы должны быть столь же мёрзлыми, как земля, иначе ничего не получится.

Мёрзлыми.

Лодия потянулась к мерцающей, уже густо-синей, искорке, не думая, что снег такого цвета никогда не падал с небес этого мира. Потянулась, чтобы набраться холода, а наполнилась огнём. Пальцы словно попали в костёр, окутались языками бурно полыхнувшего синего пламени и на мгновение потеряли всякую чувствительность, чтобы тут же ощутить всё сразу.

Щербинки подоконника, в которых застыли струйки воды, стёкшие с крыши. Шов на запястье, в сотый раз залохматившийся и слегка натирающий кожу. Свист ветра, снова начавшего свой разбег. Горьковатый дым, потянувшийся из камина: должно быть, среди поленьев попало одно сырое. Струны, впервые встретившие пальцы как друзей, а не как врагов. Мир, огромный и тысячеликий. Но главным было совсем другое.

Лодия чувствовала себя.

Заколка лопнула, тяжёлые чёрные локоны рассыпались по узким плечам. Стен темницы больше не существовало, и душа замерла, выбирая, по какой дороге продолжить свой путь.

Женщина улыбнулась, склонилась над лютней, словно над ребёнком, и раздался крик.

Первый крик пришедшей в мир музыки.

И сейчас…

Был ли я неудачником? В течение прошедших суток — определённо нет. Ровно столько же раз, сколько меня настигало поражение, вслед за ним снисходило и своего рода вознаграждение, которым мне, правда, не удавалось воспользоваться. По причине собственной же дурости.

Что потянуло мою упрямую голову выяснять личность доносчика? Мне и делить с ним было нечего, да и встретиться, возможно, не пришлось бы больше ни разу в жизни. Тогда зачем? Затем чтобы узнать нечто новое. Ещё одну причину старого как мир поступка. Привычка сработала? Она самая. Если тебя много лет подряд учили наблюдать и сопоставлять увиденное со всеми возможными объяснениями, в какой-то миг перестаёшь осознавать, что не нужно пытаться понять всё на свете. И конечно же забываешь себя вовремя одёргивать.